«Если», 2015 № 02 - Артем Желтов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какое настоящее?
— Ну… к грядушкам забросят…
Замолчали. Представили. Аж дух захватило.
— Да нет… — говорю. — Мы ж ещё в школе учимся…
— Ну! Вот в ихнюю школу и внедрят! Вроде как «Гостья из будущего», только наоборот…
А что, думаю, запросто! Подумаешь, одиннадцать смайликов выучить! Главное, язык за зубами держать и чтобы ни одного слова по-нашему. Ну скажешь разок: «бибибля»… или там «чух-чухнах» — и всё… Зато кайф какой: по электромагнитной дороге на заднице, как с ледяной горки… Даже рулить не надо — шоссе за тебя всё само разрулит…
Потом смотрю, а Петька идёт и лоб морщит.
— Слушай, — говорит, — а что такое агент влияния?
— Фиг его знает, — отвечаю, — Ты вон в Мундыча пиво вливал всю дорогу… ну и вот… Агент влияния.
— Да иди ты! — вскинулся Петька, но вдруг обмер и уставился на плакат — крайний, тот, что перед самыми воротами.
Смотрю, а на плакате нарисована машина времени. Настоящая. Не подбитая. Вроде часового механизма, в который кресло и рычаги засобачили. Вот она, значит, какая… А может, и не такая. Может, её для секретности нарочно по-другому нарисовали… С двух сторон на эту самую машину со зловещим видом облокотились двое грядушек. На одном написано «Уэллс», на другом — «Макаревич». Наверное, они её и придумали, потому что на плакате ещё подпись была: «Сон разума рождает чудовищ. Франсиско Хосе де Гойя».
Не знаю, кто такой, но сразу видно, что наш человек.
* * *Во дворе было всё по-прежнему. Ничего не изменилось: те же три карапуза в песочнице, те же две бабушки на скамеечке.
— И лезут, и лезут!. — возмущается одна. — Никакой бдительности не хватит!
— А слышали, Марья Гавриловна? — подхватывает другая, — По телевизору передали: ещё один задержан… Глухонемым прикидывался…
Та поджала губы.
— Ну, тут тоже осторожность нужна, — предупредила она. — Вдруг правда глухонемой?
— Так его же глухонемые и разоблачили — акцент выдал!.
Поздоровался, нырнул в подъезд.
Дома тоже всё как обычно: мамка — за монитором, в кухне чайник со свистком надрывается — чисто полицейский. Сходил выключил, вернулся в комнату, заглянул через плечо. Опять, небось, с Будильником тёрки трёт? Нет, на этот раз не с Будильником — с каким-то Элоем-Морлоком…
Прошка: Да у Вас вон браки с бытовой техникой разрешены! Уму непостижимо: променять женщину на электронную швабру!
Элой-Морлок: Смотря что за женщина и что за швабра! Сейчас, я Вам доложу, такие швабры пошли продвинутые…
Плюхнулся на диван, планшет мамкин включать не стал — не до планшета. Подумаешь, «Смергр-2»! Тут, глядишь, скоро самого к грядушкам внедрят… Интересно, в одну мы школу с Петькой попадём или в разные? Хорошо, если в одну… Хотя нет, в одну — не получится. Если в одну, мы там в два счёта себя выдадим: болтать друг с другом начнём, драку затеем…
Опаньки! А имя? Имя-то мне тогда сменить придётся… В будущем — и вдруг Прошка! Дразнить начнут… опять драка…
А ведь у них, наверное, у хроноразведчиков, какое-нибудь тайное совещание в госпитале — потому их туда сразу всех и отгрузили. А что? Конспирация на высшем уровне… Ишь, к койке он прикован! А сам наверняка начальству о нас докладывает…
Узнать бы: этот кругленький седенький… колобок этот… он только над Мундычем начальник или вообще надо всеми ими?
Вот бы надо всеми…
Стоп! А как же они нас туда внедрять будут? Оттепель хронополитическая кончилась, а своих машин времени у нас нету…
До сих пор в подвалах хроноразведки по винтикам разбирают — и без толку… Да нет, что это я? Ни одной же не подбили пока…
Глава 8,
в которой Прохор и Пётр узнают государственную тайну, причём настолько страшную, что клянутся хранить молчание, пока будущее не наступитПодошли мы с Петькой к ребилитационному корпусу — и задумался я вдруг: почему реабилитационный? От чего реабилитируют? Ну побывал Мундыч в будущем, вернулся со сдвинутой крышей — так это когда было? Или их каждый год на повторное обследование укладывают? Ладно, думаю, у тёти Стёпы в приёмном покое спрошу. Хотя из неё ведь слова не вытянешь…
Но вместо тёти Стёпы сидела там совсем другая тётенька в белом халате — одна-одинёшенька. Мы ещё не спросили её ни о чём, а она уже затараторила:
— На процедуре ваш Ерундий… Ишь, повадились! Тоже мне, шпионы нашлись! Щаз всё бросят и отправят вас к грядушкам!
Ишь, губёнки раскатали! По физиям ведь вижу!
Вот это, думаем, ничего себе! Откуда знает, если мы её раньше не встречали? Может, по словесным портретам угадала?
А она знай себе тарахтит:
— Главврач уже сердиться начинает! Весь лечебный процесс, говорит, псу под хвост! Какой это корпус? В школе вас читать учат? Ре-а-били-тации! Так почему же вы пациентам реабилитироваться мешаете?
— Как это мы мешаем? — ощетинился Петька.
— А так! Вышли они в отставку, болезные наши, а куда себя приткнуть — не знают. Вот и норовят по привычке того завербовать, этого разоблачить… Другому-то ничему не обучены! А мы их из такого состояния потихоньку выводим, в нормальную жизнь возвращаем. Так что давайте, давайте отсюда, пока врач не заметил…
Вышли наружу, не знаем, что и сказать. Вот это мы, получается, пролетели… Думали, хроноразведка, а тут, оказывается, дедушек от глюков лечат.
— Понял! — глухо говорит Петька. — Всё понял! Это они для конспирации…
Посмотрели мы друг на друга, прикинули. Может, и для конспирации. Главное-то — что? Главное — врага с толку сбить. Пусть думает, будто чокнутые все тут, безвредные…
И вдруг слышим — вроде суматоха прошла по этажам: зашумели, забегали. Выскакивают из дверей корпуса четыре санитара с вылупленными глазами — и бегом в разные стороны. Один жалобно кричит:
— Да никуда он с территории не денется!.
И нырь в заросли!
— Слышь, — говорю, — Петые! Вроде сбежал кто-то у них… Удирать надо! А то ещё загребут вместо него…
— Думаешь, мы на больных похожи?
— На свидетелей мы похожи!
Перепрыгнули через кусты, ушли в зелёнку. Перебежками от дерева к дереву добрались до изнанки какого-то плаката, присели, прислушались. А вокруг беготня, сучья хрустят, листва шуршит, санитары перекликаются.
— Знаешь, что… — зловеще сипит Петька мне в ухо. — Никакой это не госпиталь. Это тюрьма такая засекреченная. Здесь захваченных грядушек держат. А один взял и сбежал…
— Ага! — говорю, — Грядушек! Мундыч, по-твоему, грядушка? Герундий — грядушка?
— Мундыча сюда для опознания привезли, — упирается Петька. — Шпиона ихнего опознать. Он же после стажировки своей всех грядушек в лицо знает. А Герундий тут за старшего, точно говорю!
Кто-то пробухал ножищами по аллее, остановился напротив плаката, за которым мы прятались, а в следующий миг из-за кромки щита выглянуло беспощадное рыло огромного санитара.
— В пижаме не видели? — отрывисто спросил он. — Тощий такой, потасканный…
Мы с Петькой съёжились, помотали головами, и сгинул санитар, не тронул.
— Давай к воротам пробираться, — предложил я.
Отлепились мы от щита, начали пробираться к воротам.
Почти уже миновали густую плакучую иву с листьями до земли, как вдруг из её нутра послышался сдавленный шёпот:
— Прошка…
Чуть не подпрыгнули, обернулись. Ивовые плети раздвинулись, и увидели мы нашего Мундыча, тощего, потасканного и в пижаме. А глаза — как у маньяка.
— Тише… — шикнул он, видя, что мы уже открыли рты для приветствия, — Пиво с собой?
Петька судорожно сунул руку в сумку и достал металлическую банку.
— Вскрой… — хрипло выдохнул Мундыч.
Сам бы он, пожалуй, не смог — руки тряслись. Припал к банке и не отрывался, пока не осушил. Уронил опустевшую ёмкость, перевёл дух.
— Раньше чего не приходили?
— Как не приходили? Приходили! И пиво приносили…
— Кому отдали?
— Герундию Петровичу…
— Нашли кому!
— А он что, не передал?
— Садюги! — вместо ответа не то пожаловался, не то похвастался беглый Мундыч. — К койке привязали, прикинь! Вот манеру взяли: чуть накроет — к койке привязывать… Слышь, я от них чуть с койкой не ушёл…
Вон, значит, что… Значит, всё-таки его здесь от запоя лечили… Шума вокруг стало поменьше, беготня и крики сместились в сторону ворот.
— Вот возьму сейчас и выдам! — пригрозил невменяемый Мундыч.
— Что выдашь? — не понял я.
— Всё выдам!
— Кому?
— Вам!
Мы с Петькой переглянулись. Боязно стало. А ну как вправду такое разгласит, что нас после этого тоже под врачебный надзор упрячут!
Поблизости затрещали кусты — и опытный ветеран хроноразведки снова нырнул в листву. Выждал, пока запоздалый преследователь убежит подальше, высунулся, поманил подойти вплотную.