Фарсаны - Семен Слепынин

Скорее в рубку управления! Надо немедленно найти ближайшую границу метеоритного облака и вырваться из него.

Держась за столик, я поднялся и бросился к двери. Неудача! Крутой поворот корабля — и я снова катался по полу. Ползком я все же добрался до двери. Нажал кнопку, и дверь автоматически открылась. В узком коридоре мне было уже легче. Упираясь руками в стены, я дошел до лестницы и уцепился за перила. Поднялся в кают-компанию. Наполненная грохотом темнота кают-компании изредка прерывалась кровавыми вспышками аварийной лампочки. Резкий удар — и лампочка погасла. На противоположном конце кают-компании — дверь в рубку управления. Нажимая кнопку, я пытался открыть ее и застопорить в открытом состоянии. Но автоматика управления дверью, видимо, вышла из строя. Дверь не открывалась.

Что делать? Пока я размышлял, дверь неожиданно, после резкого толчка корабля, сама пришла в движение. Она то открывалась, то, звеня, со страшной силой захлопывалась. Когда дверь открывалась, из рубки управления вырывался белый сноп света. Теперь надо проскочить в дверь так, чтобы не быть раздавленным.

Цепляясь за наглухо прикрепленные к полу кресла, я добрался до взбесившейся двери. У пульта управления сидел, прикрепившись к креслу, Тари-Тау.

— Тари-Тау! — крикнул я как можно громче.

Молодой штурман обернулся. И меня словно озарило: человек! Тари-Тау — человек! Фарсан не может так бесподобно вести себя. На побледневшем лице Тари-Тау я увидел неподдельную растерянность и даже страх. Бедный мальчик! Он, конечно, растерялся, попав в такой неожиданный и опасный переплет.

— Освободи место! — прокричал я. Несмотря на опасность, в моем голосе звучала радость. — Встань позади кресла.

Дверь оглушительно захлопнулась и через секунду снова открылась. Тари-Тау уже стоял позади кресла, вцепившись в спинку.

Я прыгнул в дверь и скоро, пристегнувшись, сидел в мягком кресле.

На экране радароскопа мелькали светлячки — изображения твердых частиц. Корабль не может самостоятельно, с помощью автопилота, выйти из этого густого метеоритного роя. При самостоятельном полете он руководствуется, словно живой организм, своим инстинктом самосохранения, слепым и недальновидным. Поэтому, попав в метеоритную тучу, корабль не полетел наперерез потоку твердых частиц, чтобы скорее вырваться из него. Он выбрал самое простое и безопасное — включился в общий метеоритный поток. Таким образом, уменьшалась опасность встречи с большими частицами. Кроме того, даже в случае столкновения с крупным, но параллельно летящим метеоритом сила удара не была бы такой разрушительной.

Взглянув на правый боковой радароскоп, я похолодел: в центре экрана, совсем близко, качалась, вращаясь вокруг своей оси, тень огромного обломка скалы. Я отчетливо видел зазубренные края. Но корабль реагировал слабо, так как обломок летел параллельным курсом. Метеорит все же коснулся обшивки корабля. Раздался скрежет. Обломок, скользнув по обшивке, остался позади.

Нет, так не годится. Если не помочь кораблю выйти из метеоритного потока, он погибнет. Вращая боковыми радароскопами, я отыскал ближайшую границу метеоритного облака и решительно направил туда корабль. Опасность, конечно, возросла. Звездолет делал отчаянные рывки и уклоны. Но ему все же не удалось избежать столкновения с довольно крупным, величиной с кулак, метеоритом, который взорвался, к счастью, в носовой, наиболее прочной части звездолета. Корабль затрясся и зазвенел, стрелки приборов беспорядочно запрыгали. Но все обошлось благополучно. Мы вырвались из страшного метеоритного плена. Правда, в пространстве еще носились отдельные обломки, и корабль качался из стороны в сторону, избегая встреч с ними. Но это была спокойная качка, какая бывает в море после шторма на длинных и пологих волнах. Вскоре прекратилась и она. На стеклозон горизонтальных приборов можно было положить ртутный шарик, и он не сдвинулся бы с места — так ровно летел сейчас корабль.

— Все, — с облегчением вздохнул я и обернулся назад.

Тари-Тау! Он смотрел на меня с таким смущением, что мне стало жаль его. Милый юноша! Он переживал за свой недавний страх и растерянность. Мне хотелось утешить его, даже обнять как своего единственного союзника.

В рубке управления столпились все фарсаны: Лари-Ла и Рогус — бледные и перепуганные, Али-Ан — как всегда, невозмутимый и спокойный, и хмурый, чем-то недовольный Сэнди-Ски.

— В чем дело, Сэнди? — спросил я. — Чем недоволен?

— Это я виноват, — угрюмо проворчал Сэнди-Ски. — Я предполагал, что между орбитами четвертой и пятой планет есть густая метеоритная зона — обломки погибшей планеты. Но я не придал этому особого значения и не предупредил.

— Не расстраивайся, Сэнди. Видишь, все в порядке, — улыбнулся я, показывая на приборы и аварийные лампочки. Тревожная сигнализация прекратилась. По приборам можно было определить, что корабль не имел серьезных повреждений.

В это время зазвучала бодрая утренняя мелодия.

— Сейчас нам отдыхать некогда, — сказал я. — Сегодня под руководством бортинженера Рогуса все будут осматривать корабль. Проверить все отсеки и механизмы. Выявить и устранить все, даже малейшие, неисправности и скрытые повреждения.

27-й день 109-го года Эры Братства Полюсов

Сейчас, сидя у себя в каюте за клавишным столиком, я представил себе, что произошло бы с кораблем, если бы я не вывел его из плотного метеоритного потока. Крупные метеориты, а многие из них были величиной с гору, рано или поздно врезались бы в звездолет, разрушили его оболочку, вывели из строя все системы. На потерявший управление, беспомощный корабль обрушивались бы все новые метеориты, превращая его в бесформенные обломки, в труху, в пыль… Вместе с кораблем погибли бы все фарсаны, а это и было моей целью. И зачем я спас корабль? Что меня толкнуло на это? Страх перед собственной гибелью? Нет!

Тогда, в минуту опасности, я не думал о фарсанах. Я думал о корабле. Я любил этот сложнейший и совершеннейший аппарат, лучшее творение коллективного разума Зурганы. Я относился к нему почти как к живому существу. И тогда, в грохоте небесной бомбардировки, у меня возникло непреодолимое желание спасти его.

А сейчас я снова спрашиваю себя: зачем я сделал это? Правда, меня утешает одна мысль: я должен закончить дневник и передать его разумным обитателям планеты Голубой.

К тому же Тари-Тау — человек, живой человек, и я обязан ему все рассказать. Нас двое, и бороться мне с фарсанами будет в два раза легче, чем одному. В два раза! Это много значит.

Сегодня я несколько раз оставался в рубке управления наедине с Тари-Тау. Каждый раз я пытался заговорить с ним о фарсанах. И каждый раз внезапно возникающее чувство смутной тревоги останавливало меня. Нет, подожду еще. В этом деле рисковать нельзя.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});