«Если», 2015 № 02 - Артем Желтов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут я кое-что сообразил. Проникают… То есть всё-таки как-то проникают… Насторожился, начал по-шпионски глазами водить. Да нет, вроде никто из себя ни заику, ни глухонемого не корчит. Значит, все свои, предатели. Хотя сидел там в углу один такой тихий-тихий, но он потом самым громким оказался.
Наконец, бабусе надоело, видать, что про технику одну талдычат, — тоже встряла:
— Наш-то, — пришепётывает, — видный палеолитический деятель что вчера отчинил! Так прямо на весь эфир и объявил: дескать, люди будущего настолько выродились, что даже родным языком не владеют…
— И правильно делают! — брякнули из угла. — Владеть языком — пережиток каменного века!
Примолкли, уставились. А тот, что брякнул, разгорячился, вскочил, руками стал размахивать.
— Великий Свифт! — кричит. — Всё предвидел! Всё! Вспомните путешествие Гулливера на летающий остров Лапуту! Как у него там беседовали истинные учёные? Чем они оперировали? Названиями вещей? Нет! Самими вещами!.
— Этак вещей не напасёшься, — ехидно заметил кто-то с подоконника.
— A-а?. — злорадно протянул вскочивший, — Громоздко, да? Хлопотно, да? — осёкся, подумал, сел и вроде бы малость успокоился. — Согласен… — с сожалением выдавил он. И тут же снова вспылил: — Но вещи-то всё компактнее, всё легче становятся! Посмотрите на молодёжь! А это ведь, между прочим, будущее наше! Покажет один другому новую фенечку — и всё без слов понятно…
— Тогда уж проще деньги с собой носить, — продолжали подкусывать с подоконника. — Или кредитную карточку. Как ни крути, эквивалент вещей…
— Зря смеётесь! Истинная роль денег нами до сих пор не осознана! Деньги — не только синтез духовного и материального, это ещё и смысловая единица. Скажем, в ресторане, в магазине — да где угодно! Не надо никакого языка — достаточно купюры и жеста…
Огроменная бабуся в очках сидела и слушала всё это малость прибалдев. Потом шевельнулась, заморгала, пришла в себя.
— Да-да… — сообразила. — Мир есть текст…
Тот, что в углу, уставился на неё в восторге и снова вскочил.
— И наконец! — взвизгнул он, — При всей своей гениальности, смартфона Свифт не предвидел! Сами подумайте! Зачем вещь, если есть изображение вещи? Уже сейчас мы вполне способны отказаться от бессмысленного сотрясения воздуха словесами…
— Бессмысленного? — опять уязвили с подоконника.
— Да! В большинстве случаев. И сейчас, кстати, именно такой случай… Я имею в виду эти ваши замечания, уважаемый Будильник. Привыкли там у себя на форумах троллить…
Будильник? Так вот он какой, Будильник! Если это, конечно, тот самый… Стал я к нему приглядываться. Дядечка как дядечка, с бородкой. Но языкастый… Всех сажает! С мамкой только моей справиться не может…
— Событие!. — надрывается тот, из угла. — Событие, изложенное словесно, перестаёт соответствовать самому себе, даже если оно изложено в жанре протокола… А вещь не обманет!
И началось! Гвалт — как на митинге. Места мало, вот-вот залепят кому нечаянно. Одному, кстати, залепили. Удивился, ощупал физию и говорит растерянно:
— Это как-то даже… не дискурсивно…
Не услышали его — шумно было. Я-то думал, грядушечники хотя бы друг с другом мирно живут, а они вон чего…
— Господа будетляне! — вопит та тётенька, что поначалу вокруг бабуси увивалась, — Да прекратите же! Что вы тут устроили? Не уподобляйтесь прошкам!.
Мы с папкой сидим помалкиваем. Поставили перед нами чай и ликёр — другим-то не до того. Смотрю, на боку холодильника плакатик прилеплен:
«Будущее может занимать только опасных мечтателей; негодяй же довольствуется тем, что составляет насущную задачу дня!»
Ничего себе, думаю. Это кто ж такое сказанул? Присмотрелся, а там внизу в скобочках: «М. Е. Салтыков-Щедрин».
Тоже, наверное, грядушечник какой-нибудь.
А за папкой я так и не уследил. К чаю он, конечно, не прикоснулся, а ликёр почти весь выпил. Ну всё, думаю, пора вести домой, покуда никто не заметил… Не заметили. Даже на то, что мы уходим, внимания не обратили.
Свёл я папку по лестнице, вывел на улицу. Идёт — ноги под ним гуляют, а сам пальцем грозит тротуару.
— Так и запомни… — внушает, — Отец твой — мужчина с критическим складом ума…
Глава 6,
в которой Прохор бессовестно врёт малышне, а пришедший в себя Мундыч рассказывает много чего интересного о машинах времени— … а в будущее мы попали так. Может, видели: в скверике на окраине подбитая машина времени стоит на пьедестале?. Ну и вот… Идём это мы с Петькой мимо, и Петька говорит: а что если её починить? Я говорю: как ты её починишь? Вся раскурочена и три слоя краски на ней… А мы подожгём, говорит. Краска вся выгорит, а механизм весь останется…
— Ты ж говорил, что вы её и подбили, — робко напомнил кто-то из малышни.
— Подбили, — сурово подтвердил я. — Из хронотомёта. Ау нас её потом сразу отобрали, покрасили — и на пьедестал… Ну и вот… Влезли мы с Петькой наверх, облили бензином, подожгли…
— А она всё равно покрашенная, — жалобно сказал тот же голосишко, — Мы там вчера с сестрой были, смотрели…
— По новой потом выкрасили, — отмахнулся я, а в следующий миг увидел Петьку.
Стоит, гад, прислонился плечом к щиту, слушает и ухмыляется. А над ним на стенде два слогана: «Грядушку проворонишь — свою честь уронишь!» и «Прошлое предать — негодяем стать!»
Всё-таки подкараулил он меня.
Один — один.
Отбились кое-как от ребятни, вышли за ворота.
— Слушай, — говорю сердито, а у самого щёки горят. — А сколько у нас вообще в городе этих машин времени? Ну, подбитых…
— Три.
— Откуда знаешь?
— Так на стенде же карта нарисована… Одну в скверике грохнули, другую — у «Плюсквамперфекта», а третья — тут рядом, возле салона красоты… Ну этого… «Остановись мгновенье»…
— Может, сходим пойдём?
Сходили. В общем-то, мы уже там бывали, и не раз — и с экскурсией, и просто так… Примерно то же самое, что и в сквере, только обломков поменьше и постамент не бетонный, а гранитной плиткой облицованный. А перед табличкой стоят дяденька и тётенька — приезжие, видать.
— Бож-же! — стонет она. — Масляной-то краской зачем? Ещё и зелёной!
— Чтоб никто починить не смог, — отвечает Петька. А морда у самого — серьёзная-серьёзная. Поглядел на него — чуть плюху не отвесил, честное слово!
— Ну вот видишь? — порывисто поворачивается она к мужу своему, или кто он ей там. — Умеют же люди славу героям воздать! Своим, местным… А почему у нас в Питере ни одной такой машины не поставили? Тоже ведь, наверное, подбивали…
— Ставить некуда, — буркнул он. — Все пьедесталы заняты.
— Так и у нас тут раньше Циолковский стоял, — не выдержал и вмешался я.
— Циолковского-то за что? — ужаснулся он.
— А чтоб в будущее не заглядывал! — огрызнулась она.
Тоже, наверное, разведутся скоро. Как мамка с папкой.
* * *Взяли мы с Петькой в минимаркете полторашку, понесли её Мундычу. Расспросили кое о чём. Он аж глаза на нас вылупил.
Вы что, — говорит, — вчера, что ли, родились? Да кто ж настоящую машину времени, хотя бы и подбитую, на пьедестал поставит? Настоящую машину, чтоб ты знал, который год в подвалах хроноразведки по винтикам разбирают — и всё без толку… А то, что на постаменте, — так, муляж. Местный скульптор соорудил. Один в один?
Усмехается Мундыч:
— Жди! Один в один! А секретность? Вообще ничего похожего… И всё равно воруют. То одну детальку с постамента сопрут, то другую…
— А как она вообще выглядит, машина времени? Если не поломанная…
— Да кто ж её знает! — сказал Мундыч. — Я ведь в полиции стажировался…
— Ну расскажи что-нибудь!
— Что рассказать?
— Н-ну вот… самое крупное твоё дело там какое было?
Неспешно выцедил стакан, утёр губы, начал:
— Крупное, говоришь? Было и крупное… Техника техникой, а я ведь тогда шустрее беспилотничков оказался… Иду, никого не трогаю…
— Ты ж говорил, там дороги электромагнитные…
— И чего?
— Так зачем идти? Можно же…
— Можно, — недослушав, кивнул Мундыч. — Поэтому у них, у грядушек, с ногами всегда проблемы. Как у меня сейчас. А тогда я за собой следил. Пешком гулял… Иду, короче, и вдруг выскакивает мне навстречу какое-то чудо в перьях. То есть без перьев, конечно. Голое. И кричит…
— Кричит?
— В том-то и дело. Голый — ладно. Там треть народа телешом расхаживает. А этот ещё и кричит… Непорядок. Оскорбление чувств окружающих… Связался я с участком… Ты понял? Беспилотнички среагировать не успели, а я уже стукнул! И меры принял! Скрутил крикуна, а вскоре и наши подоспели. И что оказалось…
Мы с Петькой давно уже привыкли к тому, что после слов «и что оказалось…» следует долгая пауза. Но на этот раз Мундыч, клянусь, побил все свои рекорды: минуту пробку свинчивал, минуту завинчивал, мордень — загадочная, глаза — полуприкрыты.