Хроника жестокости - Нацуо Кирино

– Значит, ты здесь занимаешься?

– Скажешь тоже! – Кумико пожала плечами. – Я на Суйдобаси[22] езжу. Здесь только подрабатываю, а деньги за школу плачу. Сюда студенты не ходят. Можешь быть спокойна.

Мне совершенно не светило выставлять себя нагишом перед сверстниками. В конце коридора была двустворчатая дверь. Подойдя к ней, Кумико повернула правую ручку, и мы очутились в натопленной и залитой светом электрических ламп комнате – большой, метров тридцати с лишним. Посредине, на круглом помосте, сгорбившись, сидела на корточках обнаженная девушка. Тело ее сверкало ослепительной белизной. Тонкие сухие волосы были распущены по худой спине, на которой четко виден каждый позвонок. Девушка сидела, опустив голову, лица ее не было видно, зато руки и ноги что надо – длинные и красивые. Вокруг собрались человек семь-восемь. Все увлеченно водили карандашами в своих альбомах. Четверо мужчин, трое – в возрасте, причем один – в весьма преклонном. И молодой парень, с виду – студент, будущий художник. Три женщины – судя по всему, домохозяйки.

– Это она? – произнес кто-то у меня за спиной. Я обернулась и увидела пожилую женщину с крашеными волосами. Цвет она выбрала неординарный – светло-каштановый.

– Это Мурамацу-сэнсэй, заведующая школой.

Мурамацу положила руку на покатое плечо Кумико и, не утруждая себя улыбкой, кивнула мне. Я посмотрела на натурщицу спереди. Взрослая женщина, совершенно голая. Согнутые длинные ноги, безвольно склоненная набок голова, открытый лобок. Плоть, которую, словно стрелы, пронизывали взгляды рисовальщиков. Я не могла оторвать глаз от натурщицы. Она отвечала мне смиренным взглядом. Мурамацу, похоже, я устраивала.

– В первый раз ты, конечно, будешь не в своей тарелке. Поэтому давай знакомиться. Начнем с мужского пола. Вот, пожалуйста, – учитель рисования, работает в школе. Дальше – хозяин винной лавки с торговой улицы, увлекается традиционной японской живописью. Рядом человек – работает в частной компании. А этот в школе работает, в хозяйственном отделе. Очень способный ученик, хотя начал заниматься совсем недавно.

Завхоз, мужчина за сорок, подошел к Мурамацу и, протянув ей свой альбом, улыбнулся. На раскрытой странице было написано красивым почерком:

«Поправьте, пожалуйста, мое произведение».

– Вот тут уши неестественные.

Я в шоке смотрела на мужчину. Это же Ятабэ-сан! С того дня я опять стала видеть сны по ночам.

Побелев, как мел, я вышла из комнаты в узкий темный коридор и перевела дыхание. Там, за двустворчатой дверью – Ятабэ-сан. Это не бред, не фантазия. Этот человек не просто походил на образ, нарисованный показаниями хозяина цеха, его жены и людей из соседних домов. В паутине ночных снов у меня выработалось острое чутье. Это правда. За всю мою писательскую карьеру интуиция меня не подвела ни разу. Воображение включается, как только нащупаешь суть, кроющуюся в реальности. Стоит потерять реальную почву под ногами – и воображение тут же перестанет давать ростки.

Человек, похожий на Ятабэ-сан, в точности совпадал с образом, который рисовался в моих снах. Такой же крепкий, лысоватый. Но у него было другое выражение лица. Открытое, светлое, ни грамма хитрости и коварства. Это лицо располагало к себе, вводило в заблуждение. Узкие глазки, казавшиеся большими за стеклами очков, смотрели дружелюбно. Эти самые глазки каждую ночь разглядывали меня через дырку в стене. Наблюдали, как я сижу в клетке, и радовались.

– Ты чего? С непривычки, что ли? – послышался позади голос Кумико. Она вышла за мной следом. Я кивнула и вышла наружу. Весна только начиналась, было прохладно, даже зябко. Смеркалось. Листочки на высаженных вдоль улицы деревьях с шелестом трепетали, как моя душа. Кумико не отставала. Оседлав велосипеды, мы рядом покатили домой.

– Ты всех удивила, выскочила, как ошпаренная.

– Извини. Просто я подумала, что у меня не получится. А ты не знаешь, в какой школе работает тот дядька? Ну, который глухой.

– А-а, Танабэ-сан? Точно не знаю, по-моему, где-то здесь, в городе. Я как-то уже спрашивала, да забыла. Он давно хотел заниматься рисованием. Спецы говорят, у него здорово получается.

Ятабэ и Танабэ… Как тут не разволноваться?

– И давно он?

– Ну… – Кумико замялась. Ветер затеял игру с ее длинными волосами. – Вроде недавно. Я ходила к Мурамацу-сэнсэй до восьмого класса, и тогда его не видела.

– А ты не знаешь, у этого Танабэ мизинец на левой руке цел?

– Не видела, – тут же ответила Кумико. Ей, видно, не понравилось, с чего это я привязалась к этому Танабэ. Она уже начала жалеть, что собиралась сделать из меня натурщицу. Кумико плотно сжала губы.

– Смотри, не расскажи моим родителям про сегодня.

– Не расскажу, не бойся.

– Никому.

Кумико, похоже, нравилось раздеваться перед мужчинами, ловить на себе их взгляды. Я украдкой взглянула на нее в свете медленно угасавшего дня. Кумико отвернулась, давая понять, что уж она-то никогда никому не раскроет эту тайну. О чем она думает, когда стоит перед мужиками на этой тумбе? Я сразу вспомнила ночные сны, почувствовала жар, который исходит от распалившихся мужиков. Я оказалась во власти мужской похоти против своей воли, а Кумико выставляла себя напоказ сама. Интересно, столь ли велика разница?

Мы расстались у дома Кумико. Она была из большой крестьянской семьи. Богатой – они продавали участки под строительство, имели грушевый сад. Жили все в старинной усадьбе под соломенной крышей, стоявшей за традиционными японскими воротами в роще густых дзелькв[23]. Подрабатывать ей не было никакой необходимости.

После того случая Кумико почти перестала со мной разговаривать, даже в школе. Больше в этих записках она фигурировать не будет. Я слышала, что она, как и хотела, поступила в университет искусств, окончила аспирантуру и стала художницей. Сейчас вроде бы ведет детскую художественную школу, как Мурамацу. Устроила ее в своей огромной семейной усадьбе.

Кумико сыграла большую роль. Она соединила мое прошлое с сегодняшним днем, доказала, что в вещах, на которые человек смотрит с одной стороны, еще можно найти и удовольствие. Правильно ли сказать, что в пережитом мною заточении и унижении вообще не было ничего приятного? Я решила еще поразмыслить о том, что со мной произошло, и вернуться к ночным снам.

Я напрягла все мыслительные способности. Позвонила в комитет по образованию города Р. и, назвав свое имя и школу, сказала, что мне дали в школе задание на лето – написать о работе завхоза в начальной школе. Сотрудница комитета, вопреки моим ожиданиям, оказалась добрая душа и много чего для меня разузнала.

Человек по фамилии Танабэ числился временным работником в городской начальной школе W. в городе Р., префектура Сайтама. В этой школе в хозяйственном отделе работали три человека, из них две женщины. Танабэ взяли на работу три года назад. В круг его обязанностей входили ночные дежурства, наблюдение за исправностью школьного инвентаря и оборудования, уход за зелеными насаждениями, уборка парковки и так далее. Работал он в основном на свежем воздухе. Для таких работников было ограничение по возрасту – шестьдесят лет, а Танабэ только недавно исполнилось пятьдесят. Ятабэ-сан шесть лет назад было сорок пять, не больше.

В летние каникулы, набравшись смелости, я решила наведаться в школу, где работал Танабэ. На школьном дворе девочки, вздымая тучи пыли, играли в софтбол. Объехав эту пыльную бурю, я остановилась у клумбы. В бассейне шел урок плавания – слышались голос физрука, отдававшего команды в мегафон, плеск воды. Я слезла с велосипеда и отправилась искать Танабэ.

Я увидела его за зданием школы, где он чистил клетки с кроликами. Выметал веником круглые катышки помета, в левой руке у него был совок. Я глянула сквозь проволочную сетку. Мизинец без фаланги! Танабэ и «Ятабэ-сан» – один и тот же человек. Не обманула интуиция! У меня затряслись руки и ноги. Танабэ, ни о чем не подозревая, с добродушной улыбкой спросил:

– Ч-чего надо? – Видно, подумал, что я раньше училась в их школе. Он сильно запинался, но я поняла его без труда. Держа совок в руке, он подошел ко мне.

– Здравствуйте, Ятабэ-сан!

Танабэ разобрал мои слова по губам. Лицо его окаменело. Ткнув пальцем в грудь, с трудом произнес:

– Т-Т-Танабэ. Та-на-бэ Син-ити-ро.

– Помните меня?

– Т-ты приходила к нам в школу?

– Нет. Я имею в виду – раньше. Вы – Ятабэ-сан, жили в городе К. Так? Работали в одном цеху с Кэндзи. Кэндзи Абэкава. Помните?

Ятабэ-сан, подняв на меня глаза, читал по губам. Наклонил голову. Дурачком решил прикинуться. Разозлившись, я вытащила тетрадь из сумки, лежавшей в велосипедной корзине, и написала на пустой странице:

«Я Кэйко Китамура. Девочка, которую похитил Кэндзи Абэкава. Ведь вы – Ятабэ-сан?»

Мельком взглянув на мои каракули, Ятабэ-сан окинул меня быстрым взглядом, в котором мелькнуло плотское вожделение.