Герой! - Дэйв Дункан

Он не спешит. Не часто у него бывало столь сильное желание броситься бежать, но он идет. Он пытается выглядеть так, как будто его занимают мириады кораблей в воде, но они для него — бессмысленное пятно. Добравшись до берега, он неторопливо поднимается по ступенькам.

Улица — дурдом. Шум, столпотворение, бардак. Половина из местных кажутся великанами. Гигантская девушка утыкается Вауну грудью прямо в лицо. Он шарахается.

— Посмотри сегодня, как меня будут насиловать в «Стране чудес», — не терпящим возражений тоном говорит она.

Только теперь он догадывается, что это сим, с отвращением отворачивается и натыкается на нелепую стену коричневых переливающихся мышц.

— Над тобой, дружок, наверное, все девчонки смеются, — орет сквозь грохот великан. — За две недели астальский бустер увеличит твои мышцы в два раза!

Никакой гимнастики не потребуется.

Ваун поспешно обегает гиганта, проходит прямо сквозь слизистое двуногое из разряда пресмыкающихся, машущее ему книгой, и добирается до тротуара.

На той стороне улицы — стоянка. «Будь осторожен на проезжей части», говорил ему Дайс. Он присоединяется к группе болтливых девиц и переходит улицу с ними. Если что, он должен пойти в направлении вон того серебристого шпиля на севере и ждать там. Что бы ни случилось, он обязан вернуться на корабль. Но ничего не случится.

Но почему тогда сердце мечется в груди, как москит?

Долго, безумно долго он бессмысленно таращится на автомобили и торчи на стоянке, пораженный их количеством и разнообразием. Ему и в голову раньше не приходило, что на свете существует столько всяких машин. Скинься они всей деревней, они не смогли бы купить и одно из этих сияющих чудовищ. Симуляторы женского пола толпятся вокруг него, борются за его внимание, сливаясь порой во что-то жуткое, многорукое, многоногое, многоголовое, все орут, предлагая неизвестные ему товары и услуги. Ему приходится смотреть между ними. Он кричит:

— У меня нет денег.

Но это их не трогает.

Спешат, приходят новые и новые. И тут с невыразимым чувством облегчения он видит зловещий черный корпус патрульного торча, заграбаставшего два парковочных места кряду.

Он неторопливо шагает к нему. Отважившись оглядеться по сторонам, он обнаруживает, что никто на него не смотрит. Испугавшись, что может показаться крадущимся, он поднимает голову и еще раз смотрит вокруг — дерзко. Торч чудовищен, размерами с дом Глоры. Окна непрозрачные, дымчатые, и не видно, что там внутри.

Он прикасается к двери. Потрясающе — дверь распахивается перед ним. Как и говорил Дайс. Он думает о том, как будет здорово снова увидеться с Раджем и Дайсом. Радж через час подойдет, Дайс должен уладить дела с документами.

Ваун входит в торч. Дверь с тихим присвистом закрывается. Он прищуривается в прохладном сумраке.

Здесь двое в военной форме, но ни один из них ни капли не похож на него. И на Раджа. И на Дайса.

***

И вот появляется он, сновидец, безмолвный в пылающей ночи. Тень необнаружимая… снова исчез… быть может, лишь шепот, след движения в камыше?

Парящий невидимо, неслышно, неосязаемо. Сновидец пересекает темные озерца, не нарушая их покоя, а буйные травы чуть колышутся, когда он проплывает над ними.

Луны нет. Здесь не бывает Луны, а необузданный туман застит звезды. Парящий над топью охотник, который не убивает, хищник, дарующий жизнь…

Темен путь его, но цель ясна. Учителя говорят, что дурной поступок может сделать великое дело.

Это сегодняшнее умение — дурное и в действительности разумеет под собой упадок. Такое умение ничего больше не умеет, ибо не сумело не потеряться и как умение забыто. Очень остроумно… Ну и что? Здесь его остроумие никто не оценит, кроме полноправного владыки, который пренебрегает обязанностями хозяина, поскольку валяется и храпит за кроватью. Галлюцинирование, вызванное нервным истощением, скажете? Известное в народе как отходняк после электрошока?

Ну, надо же! Вдобавок изрядная доза аксилетена? Бедняга. Но через семь-восемь недель, если повезет, он сможет отвечать на простые вопросы.

Нет, полного права называться полноправным владыкой он не имеет. Законным — возможно. Он не заслуживает сочувствия, сей невыразительный сибарит, мясистый рэндом, ибо нет сомнений, что он унаследовал древнее чудо, этот избалованный никчемный разгильдяй с псевдомозговым управлением, и даже если он каким-то образом честно его заслужил, ничего лучшего он не смог придумать, кроме как приспособить его в качестве плавучего борделя. Не правомочный поступок А ведь смешно, учитывая обстоятельства…

Чудесная старинная технология. Чудо, что она распространилась в нецивилизованной стране, возможно, с благородной некогда целью. В модели такой величины с комфортом могла бы разместиться группа из шести единиц — лесничих или, скажем, экологов — и не нарушить своей деятельностью ничего в окружающей среде.

А теперь обрати внимание! Клоака дорогой безвкусицы. Толстые ковры, хрустальные люстры, шелковые простыни! Стены убраны кружевами и пурпурным бархатом, порнографические симы готовы устроить любой вообразимый разврат.

Патетично, в самом деле Так бездумно проматывают свои жизни и ресурсы дикие расы, тупо гоняясь за преходящими плотскими усладами. Грустно. Декаданс. И ничего уже не поделаешь.

Никаких, само собой, занудных приборных панелей в пределах видимости, дабы не нарушать декора гнездышка любви. Крохотные болотца, канальцы, ручейки — все тихо течет мимо внутри сима над хрустальным с позолотой столиком. Весь механизм поднимается и опускается в мягком чарующем движении За последний час не было ни одного признака человечества. Время кончается.

Прежде чем наступит вечер. Сновидец должен вернуться и забрать свой торч в рощице у Трансдельтовой трассы, а сие судно вожделении должно быть надежно затоплено в подходящем водоеме. Плоховато оно ему служило. Ему стоило стырить аппарат попроще и прочесать страну фруктовых деревьев на восток. Эта экскурсия по Дельте — достойная сожаления глупость.

Подождите-ка! Тут что-то новенькое — пристань и кучка хибарок. Меняем курс и скорость… Убогая деревенька все ближе. Может быть, где-то рядом есть дичь безмолвное чудище болотное выслеживает в ночи свою жертву.

Это тринадцатая миссия, последняя. Через два дня сновидец должен отчитаться в Доггоце, обязанность, которую он не может не выполнить — после стольких-то попыток получить это задание! Рэндомы так сильно различаются по своим способностям, что разумный человек предположил бы, что им следует поощрять лучших, а кто лучший — определять по реальным заслугам. Но нет! С ума сойти! На Ульте в Патруль попадают исключительно избалованные отпрыски спейсеров.

И тем не менее тот же самый разумный человек предположил бы, что космический Патруль, где почти ни у кого нет опыта работы в далеком космосе, приветствовал бы бывшего члена экипажа Q-корабля как подходящего новобранца.

Ну, вряд ли. Только так. Только после двух лет подкупа да умасливания, да интриг, да низкопоклонства. Когда-то в Монаде учителя предостерегали:

«Кумовство всегда должно оставаться исключительной слабостью сообществ рэндомов».

Теперь учителя бы им гордились, братья гордились бы им. Пока он все делает хорошо. Интересно посмотреть, как отреагировали бы преподаватели из Доггоца на рекрута, щеголяющего звездочками космического странника на лацканах. С неудовольствием скорее всего. Но что ему общество каких-то простых, одержимых похотью рэндомов?

Ага! Сиротливая фигурка неуверенно прокладывает путь по грязной дороге в дальнем конце деревушки. В ложной гамме инфракрасного диапазона она мерцает фиолетовым привидением. Можно ли рассчитывать, что сей одинокий пешеход окажется нужного пола и возраста? Он просит увеличить картинку.

Да! Охотничий инстинкт заставляет его трепетать. Удача на стороне добродетели. Она — именно то, что ему нужно.

Все просто. Через несколько минут он подрулил и посадил дрифтер на дорогу в двенадцати шагах впереди бредущей фигурки. Он надевает волшебные очки и гасит свет. Двери распахиваются с чуть слышным шорохом. Ему даже не приходится красться к жертве. Через несколько мгновений она резко останавливается перед ним, упершись во что-то твердое в тумане. Когда она неуверенно поднимает руку, чтобы пощупать препятствие, он ее подстреливает….

Он прячет пистолет в кобуру и наклоняется, чтобы поднять ее. Не тяжела, но воняет.

Дверь закрыта… свет выключен. Он оглядывается по сторонам и приходит к выводу, что использовать эту постель для данной цели было бы даже для него слишком цинично. Он раскладывает ее на столике так, что ноги свисают с одного конца, а голова с другого. Летательному аппарату он велит лететь прежним курсом, пока они не окажутся над водой, и чувствует приятную дрожь, когда торч отрывается от земли.