Руины - Ричард Байерс

Бримстоун помедлил, словно удивляясь, почему она не бежит, то ли застыв, то ли ослабев от страха. Девушка же понимала, что в сравнении с его огромными размерами и чудовищными клыками и когтями, она была подобна кролику, собравшемуся противостоять огромному медведю.

Он отвернулся от неё.

− Иди домой, − прошептал змей.

Она сощурилась, едва осмеливаясь поверить в это.

− Правда?

− Ты слишком мала, − ответил Бримстоун, отведя взгляд. — У тебя вкусная кровь, но нужно больше, чем несколько капель, чтобы утолить мою жажду. Беги, пока я не передумал.

Глаза Павла распахнулись. В небе происходило нечто, чего ему не доводилось доселе видеть, хотя он и читал об этом. Завесы зелёного и фиолетового света мерцали на фоне ночного неба.

Пару мгновений жрец с улыбкой наслаждался удивительным зрелищем, затем вспомнил про дварфов и их отравленное угощение. Он выпрямился и осмотрелся.

Ситуация, в которой он оказался, была столь странной и неожиданной, что казалась почти нереальной. Кто-то снял с него всю одежду кроме солнечного амулета и положил его в гроб наверху башни. Судя по всему, и подножие, и шпиль были высечены изо льда и отшлифованы. Но, несмотря на наготу, Павлу было тепло. Он попробовал снять кулон, и холод тут же пронзил его, затрудняя дыхание. По всей видимости, заклинатель наложил чары для защиты от холода, и жрец поспешно вернул его обратно.

Он подошёл к парапету и осмотрелся. Башня была лишь частью огромного замка, который был вытесан − или магически воздвигнут − из ледника. Со своего карниза жрец не видел никакого пути вниз, но ему на глаза попался стол, тоже вырезанный изо льда. На нём стоял оловянный кувшин, кубок и блюдо с едой. От вида всех этих вещей Павел почувствовал боль в желудке и на минуту испугался, что ещё не оправился от яда. Но это было не так. Он просто был голоден и хотел пить, во рту было ужасно сухо.

Он подошёл к столу и попробовал угощение. В кувшине оказалось кисловатое белое вино. Розовые кровянистые кусочки мяса рофов на подносе были сырыми, но отбитыми и приправленными, что делало их даже аппетитными на вид.

− Тебе нравится еда? — прозвучало за спиной приятное сопрано.

Павел вздрогнул и резко обернулся. Перед ним стояла стройная, белокожая женщина, невысокая, но поражавшая своей безупречной красотой и абсолютной самоуверенностью. На ней было лишь лёгкое белое платье с украшенными вышивкой голубыми краями, − было ясно, что она тоже защищена от холода. Позади неё в крыше зияла круглая дыра − очевидно, некоего рода дверь, через которую она попала сюда.

Павел всегда разбирался в привлекательных женщинах и, увидев такое совершенство, почувствовал возбуждение, несмотря на всю неуместность момента.

− Еда отличная, спасибо, − ответил он. − Могу я спросить, кого мне благодарить за это?

− Меня зовут Ираклия, − сказала она. — В моём дворце помимо еды есть множество других удовольствий. Мои слуги вольны пользоваться ими всеми.

− Для чего я здесь? − спросил Павел.

− Чтобы просветить меня, − ответила Ираклия, подходя ближе.

− В чём? − жрец подумал: что будет, если попытаться схватить её за горло? Сможет ли он заставить её отвести его к Уиллу и остальным, а затем отпустить их всех? Нет, она определённо не была такой уязвимой, какой казалась.

Кроме того, мысль о руках, лежащих на ней, вызвала в нём новый приступ беспричинного возбуждения, словно он не мог определиться в том, чего именно он хочет больше.

Ираклия улыбнулась. Павлу доводилось сталкивался и с жестокими людьми, и с отвратительными условиями во время странствий, но не с объектом столь сильного вожделения, лишённого даже толики тепла. Жрец и не представлял, что такое прекрасное лицо может сочетаться с таким жестким выражением глаз.

Это испугало его, но не ослабило неуклонно растущего желания. Павел понял, что дрожит.

− Ты можешь дотронуться до меня, если хочешь, − произнесла она. Женщина взяла его руку, поднесла к губам и поцеловала ладонь, языком лаская кожу.

Губы Ираклии были не теплее губ трупа. Будь на её месте какая-нибудь иная женщина, слуга Латандера нашел бы это отвратительным. Но с ней всё было иначе.

− Хочешь поцеловать меня? − спросила женщина.

Скажи ей нет, думал он, или оттолкни. На самом деле ты этого не хочешь. Тебя околдовали.

− Да, − ответил Павел, беря её за руки. В следующую минуту он уже неловко расстёгивал платье. За годы жрец научился довольно ловко раздевать женщин, но он так сильно хотел её, что это даже мешало.

Ираклия рассмеялась и помогла ему − одежда упала на пол. Под платьем у неё ничего не было, нежная алебастровая кожа была исписана серыми и белыми магическими символами.

Ромбы со снежинками внутри. Символы Ориль, злой богини зимы, льда и холода. Но даже это не смогло погасить его страсть.

Павел подвёл её к гробу… а может, Ираклия поманила его туда. Они легли сверху, сначала целуя и лаская друг друга, а потом слившись в любовном экстазе.

Холод проник внутрь, но ощущение было приятным, новая волна страсти ещё сильнее возбудила его. Единственной неприятной вещью был амулет, задевающий и бьющийся о его грудь. Он был таким горячим, словно кто-то держал его над пламенем, − Павел чуть было не захотел сбросить его.

Его руки и кисти изменились, − кожа приняла бело-синий безжизненный оттенок и даже стала просвечивать. Это напомнило ему момент, когда Кара начинала своё превращение в певчего дракона, и жрец понял, что тоже подвергается трансформации. Это испугало его, но страх не имел значения. Желание было слишком сильным.

Внутри него что-то потихоньку ослабевало. Поначалу Павел даже не понимал, что это. Но затем Шемов осознал, что мистическая связь с Латандером истончается.

Самым ранним воспоминанием Павла был восход розовато-золотистого солнца над покатыми крышами Гелиогабалуса и чувство единения с силой, что стояла за этим. Он почитал своего бога всю жизнь. Их связь вдохновляла его и отражала его суть. Павел мог пожертвовать своей волей, самой своей человеческой природой, но мысль о потере этой духовной связи была невыносима.

Ираклия поцеловала его и обняла так крепко и плотно, как только это было возможно, − новая волна экстаза грозила помутить его вернувшийся было рассудок. Он мысленно произнёс мольбу о помощи Повелителю Утра и нащупал солнечный амулет. Ираклия потянулась было, чтобы перехватить его руку, но не успела. Его пальцы сомкнулись на рубинах и пластинах из золота.

Кулон обжёг его, словно это был металл, только что вынутый из кузнечного горна, но, превозмогая боль, жрец крепко сжал его. И снова он воззвал к Латандеру. На этот раз Шемов почувствовал ответ божества. Внутренний свет согрел сердце Павла, изгоняя холод.