История Стража: кинжал Судьбы - Светлана Кобелева

— Ты пришла меня уничтожить?

Я оцепенела, не зная, что ответить, не зная, что делать. Он оперся своими худощавыми руками об поверхность стола и встал, отодвинув стул. Я отшатнулась, испугавшись его вида. Он удивленно посмотрел на меня, слегка поджав губы. Овладев собой, я протянула ему свою ладонь:

— Пойдем, нужно покинуть это место.

Он отрицательно покачал головой:

— Мне нельзя покидать это место.

Его речь была немного замедленной, как будто ему было трудно выговаривать слова. Он слегка пошатнулся, но вновь обрел равновесие, вцепившись в спинку стула. Я обратила внимание, что его тонкие пальцы оканчивались длинными, загнутыми ногтями, с желтоватым оттенком.

— Пойдем — больше никто не помешает тебе уйти отсюда…

Он встряхнул головой, отчего его волосы упали ему на лицо.

— Я не покину это место!

Отчаяние охватило меня, я не знала, что делать дальше.

— Ты можешь быть свободен, тебя отведут в более безопасное место, где ты научишься управлять своей силой.

Мужчина горько рассмеялся, и хриплые звуки наполнили своды его обители.

— Этой силой нельзя управлять…, - от безысходности он развел в разные стороны руки, — она не управляемая, она заполняет всего тебя, делая все вокруг несущественным, не нужным. Ты только можешь ощущать ее мощь и осознавать, как все мелко перед ней, в особом случае ты сам!

Пытаясь его успокоить, я подошла к нему, и, преодолевая свой страх, дотронулась до плеча. Он вздрогнул от прикосновения, но не отстранился.

— Как тебя зовут?

Мужчина недоуменно взглянул на меня.

— Кого?

Медленно, стараясь, чтобы он осознал смысл сказанного, я повторила:

— Как, тебя, зовут?

— Меня?… Я никто, у меня больше нет имени, нет прошлого, нет будущего — есть лишь это жалкое существование. Все, что помнил — все это исчезло, не оставив после себя ни следа.

— Но у тебя должен быть хоть кто-то?

Он печально улыбнулся и повернул в мою сторону голову:

— Нет… Они умерли, все они умерли… У меня осталось только это, — и мужчина обвел взглядом всю комнату.

— Все можно изменить!

— Нельзя… Это уже свершилось и ничего нельзя исправить. Существует лишь один выход для меня — смерть!

Я отшатнулась от него:

— Это не выход — это жалкий побег от реальности, из жизни.

— Как же ты не поймешь! Это не жизнь: каждый день видеть эти стены, и кроме них ничего; получать видения, разрывающие разум, душу на мелкие куски. Для меня смерть — свобода!

Я сцепила пальцы, стараясь пересилить, преодолеть желание закричать. Приблизившись вновь ко мне, он положил свою ладонь на мои сцепленные руки и взглянул в глаза. Мне показалось, что в их глубине что-то заворочалось, как будто там кто-то живет. Я в страхе зажмурила глаза, стараясь забыть увиденную картину.

— Знаю, что ты пришла, чтобы помочь мне достичь того, чего я хочу…

Закачав головой, я попыталась не слушать его слова, но они как змеи вползали в уши, в душу:

— Нет!

— Да. Твоя сила — это оболочка, сосуд, который способен поглотить в себя другую силу, а сам по себе он не обладает ею. Ты, наверное, знаешь, что как любой организм — жизненная энергия обладает защитной реакцией, то есть, принимая в себя чужую — она ее отторгает. Но ты… ты способна принять в себя чужую силу и она со времен сольется с твоей — никакого отторжения не произойдет!

Вырвав свои пальцы из его рук, я посмотрела на него, избегая смотреть в глаза:

— Это ложь! Я обладаю даром такой мощи, что меня приняли в черные мастера.

Он вновь печально улыбнулся, как глупому ребенку. Затем сел на пол и стал чертить в пыли какие-то буквы, символы. Так прошло несколько секунд, пока тишину не разорвал его хрипловатый голос:

— Как любой сосуд покрывается изображением, так и твоя сила приобрела ту энергию, которую излучает, погружая всех в глубокое заблуждение.

— Нет…

— Тебе предназначено завладеть тем, что есть во мне. Ты должна меня убить. Я не могу постареть, пока из меня не выйдет то, что поддерживает жизнь. Меня нельзя убить обычным оружием.

— Нет…

Его лицо исказила гримаса гнева, который нашел выход в том, что он опрокинул стол и стул. Страх стал захватывать тело, покрывая его мелкой дрожью и липким потом. Я стиснула губы, боясь, что заскулю, как трусливая собака. Он остановился, его немощная грудь то вздымалась, то опадала.

— Прости…но мне нельзя жить… Я обладаю даром изменять события.

— Это невозможно!

— Возможно. Это мощное оружие, способное нанести вред даже в руках света.

— Как…

— Выслушай меня, прошу! — мужчина стал спешить, как будто боясь, что не успеет. — Оно уже нанесло вред. Белые мастера уже пытались прекратить вражду среди племен нортландов и мори, чтобы впоследствии привлечь их на свою сторону. Все старания привели к тому, что эти два народа объединились и на удивление организованной армией атаковали Голаден. Старые люди поистине иногда бывают, как дети… Белые маги своим вмешательством в колесо судьбы, способствовали этой войне, на которой гибнут множество людей.

— Они не могли…

— Я не утверждаю, что они совершили это в злых помыслах, нет… Они поступили так во имя добра, но это все обернулось более большим злом, чем если б было совершенно темными магами… даже на первый взгляд такое безобидное изменение.

— Это не правда! Ты не мог?! Такое невозможно совершить!

— Могу, потому что сила, живущая во мне, позволило это сделать. Если Совет белых вновь решится повторить свое вмешательство в судьбу мира, нельзя предсказать к чему это может привести.

— Но как я могу тебя убить, если…

— У тебя есть подарок отца — кинжал Судьбы. Он способен высосать то, что поселилось в моем теле.

— Но почему?

Я склонила голову, пытаясь забыть все, что было им сказано, но ничего не получалось. Стон отчаяния вырвался из моей груди. Закрыв лицо руками, почувствовала, как из глаз потекли слезы.

— Ты сама понимаешь, что должна это совершить. Ты не хочешь признать, но это должно свершиться. Я видел…

Подняв на него полные слез глаза, я достала, спрятанный под моим одеянием, кинжал. В моих руках он заблестел, покрываясь багряными жилами, сияющими в темноте. Мужчина улыбнулся и произнес:

— Так суждено, — его голос был абсолютно спокоен.

Он стоял предо мной болезненно худой с почти прозрачной кожей, высоко подняв голову, и ждал. В его глазах не было ни просьбы, ни обреченности — лишь пустота. Во мне стал медленно подниматься гнев, злость на него, заставляющего такое совершить. Сжимая рукоять в форме креста, я почувствовала, как кровь вскипает в венах и течет по руке. Меня наполнила жгучая боль. Вскоре ладонь засветилась голубоватым пламенем, переходя на лезвие клинка, смешиваясь с его собственным сиянием. Слезы струились по щекам, мутной пеленой застилая глаза. Я сжала рукоять покрепче и, размахнувшись, вонзила ему в грудь. Его тело стало медленно опадать к моим ногам. Его глаза изменились — черная пелена, застилавшая их, сузилась в зрачок. Они были голубые, чистые, как воды озера. Он не переставал улыбаться, но теперь его улыбка была мучительно-сладкой. Гнев резко исчез, и я поняла, что совершила — упав на колени, обняла его голову одной рукой, другой до сих пор держась за рукоять кинжала. Слеза ужаса и раскаянья брызнули из глаз.