Красивая женщина, купившая дом - Светлана Александровна Захарова

вслух, — неужели к вам приходила женщина? И вы как галантные кавалеры поклялись хранить её тайну?

Кавалеры не ожидали такого поворота дела и не на шутку испугались. Но признаваться пока не спешили. Они лихорадочно соображали, как им выпутаться из этой не только щекотливой, но и становящейся опасной ситуации. Но в их головы ничего умного не приходило.

Следователь уже понял, как тут надо действовать, и пошёл в наступление.

— А домой вы хотите? Небось, мамы заждались, — спросил он.

Кавалеры с надеждой посмотрели на человека, сообщившего долгожданную весть, и согласно кивнули.

— Ага! Значит, хотите. Но вы также должны знать: иногда, чтобы спасти себя, надо выдать другого, особенно, если этот другой — преступник. Так почему вы не хотите помочь следствию? Как только назовёте того человека, мы вас тут же отпустим.

Молодые люди молчали, с трудом переваривая услышанное. Работники милиции терпеливо ждали, но так и не дождались ничего удобоваримого.

— Как же мы его можем назвать, если не знаем ни имени, ни фамилии? — подал голос «серый».

— А если подумать? Описать внешность, например…

— Внешность как внешность, — ответил «бежевый».

Ну, что же, подумал Нагаткин, надо помогать следствию, подключать вариант «Омега».

— Ну и трусы вы, ребята, — сказал он, — чего вы так боитесь? Уехали цыгане отсюда, давно уехали.

— Куда? — невольно вырвалось у обоих.

— Что и требовалось доказать. Так она была красивой цыганкой?

Подследственные изумлённо, буквально разинув рот, смотрели на участкового.

— Уведите их! — приказал следователь, а потом заметил, — надо их отпускать, как обещали. Конечно, под подписку о невыезде — на суде они ещё пригодятся как свидетели. Ничего они больше не знают, только путаются под ногами. К тому же ранее не судимы.

Далее все пошли обедать. Надо было копить силы для следующего допроса, хотя никто не надеялся, что Рысьев в чём-нибудь признается. Но надо ему хотя бы нервы потрепать, пусть знает, что здесь не курорт. К тому же необходимо узнать его мнение об этих деловых цыганах.

Но Николай Павлович явился на допрос не просто недовольный, а откровенно злой. Он уже понимал, что его раскусили, а потому в разговоре с ментами не выбирал выражения. Присутствующий на допросе адвокат пытался, но не смог его образумить. Рысьев активно хамил, потому что терять ему было нечего.

— Я не знаю никаких цыган! — орал он что было мочи, — и нечего на меня вешать всех собак! Если уж со своими тупыми мозгами не можете найти настоящих виновных, так честно признайтесь в этом. Ишь чего, цыган каких-то выдумали.

Однако, как он ни ерепенился, а признаваться ему пришлось. Правда, не сразу. Сначала работники милиции терпеливо выслушали немало нелестных тирад в свой адрес.

— Сколько ты зарабатываешь, начальник? — задал он вопрос следователю и цинично усмехнулся, — ой, да это один день моего отдыха в Сочи! Как же ты живёшь на эти деньги? А если меня посадишь, какую премию тебе дадут, на ботинки-то хватит?

Следователь не обратил внимания на вопрос, как будто его и не было. Зато заметил, что отдых в Сочи, видимо, придётся отложить на несколько лет. Даже если Рысьев ни в чём не признается, улики против него имеются. Отпечатки пальцев на обломке от иконы очень чёткие.

— А, может быть, это ваш дотошный участковый отпечатки оставил, а вы их с моими путаете? Это же он с этой деревяшкой возился, как с писаной торбой, — Рысьев бросил на Нагаткина недобрый взгляд, — да если бы я знал, я бы пристрелил его ещё там, в чистом поле.

— И получил бы пожизненное заключение, — резюмировал следователь. Рысьев взорвался, из его уст опять понеслась нецензурная брань.

— Ах, пожизненное? Мы это понимаем. Вы и сейчас, я смотрю, мне пожизненное шьёте! Вам сгноить человека ничего не стоит, на то вы и менты, на то и мусора.

Адвокат решил его успокоить. Что это человек кипятится зря? Никакое пожизненное заключение тут ему не полагается. Согласно Уголовному кодексу, от трёх до пяти лет. Да и этот срок при определённых обстоятельствах может быть существенно сокращён.

Рысьев замолчал и несколько секунд внимательно смотрел на адвоката, а потом обратил свой взор на следователя.

— Это правда? — спросил он с надеждой в голосе.

— Правда, — ответил следователь, — мы люди справедливые. Даже срок может быть сокращён по двум обстоятельствам: чистосердечное признание — раз, найденные иконы — два. Так что думайте, гражданин Рысьев.

— Никаких икон у меня нет!

— Уведите его!

Но Рысьев не сдвинулся с места, а даже как-то сник, обмяк и опустил голову. Стражи порядка напряглись: что-то должно проясниться. И не ошиблись. Помолчав пару минут, подследственный заговорил.

— Да, это я унёс иконы, сложил их в мешок, бросил в багажник машины, а потом поехал к условленному месту и передал их доверенному лицу Хозяина. С Хозяином разговаривал только по телефону, в глаза его никогда не видел. Иконы передал. Потом забрал пацанов, которые в деревне бабулек отвлекали. Вот и всё.

— Что за доверенное лицо?

— А я знаю? Мужик лет сорока, в джинсовом костюме, в тёмных очках. Волосы светлые, рост высокий. По телефону мне его именно так описали, и я его сразу узнал.

Час от часу не легче, подумал Нагаткин. Он чувствовал, что преступник говорит правду. Где иконы, он действительно не знает, а цыган и в глаза не видел.

— Вот давно бы так, — похвалил Рысьева следователь, — похоже на правду.

Преступник воодушевился, как будто у него свалилась гора с плеч.

— Три года? Это ерунда! Через полтора буду на свободе. Ещё и на Канары съезжу.

— Желаем успеха.

Рысьева отвели в камеру. Теперь материалы можно было отправлять в суд. Хозяина они, конечно, никогда не найдут. Действует он, скорее всего, в Москве, не на их территории. А им бы со своими преступниками разобраться.

И только у Нагаткина раскалывалась голова от тяжёлых дум о нераскрытом преступлении.

Глава 16

В особняке Мезенской готовились к приёму. Всё необходимое для того, чтобы накрыть стол, Олег привёз из Москвы, из ресторана. Кое-что купили и в местном магазине — туда два раза отправляли Тимофея с корзиной. Он теперь был слугой двух господ.

Марина Станиславовна радовалась предстоящей вечеринке. Она устала жить одна. Владимир обещал быть с женой, которую она до сих пор не видела и не оценила. Кроме того, он обещал привезти из Москвы свою немногочисленную родню: тётушку с мужем и её племянницу.

Обещала приехать и оценить дом дочь Настя, хотя мама и не слишком верила её обещаниям. Насчёт Насти была договорённость Олега