Модельерша - Мария Бушуева

— И не сплетничаем мы вовсе, — перебежав через дорогу, обиженно ответила мне Иришка, — мы ее жалеем. Она не понимает жизни — всегда была под родительским крылышком.

— Ну ты загнула! Ее мать бросила, когда она крошкой была, бабке с дедкой кинула, сирота она неприкаянная!

— Так это же еще лучше, — не согласилась с Лялькиным возражением Ирка, — бабки дают самое хорошее воспитание и обожают внуков.

Поэт жил в новенькой семнадцатиэтажке. Мы отыскали его подъезд. Наталья еще не подошла.

— Сейчас причапает, начнет свои фокусы показывать, ей бы моего Шурика, быстро бы дурь выбил!

— А знаете, что мой Олег про нее сказал… — понизив голос и оглянувшись, начала было Лялька. Но я прервала ее. Хватит нам уподобляться базарным торговкам. Наталья лучше всех нас в тысячу раз. Уж Ляльки, несомненно. Толстая кляча. Директорская жена будет, жиры бы свои лучше растопила, а то скоренько надоест своему хазбенду!

Во двор влетела Наталья.

— Милые вы мои! Как я рада вас видеть!

И я неожиданно догадалась, почему она решила, что у нее должен косить глаз: она ведь тоже — Натали!.

Вчетвером мы утрамбовались в лифте и поднялись на девятый этаж.

Поэт Мартынов действительно оказался похожим на Мальвину.

… На газоне сидел кот. Он сливался со своей увеличенной тенью и казался не котом, а тигром. Осколки стекла поблескивали, как его выкатившиеся глаза. Мы возвращались вдвоем с Натальей. Иришка и Лялька умчались на такси — их ждали. А меня Игорь сегодня вряд ли рассчитывал видеть, и нарываться на его очередную шамаханскую шмару, как выразилась бы Катька, отказавшаяся с нами идти к поэту, не хотелось. И я свернула вместе с Натальей к ее дому.

В ее комнате на стене появился новый рисунок — небольшой светлый коттеджик, похожий по форме на НЛО.

Мы пили чай, за окном пошел дождь, его мерный шум навевал на меня, как, наверное, на всех людей, тихую щемящую грусть. Исчезни я сейчас совсем из Натальиной жизни, печально подумалось мне, она вряд ли вспомнит обо мне, я для нее — случайная попутчица в купе несущегося сквозь ночь скорого поезда и только… Что-то подобное я попыталась ей объяснить.

— О чем жалеть, ведь каждый в мире странник, придет, зайдет и вновь оставит дом… — Она приоткрыла окно сильнее. Казалось, дождь шумел уже прямо в комнате.

— Видишь ли, — забираясь с ногами на клетчатый диван, заговорила она, — именно со случайностями, как с ветряными мельницами, пыталась я сразиться в юности. Мне хотелось опровергнуть случайность, чтобы убедиться в существовании каких-то тайных законов, непреложных для человеческих жизней. Конечно, чаще всего я думала о любви. Если существует судьба и существует человек, предназначенный судьбой именно для меня, так приблизительно рассуждала я, то что было бы, если бы вдруг я, такая как есть, родилась не здесь, в нашем городе Н., а, предположим, в Мексике. Перевели бы отца туда на работу в посольство. И вот в этой самой Мексике, когда мне исполняется двадцать, встречаю я человека, которого, как мне кажется, начинаю любить. Но ведь это и есть случайность! Окажись я не в Мексике, а в Бразилии или в Минске, я бы в том же самом возрасте, или чуть раньше, или чуть позже, встретила совершенно другого человека. И он мог понравиться мне точно так же. Значит, все, что мы доверчиво называем судьбой, — цепь случайностей? Такой вывод противоречил не только Платону с его половинками, но и моему собственному чувству. Мне хотелось, чтобы семья оказалась для меня гаванью обетованной, а неверие в тайные и вечные законы, порой называемые мистикой, превращало семью в мертвую ячейку общества. Узнать и испробовать все, влюбляться в украинцев и эфиопов, арабов и немцев, обшарив все уголки земного шара, чтобы однажды воскликнуть — нигде я милого не нашла, но в Россию возвратилась, сердцу слышится привет! — и вернуться, подобно Одиссею, к тому, кто единственный для моего сердца, а значит, не случайный!..

— Так тебе есть к кому возвращаться? — непонятное, холодное волнение внезапно охватило меня. Я закурила.

Медленно слетал пепел с моей сигареты, медленно завивался голубоватый дымок, а поезд мчался и мчался сквозь темноту и дождь.

Она встала, подошла к музыкальному центру, включила музыку. Она вообще всегда как бы оформляла реальность, добавляя несколько крохотных штрихов, способных, однако, придать ситуации стилевую завершенность. Немного изменив свой костюм, чуть иначе нанеся косметику, она и сама становилась иной, отличаясь от себя предыдущей, как могут отличаться сестры, рожденные одной матерью, но от разных отцов.

— Нет, пожалуй, уже нужны слова… — Наталья убрала кассету с медитативной музыкой (она любила покупать такие записи в специальных магазинах) и поставила диск из серии «ретро»…

Певица пожаловалась, что без любимого дом ее пуст, как в снегу розовый куст. Ну и сравненьице, съязвила я. Наталья сморщилась: неужели ты не понимаешь, это же совершенно неважно сейчас?

Не понимаю. И не желаю понимать, уперлась я. Все чушь и бред. Инстинкт зовет, мужик на бабу лезет. Остальное — извращение.

Я почему-то очень разозлилась.

Она выключила рекодер и пошла в кухню ставить чай. Я заметила, что левая тапка у нее стоптана. И песня антикварная. Розовый куст, твою мать.

Я забыла сказать, что, к нашему общему удивлению, мы стали встречать Наталью в магазинах. Ирка увидела ее в спортивном, Лялька в только что открывшемся бутике, а Катька в ювелирном салоне (она обожает, кстати, шмоняться по дорогим магазинам, чтобы приобрести весомый повод для тоскливой дисфории).

Они позвонили мне сразу же: мы знали, что Наталья ненавидит ходить за покупками. И в «Моде», недели полторы назад, подойдя к прилавку в поисках каких-нибудь экстравагантных сережек, я внезапно увидела ее. Она так была поглощена созерцанием красных бус, что не обратила на меня внимания, хотя мы стояли рядом. На ней было новое, дымчато-серое платье, очень элегантное и красивое.

Я не стала мешать ей. На улице ждал меня Игорь, мы собирались к его друзьям, собственно, я и зашла в магазин, чтобы присмотреть для жены его приятеля, того самого, кстати, встреченного мной в аэропорту, когда я впервые провожала Игоря, приличный подарок. Жена была под стать мужу: волчица.

Выкрутившись из толпы, я сбежала к нему по ступенькам. Не знаю, отчего меня так волнует его кривая улыбка!

— Хороший чай, — похвалилась она, — цейлонский

— Мне, если можно, покрепче.

— Конечно, можно.

— Сэнкс.

За чаем она невольно вернулась к тому же разговору.

— Есть такая пословица, — напомнила она, — суженого на коне не объедешь.