Красивая женщина, купившая дом - Светлана Александровна Захарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Серьёзная дамочка, вредность вперёд её родилась, — заметил Нагаткин, — но что же поделаешь, ордера на обыск у нас нет, придётся оформлять.
Владимир, выйдя на улицу, остановился. У него родилась гениальная, как он решил, мысль. Надо обследовать подвал, ведь вход туда всегда открыт. Попутчик согласился — пока не стемнело, там можно что-нибудь увидеть.
— Тимофей, тебя хозяйка зовёт, — крикнул Деревянкин, чтобы устранить на время нежелательного свидетеля. Когда он ушёл, они пошли вдоль стен, почти касаясь их, а потому в окно никто не мог их увидеть.
Двое мужчин не без опаски спустились в подвальное помещение. Через единственное небольшое окошко в подземелье проникал слабый свет. Когда глаза привыкли к полумраку, они увидели, что подвал очень хорошо просматривался.
Обойдя подвал полностью, сыщики не нашли здесь ни битых кирпичей, ни мусорных свалок, ни даже каких-либо перегородок. Имелись только несущие конструкции — колонны и трубы горячей и холодной воды. Стены сплошные каменные, без штукатурки. А влажный тёплый воздух ударил им в нос сразу, как только они вошли.
Здесь нельзя делать тайник для икон, они просто сгниют.
— Получается, мы прокололись, или дамочка что-то не договаривает, — подал голос Нагаткин, — вы её хорошо знаете?
— Да нет, откуда же. Только что поселилась. У неё личная драма. Любовник, который ей в сыновья годится, решил её бросить, а в качестве компенсации подарил дом. Теперь она в одиночестве раны зализывает.
— Занимательная история, — отметил милиционер, — ей бы радоваться надо, а не грустить. Зачем любовник, когда есть такие хоромы?
Так Нагаткин высказался вслух, а про себя подумал, что всё это очень подозрительно. Он знал, что иногда вот таким экзотическим способом скрываются от правосудия.
Глава 14
Татьяна с Сергеем сидели в неуютной ординаторской большого онкологического центра и ждали врача-хирурга. Римма Степановна только что перенесла операцию по удалению раковой опухоли, и они, естественно, волновались.
В помещении в это время никого не было, и Татьяна от нечего делать изучала обстановку. На окне стояли комнатные цветы, на стенах висели картины с пейзажами, а на столах лежали бумаги, как в любой конторе. Ничего необычного, всё, как везде. А ведь они находились в раковом корпусе, откуда никто не выписывается полностью здоровым. Кому повезёт, проживут от двух до пяти лет, остальные умрут в течение года.
Раковых больных Татьяна не раз встречала в жизни, и у всех у них была невесёлая перспектива. Римме Степановне тоже ничего хорошего не обещали. Более того, ей не рекомендовали делать эту операцию. Возраст, говорили медики, больная может не выдержать наркоза, умереть на операционном столе или же от послеоперационных осложнений. А вот с трубкой, которую ей установили, можно жить.
Римма Степановна, которая жила с трубкой-костомой больше месяца, возмутилась. Жить и дальше с этой противной трубкой она не намерена. И хотя врачи предупредили, что операция — это большой риск для её жизни, она решительно пошла в наступление и настояла на операции.
— Мне терять нечего, — заявила она, — я не девочка молодая, умру так умру.
Ни Татьяна, ни её сын Сергей не ожидали от неё таких заявлений. Логичнее было бы предположить, что она впадёт в панику, узнав о своей неизлечимой болезни. А скрыть, что у неё рак, в наше время невозможно. Это раньше все лечились в общих больницах, а теперь есть онкологические центры, предназначенные только для раковых больных.
И вот операция позади, а врач всё не идёт, хотя они с ним созвонились и договорились о встрече. Сергей хмуро молчал, не зная, что думать, а Татьяна знала, что Римму Степановну нельзя сравнивать с другими старушками, она бабуся крепкая.
Устав от затянувшегося ожидания, она встала и подошла к одной из картин, чтобы получше разглядеть её вблизи. Нарисованный пейзаж был весьма экзотическим: по дикому горному ущелью протекала речка; дикий горец поднимался по склону вверх; наверху красовалась дикая растительность. Дикость какая, подумала она, и пошла было изучать следующую картину, но не успела, появился хирург-онколог, специализирующийся на раковых заболеваниях кишечника.
— Салихов Садит Гусамович, — представился он, — слушаю вас.
Мужчина был крупный, темноволосый с явными восточными мотивами во внешности. Возраст немолодой, ближе к шестидесяти. Значит, врач опытный. Так оценила его Татьяна, и в общем он ей понравился.
— Мы Поляковы, только что прооперировали нашу маму Римму Степановну, ей 85 лет, — начал говорить Сергей.
— Помню, помню… Она у вас слегка приболела раком. Мы его убрали, и сейчас она, как новенькая, находится в реанимации. Туда поступают все больные после операции.
— И долго она там будет? — спросила Татьяна.
— Пока не помрёт!
Однако странно разговаривает доктор с родственниками больной бабушки. Или дела совсем плохи, или у него стиль такой?
— Вы же сказали, что всё благополучно.
— А вы разве не знаете, что от рака умирают? У нас тут недавно молодой парень умер, а ей сколько лет? Сердечко еле- еле…
— Знаем, — сказала Татьяна, — умирают, но не сразу. Она у нас из породы долгожителей.
Она посмотрела на врача так, что он смутился. Ничего, пусть глупости не болтает.
— Что от нас требуется? — спросил Сергей. А вдруг этот Садит Гусамович на взятку будет намекать или скажет, что лекарств дорогостоящих в больнице совсем нет — это надо знать.
— Вы сами-то умеете рак лечить? — Садит Гусамович смотрел на них насмешливо, — нет? Значит, от вас ничего не требуется. Идите домой, звоните завтра утром.
— Извините, что отнимаем у вас время. Спасибо вам.
Ничего, ничего, мне всё равно делать нечего.
Да, тот ещё субъект. Ему тут, наверное, до того всё осточертело, что без шуток не обойтись. Разве легко и приятно ли копаться в кишках, да ещё раковых. Татьяна всегда уважала медицину как науку, но практическая деятельность приводит её в ужас.
Следующие два дня, субботу и воскресенье, супруги Поляковы сидели у постели больной. Вставать ей было нельзя, есть и пить тоже. Работала система жизнеобеспечения — капельница с глюкозой, через неё же вводились в вену антибиотики. Если бы Римма Степановна знала, что вен у неё практически нет, она бы ни за что не согласилась на эту операцию.
Вот и ещё одна причина, почему старым людям не рекомендуется делать сложные операции. Медсёстры упорно не попадали иглой в вену, и уже на третий день руки бабушки представляли собой ужасное зрелище — сплошные синяки и кровоподтёки. Римма Степановна уже проклинала себя, дуру старую, за эту операцию. Сидела бы спокойно дома,
