Принцессы Романовы: царские дочери - Марьяна Скуратовская

Шиллер оказался провидцем в этом вопросе: Мария Павловна действительно потрудилась для искусства.

Мария Павловна стала регулярно устраивать музыкальные фестивали, литературные вечера, организовывала празднества и карнавалы.

Она подружилась с Гете. Встретившись в ноябре 1804 года, принцесса и «великий веймарец» не прерывали общения до самой смерти поэта. Гете помогал Марии Павловне в ее первом знакомстве с культурной жизнью Веймара, много беседовал с ней об искусстве и философии. Можно сказать, русская великая княжна стала ученицей величайшего из немецких поэтов. Причем она сознавала, что это не она благоволит к Гете с высоты своего происхождения, а он снисходит к ней с высоты своего гения!

С 1805 года Мария Павловна посещала лекции, которые Гете читал у себя дома. Они регулярно вели переписку. «Ценность мудрости только увеличивается, когда ее путеводителем становится дружелюбие, не говоря уже о ясности, когда она облагорожена воззрением высокого ума», – писала принцесса поэту… Двумя культурными центрами Веймара были дома Марии Павловны и Гете, причем они словно бы являлись единым целым, двумя ядрами, заключенными в одну оболочку. «Все, кто приезжал в гости к Марии Павловне, оказывались в гостях у Гете, и наоборот», – отмечали современники. Среди гостей этих двух домов были члены русской императорской фамилии, в том числе Александр I, а также А. Тургенев, В. Жуковский, С. Уваров, З. Волконская. Покидая Веймар, Волконская, искренне привязанная к Марии Павловне, оставила следующие строки: «Удаляясь от пантеона великих писателей германских, моя душа исполнена чувствами благоговейными. Все там дышит наукой, поэзией, размышлением и почтением к гению. Гений там царствует, и даже великие земли суть его царедворцы. Там я оставила ангела, проливающего слезы на земле».

В 1808–1811 годах Мария Павловна вместе с принцессой Каролиной посещала лекции художника, искусствоведа и историка Иоганна Генриха Мейера. Для женщин их ранга это был беспрецедентный поступок, который высоко оценил Гете. Интерес к истории у герцогини Веймарской вскоре сделался основным, и спустя много лет, в 1852 году, она основала Историческое общество Веймара.

Дружила наследная принцесса и с Шиллером, но эта дружба продлилась недолго: в начале мая 1805 года поэт скончался. Марии Павловны в это время не было в Веймаре, она с супругом и принцессой Каролиной ездила в Лейпциг. Вернулась спустя два дня после похорон. Но свое уважение к памяти Шиллера она смогла выразить лучше, чем кто бы то ни был: Мария Павловна заботилась о вдове и сыновьях поэта на протяжении всей своей жизни.

Лето 1805 года выдалось засушливым и неурожайным. Мария Павловна, желая помочь своей новой родине, на собственные деньги закупила хлеб. Только благодаря ее доброй воле герцогство избежало голода. Тогда юную герцогиню Марию впервые назвали ангелом-хранителем Веймара.

О реакции жителей герцогства сообщает тогдашний ученый И. Фойгт: «Народ на нее молится, доброта Марии Павловны подействовала на него и сильно умерила его обычную грубость. Народ постоянно чувствует ее тихое заступничество, и я теперь понимаю, что может значить имя Марии в католическом символе веры».

В честь принцессы-благодетельницы загородная резиденция герцогов близ Эйзенаха Вильгельмталь была переименована в Мариенталь.

Тем же летом Мария Павловна ездила в Россию, гостила в Павловске у матери. Вдовствующая императрица Мария Федоровна очень тревожилась о здоровье своей третьей дочери, отданной замуж в чужие края, и Мария Павловна решила живым примером доказать, что она здорова, счастлива и процветает. Молодая женщина была беременна, но носила легко, почти не ощущая своего положения. Рожать она уехала в Веймар и, не в пример своим несчастным старшим сестрам, легко справилась с наиглавнейшей женской задачей. В сентябре 1805 года на свет появился принц Павел Александр Карл Фридрих Август. Правда, этому малышу не суждена была долгая жизнь: он умер в апреле 1806 года…

В 1808 году Мария Павловна снова родила, на этот раз девочку, окрещенную Мария Луиза Александрина. К счастью, малышка оказалась здоровее своего брата, выросла, вышла замуж и скончалась только в 1877 году.

Вторая дочь Марии Павловны, Мария Луиза Августа Катарина, родившаяся в 1811 году, также дожила до старости, скончавшись в 1890-м.

И лишь в 1818 году появился на свет долгожданный сын, Карл Александр Август Иоганн, великий герцог Саксен-Веймар-Эйзенах, который тоже радовал родителей крепким здоровьем. Он даже застал новый век: умер в 1901 году.

За свою долгую жизнь в Веймаре Мария Павловна прославилась своей благотворительностью, и ее не без оснований называли матерью нации. «Померанцевое деревце» славно прижилось на новой земле. Интересы Веймара Мария Павловна ставила даже превыше интересов России. Когда Веймар присоединился к Рейнскому союзу, поддерживающему Наполеона, к тому моменту уже воевавшего с Россией, свекор Марии Павловны, Карл-Август Саксен-Веймарский, решил пополнить опустевшую казну и выплатить французам контрибуцию из приданого своей богатой русской невестки.

Согласно закону, установленному еще императором Павлом I, ровно половина приданого всех его дочерей, выходивших за иноземных владык, продолжала храниться в российских банках. Если принцесса умирала – эта часть приданого так и оставалась в России: это служило принцессе защитой от возможного убийства ее новыми родственниками из корыстных побуждений, которые не чужды и людям королевской крови, особенно если кроме крови и короны у них почти ничего нет, как у большинства немецких королей, князей и герцогов… Также благодаря этому неожиданно мудрому для покойного императора решению его внуки, дети усопшей Елены Павловны Мекленбург-Шверинской, были материально обеспечены, несмотря на то, что войска Наполеона разграбили земли их отца.

А Карл-Август Саксен-Веймарский хотел «приданым великой княгини пополнить казну Веймара». Но любой член Рейнского союза, вольно или невольно, становился врагом России. Мария Федоровна писала генералу А. Я. Будбергу: «…деньги эти, употребленные в уплату наложенной Наполеоном контрибуции, пойдут на издержки войны, которую он ведет против нас!»

Особенно оскорбило вдовствующую императрицу то, что ее дочь, великая княгиня Мария Павловна, поддержала Карла-Августа в его наглой просьбе и сама в письме просила мать выплатить эти деньги, чтобы помочь «ее бедствующей родине». Тем самым Мария Павловна четко расставила акценты: ее родина – Веймар, а не Россия. И она сделает все, чтобы помочь Веймару.

Тщетно Мария Федоровна увещевала дочь, напрасно она писала: «…половина приданого помещена в российских бумагах не потому только, как напрасно говорится в письме, что оно при известных обстоятельствах должно возвратиться в русскую императорскую казну, но для обеспечения великих княжон. Это неприкосновенный запас для их обихода, для их детей, какие бы обстоятельства ни случились с ними в чужих краях. Самое естественное, как и самое надежное обеспечение великих княжон в том, что капитал, на который могут они жить, имея средства в запасе, находится в их родной стране».

Возможно, Мария Павловна и ее свекор надеялись, что безумная любовь, которую Мария Федоровна питала к своим оставшимся в живых дочерям, заставит ее преступить закон и втайне от сына, Александра I, занятого войной и политикой, направить дочери и ее новой родне столь нужные им средства… Но Мария Федоровна была, во-первых, очень благоразумной женщиной, а во-вторых – искренней патриоткой России. Она отдала письма Карла-Августа Саксен-Веймарского и Марии Павловны своему сыну – и предоставила императору решать судьбу приданого сестры. Собственно, его решение было вполне очевидно и предсказуемо.

6 мая 1807 года Александр писал из Бартенштейна, где тогда находилась главная квартира армии: «Я с особым вниманием рассмотрел прошение кабинета этой страны о том, чтобы получить заимообразно полмиллиона рублей, которые составляют половину приданого моей сестры и, в силу ее брачного договора, должны оставаться в России. Как ни желательно мне содействовать облегчению положения страны, сделавшейся вторым отечеством сестры моей, я не могу не принимать во внимание тех весьма основательных распоряжений, которые были сделаны относительно приданого моих сестер – великих княжон моим покойным отцом… Равным образом я не могу не принять во внимание настоящего положения дел, когда из-за неслыханных бедствий Саксен-Веймарское герцогство разделяет печальную участь большей части Германии, стонущей под игом французского правления, и когда, следовательно, всякая денежная помощь, оказанная Веймару, не замедлит перейти в сундуки неприятеля и будет употреблена на войну, которую он ведет против нас…»

Это был недвусмысленный отказ. Пусть и безупречно вежливый, элегантный, в стиле безупречного и элегантного государя, каким представлялся Александр I… И, возможно, каким он и в самом деле являлся. Бабушка, императрица Екатерина Великая, вырастила его прекрасным дипломатом. И в своем отказе он предлагал оппонентам понять позицию русского императора, отказ которого «происходит вовсе не от недостатка доброй воли». Александр писал: «…я всегда буду готов всячески доказать мое благорасположение и уважение, лишь бы не вопреки основным законам моей империи и обстоятельствам».