Ошибка Марии Стюарт - Маргарет Джордж

Прошел час, но им до сих пор не встретилось никакой дичи, даже зайцев. Внезапно они наткнулись на останки громадного оленя-самца, разбросанные на маленькой поляне. Рядом виднелись следы от костра.

– Браконьеры, – сказал сэр Джон, покачав головой. – Ну и наглецы – так близко от поместья!

Группа миновала олений костяк, почти очищенный воронами, и продолжила путь. Примерно через милю они обнаружили останки еще двух оленей, убитых таким же образом. Сэр Джон остановил жеребца и некоторое время молча смотрел на них.

– Похоже, ваши лесничие ослепли, подкуплены или не знают своего дела, – надменно произнес Дарнли. – И очевидно, лейтенант, ваша карающая длань не достает до этих мест! – он сердито уставился на Босуэлла.

– Давайте проедем еще немного, – предложил сэр Джон, стараясь говорить спокойно.

Но на расстоянии пяти миль они нашли лишь еще четыре мертвые обглоданные туши оленей, и ни одного живого.

– Я ухожу, – заявил Дарнли и развернул лошадь. – Ясно, что нам лучше было бы устроить соколиную охоту на болоте.

Он ускакал прежде, чем Мария успела остановить его.

– Он заблудится, – обратилась она к сэру Джону. Она была смущена, как мать, которая хочет убедиться, что ее своенравный пятилетний малыш не причинит себе вреда.

– Я провожу его, – с понимающей улыбкой сказал сэр Джон и развернул лошадь. Сетон и Нау последовали за ним. – Лорд Босуэлл знает дорогу.

Через несколько секунд они исчезли из виду на темной и узкой лесной тропе.

– В кои-то веки я согласен с лордом Дарнли, – произнес Босуэлл. – Сегодня не имеет смысла охотиться. Браконьеры вконец обнаглели и ничего не оставили нам.

Он дунул в маленький свисток, который носил с собой. Егерь сэра Джона ответил своим сигналом, и Босуэлл просвистел несколько нот, обозначавших приказ вернуть гончих на псарню.

Когда они выехали из леса, Босуэлл сказал:

– Мне не хочется возвращаться в Тракуэр-Хаус, но я и не в настроении для соколиной охоты. Скажите им, что я уехал в Эттрикбридж по делам и останусь там до конца дня, – он повернул лошадь и отсалютовал ей. – Теперь вы не заблудитесь: отсюда можно видеть дом.

– Разрешите мне поехать с вами, – внезапно попросила она. – Я тоже не хочу охотиться на болоте.

– Но у меня там есть одно дело… личное дело.

– Я не буду мешать вам.

– Хорошо, – он тронул шпорами бока своей лошади и направился на юг, от реки Твид по направлению к Ярроу, оставляя в стороне Минхскую топь. Холмы были невысокими, но широкими и округлыми, как грудь кормящей матери, покрытые зарослями короткого вереска, утесника и мха, с разбросанными серыми камнями. Небо над головой раскинулось, как пятнистый купол, расписанный в серые, белые и голубые тона.

На сравнительно ровных участках Босуэлл скакал во весь опор, но замедлял ход на подъемах и спусках. Когда Мария видела его в этой обстановке, в которую он вписывался так же естественно, как покрытые лишайником валуны и дикие соколы, парившие над головой, ей было трудно вспомнить, что он провел много времени за границей и имеет в своем распоряжении модный гардероб.

Он ехал впереди и не оглядывался, уверенный в том, что она не нуждается в присмотре. Они двигались по серо-зеленовато-коричневому ландшафту, усеянному камнями. Со всех сторон их окружали голые вершины круглых холмов, и ветер тихо стонал, нагибая жесткие сухие стебли утесника. Маленькие ручьи со студеной водой, бежавшие среди мшистых берегов, поблескивали на солнце и впадали в темные пруды в низинах.

Когда они спустились с одного из холмов и приблизились к небольшой роще на берегу ручья, Мария поняла, что проголодалась. Должно быть, они находились в пути уже несколько часов, но она не следила за временем. Посмотрев на небо, она увидела яркий кружок за облаками, начинавший клониться к закату. В течение долгого времени она не думала ни о чем, кроме живописной местности, раскинувшейся вокруг. Все остальное, включая мысли о Дарнли, оттеснило на задний план величие холмов, небосвода и свежего ветра.

Босуэлл резко остановился и спешился.

– Вы проголодались? – спросил он, словно угадав ее мысли.

– Да, – призналась она и тоже спешилась.

– Вы выносливы, как солдат, – восхищенно произнес он. – Разумеется, я слышал о вашей стойкости во время «гонки преследования» и мог убедиться в ней после убийства Риччио. Но гнев иногда придает сил человеку. Сегодня вы не гневаетесь, и это более честное испытание.

– Вы меня испытываете?

– Лишь в том смысле, как я испытываю все остальные вещи, чтобы убедиться, из чего они сделаны. Я ничего не могу с собой поделать, – он улыбнулся, словно признавался в тайном пороке. Потом он повел свою лошадь к ручью и дал ей напиться холодной коричневатой воды.

– Почему вода коричневая? – спросила Мария.

– Потому что она протекает через торфяники, – ответил Босуэлл и зачерпнул пригоршню. – Но посмотрите: она совершенно прозрачная и чистая. Она имеет коричневый оттенок не от грязи или ила. Попейте!

Она наклонила голову и втягивала воду до тех пор, пока ее губы не коснулись ладони Босуэлла. Холодная вода имела неуловимо приятный вкус и оставляла во рту ощущение свежести.

– Это лучше, чем вино, – наконец сказала она.

– Да, – он вытер ладони о кожаные штаны.

Они устроились на валуне у ручья и разделили еду Босуэлла: твердый сыр, копченое мясо и тяжелые ячменные лепешки. Казалось, голые безмолвные холмы наблюдают за ними.

– Как здесь можно найти дорогу? – наконец спросила Мария. – Все кажется одинаковым, огромным и неухоженным.

– Поэтому только местный житель может насаждать здесь законы и порядки, – ответил он, пережевывая хлеб. – Ваш брат, лорд Джеймс, родом не отсюда, и ему это не по плечу. Прошу прощения, как и ваш царственный отец король Яков Пятый.

При упоминании этих имен все старые тревоги внезапно вернулись к ней.

– Но давайте не будем говорить о таких вещах, – попытался сменить тему Босуэлл, снова угадывая ее мысли. – Вы хотели больше узнать о Приграничье, так что поговорим о местном кодексе чести. Он гласит: никогда не выдавай ближнего слугам закона, оказывай гостеприимство любому человеку и никогда не нарушай обещания. Это все. Только три пункта. Местные жители клянутся так: «Я клянусь небом над головой и преисподней под ногами, моей частью рая и всем, что Бог сотворил за шесть дней и семь ночей, и самим Господом», – он склонил голову к плечу. – Просто, не правда ли?

– Вам повезло жить в мире, который вы понимаете, – сказала Мария. Она отодвинулась от него, но так, чтобы он этого не заметил.

– Я понимаю этот мир, но мое настоящее место в Шотландии и мой собственный дом оказались потерянными, когда я был мальчишкой. Мой отец развелся с матерью, и меня отослали прочь, а незадолго до этого я видел, как мой отец предал Джорджа Уишарта, которого сожгли на костре. Отец солгал ему в моем присутствии и поклялся, что ему не причинят зла. Потом он арестовал его и передал в руки его злейшего врага. Теперь вы понимаете, почему я не терплю лжецов и ненавижу их.

Он наклонился и осторожно сложил ткань, в которую была завернута еда. Она вздохнула и повертела в пальцах комок упругого мха:

– Счастлив тот, кто знает свой мир и может жить в нем.

– Нам часто приходится выбирать свой мир, самим решать, где будет наш дом, а потом добывать себе место под солнцем. Пойдемте, – он взял лошадь под уздцы. – Нужно еще немного пройти в патруле, а потом нанести короткий визит.

Патрулирование? Значит, вот чем он занимался все это время? Он не выглядел особенно бдительным или встревоженным.

– Кажется, что вокруг тихо и пусто, – сказал он, снова угадывая ход ее мыслей. – Мы не на той территории, где бывает много прохожих, но я хотел убедиться.

Солнце опускалось все ниже, пока они ехали по пологим холмам. Там не было места, где мог бы спрятаться человек, кроме иногда попадавшихся низких каменных стен, тянувшихся между холмами. Но когда от низин начал подниматься легкий туман, она уже не была так уверена в этом. Туман, сначала редкий, быстро сгущался в наступающих сумерках.

Наконец они подъехали к каменному домику с глинобитной крышей, угнездившемуся в одной из складок между холмами. Босуэлл спешился и привязал лошадь снаружи, потом жестом предложил ей сделать то же самое и следовать за ним. Он постучал в дверь. Пожилой, но все еще крепкий мужчина осторожно выглянул наружу, увидел Босуэлла и позвал кого-то внутри. Потом дверь со скрипом отворилась.

Мария вошла в однокомнатную хибару с низким потолком. Торфяной очаг курился посередине комнаты, а над ним висел железный котел с медленно кипевшим супом или другим варевом. Несколько маленьких собак с длинной шелковистой шерстью звонко залаяли.

Мужчина и женщина в поношенной шерстяной одежде предложили Босуэллу единственное сиденье, которое у них имелось: трехногий табурет. Он вопросительно посмотрел на Марию, но она взглядом запретила ему выдавать свой титул.