Король Руси (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

Бах! Бах! Бах!

Вновь ударили орудия, быстро перезарядившись. Удалось уложиться в тридцать секунд, благодаря картузам с готовыми пороховыми зарядами. Швейцарцы шли довольно быстро и решительно, поэтому с тех же позиций и того же возвышения стволов ядра угодили в самую гущу строя.

Бах! Бах! Бах!

Вновь полетели ядра. В этот раз одно не уложилось по горизонту рассеивания и прошло мимо баталии. Остальные же вновь собрали обильную жатву.

Швейцарцы, раздраженные столь бессовестным расстрелом, ускорились. Но это было плохой идеей. Потому что с дистанции в семьдесят метров орудия жахнули по ним уже картечью. Совершенно не знакомым им видом снаряда, который вошел в военную практику лишь в XVI веке. Тут же Иоанн его стал употреблять раньше.

И одновременно с этим начали стрелять аркебузиры.

— Па[7]! — Рявкнул сотенный командир и первая линия стрелков окуталась дымами. А после, не мешкая, стала отходить назад, давая место стрелкам второй линии.

— Па! — Вновь рявкнул сотенный. И вновь аркебузиры дали залп, который, как и первый, собрал обильный кровавый урожай среди первых линий швейцарцев. Тех самых, что были лучше всего вооружены и снаряжены.

А тем временем артиллеристы лихорадочно пытались перезарядить орудия. Что им и удалось, когда до неприятеля оставалось шагов двадцать. Очень уж замедлилась баталия от такого сурового обстрела. Сложно было перебираться через трупы своих собратьев.

Бах! Бах! Бах!

Загрохотали стволы, выплевывая картечь в лица швейцарцам. И артиллеристы, вместе с аркебузирами, только что давшим последний залп, ринулись сквозь позиции пикинеров и рондашеров. Благо, что три линии аркебузиров уже прошли в тыл и особой давки не возникло. А ряды построения сомкнулись сразу за прошедшими.

Швейцарцы взревели и ринулись вперед. Но стоящие перед московской пехотой орудия с кучей сопутствующего барахла, смешали строй атакующим. Из-за чего они не смогли ударить слитной массой. Образовались бреши в едином фронте швейцарцев и московские рондашеры устремились туда, обнажив свои клинки.

Для Иоанна эти ребята были плодом осмысления битвы при Алексине. В оригинальной же истории подобных бойцов применяли испанцы в своих терциях, что позволяло им довольно уверенно бить швейцарцев. Даже отбросив в сторону огонь из стрелкового оружия — в обычной контактной сшибке.

Вот и тут получилось все также, как у испанцев XVI века. Причем ситуация усугублялась еще тем, что московские пикинеры, по аналогии с сарисофорами Александра Македонского, несли средних размеров щиты на плечевом подвесе. Что давало им довольно серьезную защиту лица и шеи — самых уязвимых зон у пикинера. Ведь в натиске никто амплитудных ударов пиками не проводил. Просто давили или коротко тыкали.

А рондашеры тем временем отчаянно резали супостатов в ближнем бою. Благо, что им было чем. Иоанн вооружил их укороченными версиями кончаров — считай рапирой. То есть, ребята тупо тыкали граненым штыком длинной полметра в супостатов, работая с ними накоротке.

Тем временем конница Казимира пыталась обойти фланги пехотного построения Иоанна и ударить ему в тыл. Но без всякого результата. Заметив арбалетчиков, а потом и аркебузиров на вагенбурге, ни польско-литовская, ни итальянская конница к ним не приближалась. И рогатки штурмовать не пыталась.

Спешиться и идти приступом на вагенбург и рогатки тоже ни одна горячая голова не предложила. Совсем недавно отгремели гуситские войны. И многие были в курсе того, чем грозит такой волюнтаризм.

Но вот, наконец, измученный швейцарцы дрогнули и стали пятиться.

Рондашеры тут же по сигналу рожка отошли, разрывая дистанцию. Это в свалке, под прикрытием пикинеров они хороши. А оставаясь один на один с противником — не очень.

Аркебузиры спешно просочились вперед и дали залп. Следом вперед вылез еще ряд аркебузиров. И тоже дал залп. И еще. И еще. Но четвертый уже пришелся в спины бегущих противников. Именно бегущих в полном беспорядке.

— Недурно, — потрясенно произнес наблюдатель Неаполя и с ним согласились остальные. Потому что перед московской пехотой получился натуральный завал из тел. А швейцарцы отходили, потеряв едва ли не треть личного состава.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но оборона — это оборона. Ей войну не выиграть.

Поэтому Иоанн скомандовал выступление и повел свои войска вперед. Но не все. Конницу он так и оставил в импровизированный лагере. Выйдя в поле лишь пехотой. Причем не всей, а только московской. Артиллерия, наемная германская пехота и вся конница оставалась на месте. Причем конница все также спешенная.

Но вышел он не развернутым строем, а в каре. В каком и пошел вперед, выходя из зоны поражения собственной артиллерии. И едва он удалился на восемьсот метров, как Казимир не выдержал и повел своих людей в атаку. Конницу. Они с пехотным каре опять-таки еще не были знакомы. Тем более таким, когда под прикрытием пик работало много аркебузиров.

Покрутились всадники вокруг каре. Покрутились. Рассеиваясь и теряя управление, да неся потери от обстрела. А потом, когда окончательно превратились в неуправляемую конную толпу Иоанн велел трубить атаку.

Оставшаяся в лагере конница знала, что делать. И ждала. Наш герой несколько был не уверен только в тверских всадниках городового полка. Но они не подвели. Все вышли. И все общей лавой пошли в атаку имея на острие королевскую дружину.

Впрочем, сшибки не произошло.

Казимир со своей конницей бросился на утек. Испугался.

Но это сшибки не произошло, а рубка в преследовании вполне получилась. Как и вообще — общее преследование разбитой армии до границ Великого княжества Литовского. Весьма и весьма поганое, надо сказать. Потому что эту границу перешла едва ли четверть швейцарской баталии, вступившей в земли Иоанна. Да и конницу немало потрепало…

[1] Компания от фр. compagnie — название роты. Впрочем, рота в XV веке не вполне соответствует ее современному пониманию. Она была ближе к современному понятию «компания», то есть, некая организация для ведения коммерческой деятельности — военного ремесла с целью обогащения. На практике такая «рота» могла состоять и из сотни человек, и из тысячи, и даже более того. Из-за чего статус капитана такой роты был довольно высок. В современном понимании рота утвердилась только в середине XVII века (1631) в Швеции при Густаве Адольфе.

[2] Волынка — традиционный музыкальный инструмент не только в Шотландии, но и на Руси, который активно бытовал до XIX века.

[3] Кьес а вени? — Qui est-ce à venir? — Кто это идет? (фр.) Автор специально употребил французский, а не старофранцузский.

[4] Руа де Рюси — Roi de Russie. — Король Руси. (фр.)

[5] 100 тысяч флоринов (по 3,53 грамма золота каждый) равна примерно 62 тысячам серебряных рублей (по 68 грамм серебра каждый) новгородским счетом.

[6] 500 тысяч флоринов равна примерно 311 тысячам серебряных рублей новгородским счетом (по 68 грамм серебра каждый).

[7] Иоанн ввел упрощенные команды для боевой обстановки, представляющие усеченные формы слов. Выбирались они так, чтобы произноситься громко, быстро и контрастно.

Часть 2 — Нерушимой стеной

Люди чаще отдают предпочтение вождю, который выглядит великим, нежели тому, кто таковым является.

«Лучше подавать холодным» Джо Аберкромби

Глава 1

1474 год — 2 февраля, Москва

— Друг мой, проходи, садись, — произнес Иоанн, приветствуя главу миланской делегации. — Как твои дела? Все ли хорошо?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Отлично, Ваше Величество!

— В самом деле? А мне тут злые языки говорят, что тебе голову нужно отрубить.

Антонио резко так напрягся да побледнел, но устоял на месте. И было с чего так рефлексировать. Впрочем, Иоанн сам виноват. Миланская партия при московском дворе находилась в подвешенном положении. Из-за чего интриговала нещадно и зарывалась в своем стремлении подвинуть Элеонору Неаполитанскую от Иоанна. Причем в самых разных форматах, включая отравление и иные формы убийства. А потом заменить на свою Катерину Сфорцу. Формально-то девчонка эта должна была ждать, пока еще не рожденный сын Иоанна войдет в возраст. Только она к тому уже станет совершенно старой девой по местным меркам. И это вообще ни разу не устраивало ни ее саму, ни Милан.