Песня для Корби - "Румит Кин"

Так прошло полчаса. Женщина все кричала, появлялись и исчезали какие-то люди, хлопали двери, раздавались и затихали голоса. Воздух был густым и спертым. Дед вспотел и утирал лицо платком.

Корби чувствовал, что погружается в транс. Отделение полиции и компания деда неожиданно принесли ему тот покой, который он так безуспешно искал, пытаясь спрятаться от людей. Именно здесь было настоящее одиночество. Он сидел, свесив безвольные руки между колен, чувствовал под собой грубую железную лавку, смотрел на затоптанный пол и понимал, что ни одна вещь вокруг не взывает к нему. Наконец-то он был один. Лишь какой-то слабый далекий голос, забытое щемящее чувство иногда прорывались сквозь пелену, окутавшую его сознание. Они шептали, что так не должно быть, что он еще жив, что он должен чувствовать. Он попытался разбудить себя, растолкать. «Ты нервничаешь, – напомнил он себе, – нервничаешь, как перед экзаменами или даже больше. Если ты не сдаешь экзамены, то отправляешься в армию. А если ты колешься на допросе, тебя сажают в тюрьму. Или не сажают? Хоть кому-то вообще есть дело до меня и этого дурацкого пистолета? А Ник и Ара? Они скажут правду, или прикроют меня? Вдруг они скажут правду?»

– Хватит трястись, – зашипел старик. – Напортачил, так хоть не будь трусом.

Корби только сейчас заметил, что однообразно подергивает рукой. Он перестал. Казалось, ожидание длится вечно. В какой-то момент дед встал и раздраженно заметил:

– Час прошел.

Он снова заглянул в отдел и выразил свое возмущение Барыбкину.

– Обстоятельства, – ответил тот.

Двадцать минут спустя в коридоре появились Ара и его мать. Женщина увидела Корби с дедом и чуть ли не побежала им навстречу. Она была пожилой и пухленькой, с кожей в три раза светлее, чем у ее сына.

– Здравствуйте, – подскочила она к деду Корби. – Пожалуйста, скажите мне правду! Какую роль мой сын играл во всей этой кошмарной истории? Он никого не убивал? Он говорит, что Вы были там.

Старик удивленно поднял брови.

– Я пришел, когда мальчик был уже мертв.

Корби понял, что дед испытывает садистское удовольствие, не отвечая прямо на вопрос женщины. Он поймал взгляд Ары, влажный и измученный.

– Мама, не надо, прошу тебя, – взмолился черный брат. – Успокойся.

– Как я могу успокоиться – после того, что ты сделал? Как я могу тебе верить?

– Он никого не убивал, – пробормотал Корби. – Там были другие.

– О Господи, хоть одну заповедь ты не нарушил.

– Дайте срок, нарушит, – усмехнулся старик.

– С чего это Вы взяли?

– Дурная кровь.

Круглые щеки армянки вспыхнули от гнева.

– Я забыла, какой Вы человек. Пойдем, сын. – Она схватила Ару за руку как маленького, хотя тот был на полголовы выше ее, повернулась к двери двести пятнадцатой комнаты.

– Его там нет, – предупредил Рябин. Арина мать не послушала его и распахнула дверь.

– Это отдел убийств, да?

– А Вам кого? – Оперативник уже расправился с кукурузой и корпел над какими-то бумагами.

– А, а… кого? – Армянка растерялась и повернулась к сыну. – Ты помнишь, кого?

– Следователь Крин, – сказал Ара.

– Он занят. Вон люди тоже сидят, ждут.

– Понятно, спасибо, – ответила женщина. Она оттащила Ару к лавочке самой дальней от Корби и его деда. Снова ожидание. Корби нервно дергал рукой, ловил взгляды черного брата и задавался вопросом: с кем он? Он догадался, что Ара рассказал своей матери про бутылки с вином, но это ведь не значило, что он сдал Корби. Или значило? «Нет, не значило, – решил Корби, – иначе бы его мама вела себя по-другому. Спасибо, черный брат. Ты все еще мой друг».

Неожиданно открылась дверь соседней, двести шестнадцатой, комнаты, и из нее вышел молодой человек в сером костюме и темных очках. За ним следовал Крин.

– Вы мешаете мне вести дело. Из-за Вас мои свидетели должны торчать в коридоре! Час!

Его спутник слегка пожал плечами. Корби не видел его глаз, но почувствовал, как холодный взгляд незнакомца скользнул по нему, по деду, потом по Аре.

– Здравствуйте. Простите, – раздраженно обратился Крин к свидетелям. – Я заставил Вас ждать. Это не моя вина.

– Здравствуйте, – ответил Корби. Он заметил, что дед навострил уши и как-то по-особенному приглядывается к молодому человеку, на которого досадовал Крин. Между тем следователь открыл дверь своего отдела.

– Барыбкин, ты чем занят? Кукурузой?

– Утром, – спокойно ответил опер, – я обошел десять домов и нашел собачницу, которая видела, как с территории школы уезжала машина. Вот.

Он поднял бланк, на котором что-то писал, и протянул его следователю. Крин взял бумажку, пробежал глазами, засопел.

– Большой зеленый внедорожник с золоченой полосой на борту… закрытый кузов… Лучше, чем ничего. Сопоставьте это описание со следами покрышек и ищите дальше. – Он повернулся обратно к свидетелям. – Рябины пришли в десять?

– Да. Безобразие. – Дед стал возмущаться слишком поздно, и Корби чувствовал, что специально. Но Крин ничего не заметил.

– Я еще раз извиняюсь. Николай, проходите в отдел.

Корби послушно встал.

– Нет, постойте! – запротестовал старик. – Я пожилой человек. Я устал. Я не могу здесь больше сидеть. Здесь душно! А внук молодой – потерпит.

Крин поморщился.

– Ладно, тогда сначала Вы.

Старик, следователь и его молодой спутник зашли в комнату. Дверь захлопнулась. Корби опустился обратно на лавку.

Через несколько минут человек, доставивший Крину столько неприятностей, вышел из двести пятнадцатой и остановился перед кофейным автоматом. Корби снова почувствовал, как по нему скользит взгляд глаз, скрытых за темными очками. У него по спине пробежал холодок. Незнакомое неприятное ощущение проникло сквозь порожденное вчерашним уколом транквилизаторное отупение, сквозь отделяющую от мира стену депрессии. Корби поймал себя на том, что ответно смотрит на незнакомца. Его охватила неясная тревога. «И дед что-то в нем увидел, – подумалось ему, – что?»

В осанке незнакомца чувствовалась военная выправка. Корби помнил эту черту в некоторых знакомых старого полковника, но там все выглядело немного иначе – они уже были пожилыми людьми, а этот парень, казалось, только закончил институт. Корби смотрел, как быстро молодой человек нажимает неподатливые кнопки на морде кофе-машины. Он понял, что в его движениях есть что-то еще, не связанное с осанкой. Что-то хищное, пугающее. Или это только кажется?

Корпус автомата был блестящим, хромированным. В гладком металле отражалось лицо незнакомца. Слишком правильные черты делали его практически незапоминающимся. Корби почувствовал, что молодой мужчина перехватил его взгляд, вздрогнул и быстро отвел глаза.

Незнакомец подул на свой горячий кофе и пошел обратно в кабинет следователя. Потом, как бы нечаянно, заметил Ару и его мать.

– Вы ведь Джинаганалли?

– Одно «л», – ответила женщина.

– Простите. – Молодой человек чуть улыбнулся. – Я как раз хотел с Вами поговорить… без Крина.

– Что еще сделал мой сын?

– Мама, успокойся, наконец! Ничего я не сделал. – Ара тревожно уставился на незнакомца. Корби смотрел на эту сцену и чувствовал, что к нему возвращаются утренние видения. Ему пришла в голову странная мысль, что этот человек мог бы быть в том месте со стенами из красного сукна, стоять у барной стойки и спокойно потягивать из бокала мутную красную влагу. И там на нем не было бы очков.

«Меня опять плющит», – подумал Корби. Когда же это кончится? Он сгорбился и обхватил голову руками.

– Дело не в вашем сыне. Вчера они заполнили некоторые документы, которые не должны заполнять на несовершеннолетних в отсутствии их родителей.

– А, понятно, – успокоилась Арина мать. – И что теперь?