Архонт - Дмитрий Александрович Видинеев

– Невезуха, – прокомментировал Глеб. – Интересно, сколько мы были в отключке?

– Недолго, – отозвалась Агата. – Иначе просто окоченели бы.

Глеб высветил фонарём пространство впереди и охнул: всюду поваленные деревья. Лес вокруг диспансера был мёртвым, словно здание вытянуло из деревьев всю жизненную силу, и теперь весь этот еловый сухостой, ощетинившись острыми сучьями, был повален. Некоторые стволы поломаны, какие-то вывернуты из мёрзлой земли с корнем. Но их объединяло одно: все они упали в противоположную от диспансера сторону, как будто именно от здания шла какая-то взрывная волна. Поваленный сухостой уже успел обрасти слоем снега, и в свете фонаря стволы выглядели как кости исполинов.

– Это мы сделали? – обомлела Агата.

– Вряд ли они упали сами по себе, – хмуро заметил Глеб. – Хорошо хоть мы живы остались.

Он взглянул на Павла. Тот выглядел спокойным, словно его не удивляли ни поваленные деревья, ни вообще ничего.

Отворачиваясь от порывов ветра и колких снежинок, они побрели прочь от туберкулёзного диспансера. Миновали столбы ограды, выбрались на дорогу. Поваленные деревья, здание, кошмар остались позади, и Агата почувствовала себя лучше. В мозгах прояснилось, вернулся здравый смысл, который упорно принялся убеждать, что те покалеченные люди и чудовище – всего лишь галлюцинация. Заклинание вызвало страшные видения. У магии, как выяснилось, была и тёмная сторона, неприглядная. Агата хмыкнула: будет ей и Глебу урок! Ну, ничего, на ошибках учатся. А ещё она поняла одно: если начинаешь новую жизнь, в омут с головой – не вариант!

Когда дожидались автобус на остановке, Глеб спросил:

– Что ты видела?

Агата нахмурилась.

– Уродов каких-то. Это были люди, но их как будто каток переехал. А ещё там было чудовище, – её передёрнуло. – Хотелось бы мне теперь всю эту хрень забыть.

– Я тоже что-то видел, – угрюмо заявил Глеб. – Но уже не помню… Туман какой-то в голове, – он помолчал, а потом тяжело вздохнул и добавил: – Будем считать, эксперимент не удался. Жаль, конечно.

Глава седьмая

В то время, когда Агата, Глеб и Павел мёрзли на остановке возле подмосковного Светинска, в Москве Полина Круглова смотрела голливудскую мелодраму, лёжа на диване в гостиной своей квартиры. «Сопли сопливые», – иной раз комментировала она с ленивым негодованием, но переключать на другой канал и не думала. Ей нравилось наблюдать за нелепым поведением персонажей фильма и угадывать, какую очередную глупость они ещё выдадут.

– Прибила бы сценаристов, – бубнила она, чувствуя себя несравненным критиком. – Нет, на костре бы сожгла, заживо.

Перед ней на журнальном столике лежала горстка изюма в блюдце. Иногда она брала изюминку и принималась её смаковать. Сегодня у Полины был день «П. В. В. Ж.» – то есть день, когда не пришлось никого наказывать или исправлять чьи-то ошибки. Выходной. Расслабуха. День – «Пошли Все в Жопу!»

На экране смазливый парень рассказывал не менее смазливой девчонке о своих чувствах к ней. Полина закинула в рот очередную изюминку и язвительно усмехнулась.

– Да у тебя на роже написано, что ты педик. А девку, где такую отыскали? Ей только шлюшек играть. Вот говнюки…

Она представляла, как сама сыграла бы ту или иную сцену, и в воображении у неё получалось гениально, Марил Стип обзавидовалась бы.

– Лучше бы я в актрисы подалась, – тут Полина лукавила, ведь знала, что в любом случае выбрала бы стезю корректора – без вариантов.

На столешнице запищал ноутбук. Вызов по Скайпу. Это мог быть лишь один человек – Великанов Игорь Петрович. Ни с кем больше Агата не поддерживала видеосвязь.

– Серьёзно? – проворчала она, и швырнула в ноутбук изюминку.

Убавив громкость телевизора, Полина поднялась с дивана и подошла к ноутбуку. Активизировала связь. На экране появилось морщинистое волевое лицо Великанова.

– Вечер добрый, – выдавила улыбку Полина. – Случилось что, Игорь Петрович?

– Случилось, – был ответ. Мощному басовитому голову мага могли бы позавидовать именитые оперные певцы. – И вечер нынче не добрый, Полина. Отнюдь не добрый.

– ЧП?

– Оно самое, – Великанов поскрёб узловатыми пальцами аккуратную седую бороду аля Тур Хейердал, и Полина поняла, что дело действительно экстраординарное. Бороду он скрёб, только когда сильно нервничал, а нервничал он крайне редко. – Мы зафиксировали выброс аномальной энергии. Мощный выброс! И без магии тут точно не обошлось. Давненько такого не случалось.

Говоря «мы», он имел в виду целую команду научных сотрудников, которые в огромном особняке в Подмосковье, круглые сутки, с помощью компьютерных технологий, специальной аппаратуры и магических приборов отслеживали тех, кто нарушал неписаные законы магии. Чаще всего они вычисляли девиантов – самоучек, которые злоупотребляли простейшими заклинаниями и норовившими выложить видеосвидетельства своих достижений в интернет. Но бывали, хотя и не часто, серьёзные случаи.

К примеру, шесть месяцев назад вычислили убийцу, который, освоив единственное, но сильное заклинание, уничтожал с помощью магии людей. Его жертвы в течение короткого времени сходили с ума и кончали жизнь самоубийством, причём одним и тем же способом – прыгали с крыш высотных домов.

И именно Полина вызвалась тогда разобраться с маньяком. Ну, в самом деле, не всё же ей наказывать зарвавшихся девиантов-малолеток и обнаглевших лжеколдунов? Хотелось работы достойной, такой, из-за чего она и выбрала стезю корректора. Хотелось адреналина и заслуженного ощущения собственной значимости.

Убийцей оказался умирающий от рака мозга неприметный тип по фамилии Куницын. Несколько лет он фанатично занимался йогой, вёл исключительно здоровый образ жизни и планировал прожить как минимум до ста лет. А тут опухоль. Неоперабельная. Крах. Конец. И это в тридцать два года. От такой несправедливости в его голове что-то замкнуло, и он озлобился на весть мир до крайности. А особую, лютую ненависть начал испытывать к пышущим здоровьем людям. Он глядел на них с чёрной завистью и возмущался: почему я, а не они?

А однажды Куницын получил по электронной почте письмо с магической формулой и подробной инструкцией. И неожиданно заинтересовался, ведь тот, кто послал письмо, обещал, что заклинание уничтожит болезнь. Шанс? Неужели появился шанс? Обречённые на смерть хватаются за любую соломинку, вот и Куницын поверил в целительное свойство заклинания. Вернее, заставил себя верить, с гневом отметая рациональность и здравый смысл. Магия? Да тут и в дьявола уверуешь, лишь бы была хотя бы малейшая надежда на спасение.

Но существовал один нюанс: у исцеления была своя цена – жизнь других людей. Такое условие у Куницына не вызвало никакого отторжения. Вопрос: «Почему я, а не они?» сменился утверждением: «Я достоин жизни больше, чем они!»

В течение нескольких месяцев он тренировался проецировать магические цепи в сознании, и добился успеха – символы стали сами