Свет в твоем окне (сборник) - Лариса Рубальская

А Томка в свое оделась, и как давай плакать: – Какое там счастье! Нету его, счастья. Димка-то не тот, за кого я его приняла. Я к нему и так, и эдак, а он – никак. Ну, думаю, не уйду, пока не заведу – мы же к нему домой зашли. Ну он и стал мне свои листочки показывать и диссертацию вслух читать. А тут звонок в дверь. Димка открывать пошел, а я слышу, – мужской голос ему: – Митюша, здравствуй, любимый. И, слышу, целуются. Уже минуты две прошло, а я все сижу одна. Ну тут я в коридор и вышла. А там этот Гнидко стоит и целует взасос какого-то парня, на девку похожего. Меня заметил, говорит: – Масик, это Тамара из библиотеки, подожди, сейчас я ее провожу.

Представляете? Го-лу-бой! Я оттуда как ошпаренная выскочила. Завтра за книгами придет – ничего ему не давайте!

Вот так кончился тот вечер, плавно перешедший в ночь. Володя Ирину не ругал, только был не очень доволен, что она чужому человеку свои сапоги давала.

Да, а Томка через полгода замуж вышла. За оператора с телевидения. И знаете, как его зовут? Не поверите – Вахтанг Долидзе. И теперь наша царица – Тамара Автандиловна Долидзе. И все встало на свои места.

Наводнение в Каракумах

Мне кажется, что даже те, кто меня не знают, знают про меня все. Это из-за журналистов – ходят и ходят. А мне отказывать неудобно – я всегда ставлю себя на их место.

Ну и вот тогда пришла ко мне очередная акула пера. Все как всегда – чайку? Кофейку?

Достает микрофон, сидит напротив. Но вместо обычного – когда, как, почему? – вдруг спрашивает: – А можно, рассказывать буду я? Конечно, можно. Меняемся местами, и вопросы задаю я. Да, впрочем, их задавать не приходится – Алиса, эта самая акула, все рассказывает сама. А я слушаю.

– Может быть, вы, Лариса, потом обо мне стихи напишите. Про всю эту историю.

Я, еще когда в школе училась, про артистов читать любила. Ну и влюбилась в Геннадия – он тогда еще только начинал и подавал большие надежды. Я о нем тогда в журнале прочла и фото в первый раз увидела. Ну и пропала. Стала все статьи вырезать, фотографии тоже, в альбом наклеивать. Одним словом, создала личный фан-клуб. Гена быстро в гору пошел, в фильмах снимался, какие-то призы на кинофестивалях получал. А я придумывала себе биографию, вернее, не себе одной, а как бы вместе с Геннадием. В моих грезах мы за руку гуляли по дождливой Москве, лежали на пляже в Акапулько, скакали на лошадях в диких прериях, вечерами на кухне под розовым абажуром пили чай. Много всего.

Я с ним и разговаривала, и за удачи хвалила, иногда критиковала – любя, конечно.

Это тянулось много лет, уже и школа, и институт позади. И первые мои любовные опыты, и летучие романы. И даже неудачное замужество. Но все это на фоне любви, верной и преданной, – моему кумиру, к тому времени уже заслуженному артисту.

Не могу сказать, что прорыдала всю ночь до утра, увидев его фото с молодой красавицей, ставшей его женой.

Сказать честно, я никогда ни на что не надеялась, знала, что дорожка моей нехитрой жизни никогда не пересечется с его светлым путем. Это было так же невозможно, как наводнение в Каракумах или пожар в Антарктиде.

Но иногда вечерами в редакции, где я работала, мы сидели с девчонками, и я им рассказывала фантастическую историю своего знакомства и любви с Геннадием – они знали, что я придумываю, но все равно верили. Может, я так рассказывала?.. И, представляете, Лариса, однажды мне приснился сон – я в Крыму, иду вечером по набережной, а навстречу – он. Подходит и говорит: – Мы не могли с тобой не встретиться.

И вдруг в редакции мне дают очередное задание – написать о кинофестивале, который проходит как раз в том городе, который мне приснился.

В первый день кинофестиваля я с двумя знакомыми журналистками вечером пошла в кафе. Мы немножко выпили – за то, за это. А я и говорю: – Давайте выпьем за десятую годовщину моей любви к одному артисту. Ну и рассказываю, как обычно в редакции, свой несбыточный рассказ. И на самом интересном месте замираю, слышу за спиной его голос. Поворачиваю голову – он! Садится неподалеку с двумя кинокритиками. Я уже ни о чем думать не могу. Вдруг один из этих кинокритиков подходит и говорит: – Девочки, давайте столики сдвинем, веселей будет. Дальше – все в тумане – общий треп, шутки – это все, кроме меня. Я – зомби. Сижу неподвижная и немая, на Геннадия смотреть боюсь. Тут группа какая-то играть стала. Ну и критики с моими девчонками танцевать пошли. А мы за столиком вдвоем остались. И Гена рукой мою руку накрыл, как обжег, и тихо так говорит: – Мы не могли с тобой не встретиться.

Не помню, как мы дошли до моей гостиницы, как вообще все это было. Ни до, ни после я ничего такого не испытывала – ну не в смысле каких-то физических ощущений, а в смысле душевных потрясенных состояний.

Я понимала, что для Гены это все обычная история, образ жизни, в которой он – хозяин. Захочет – скомандует: – К ноге! – и каждая будет рада эту команду выполнить.

Утром я даже не была уверена, что он помнит, как меня зовут. Да и утро-то еще по-настоящему не настало – он проснулся часов в пять, на часы посмотрел и засобирался – он приехал вместе с женой и сыном, они, наверное, уже его ищут.

Оделся, наклонился надо мной. Поцеловать как будто хотел. Но не поцеловал, а только вдруг опять сказал: – Мы не могли с тобой не встретиться. И добавил: – Алиса! И ушел.

Больше я его на кинофестивале не видела. Слышала, что он пробыл там всего два дня и уехал куда-то на съемки.

В Москву я вернулась с невыполненным заданием, отговорилась, что заболела в Крыму. Обошлось.

И, верите, Лариса, мне стало казаться, что ничего этого не происходило. Я решила, что вся история – плод моего раскаленного воображения. Ну и как-то вечером я снова девчонкам свою мыльную оперу рассказывала и про этот случай в Крыму, конечно, вплела. И опять все слушали – привыкли к моим сочинениям.

Прошло не очень много времени – недели две-три, меня к телефону в редакции просят. Слушаю и понимаю, что наступила высшая стадия моего помешательства, потому что в трубке его голос. И он говорит, что искал меня, потому что не спросил тогда телефона. И все это время думал обо мне. Хорошо, что у приятеля оказался телефон моей подруги – она тогда, в кафе в Крыму, его оставила. И он рад, что нашел, и немедленно хочет видеть.

Я шла к нему, и мне хотелось держаться за стены – так меня качало. Он жил в высотке, на последнем этаже. В квартире было много картин, вообще очень красиво. Я в таких домах раньше не бывала.

Геннадий ждал меня, даже стол накрыл – шампанское и бананы. Сказал, смеясь, что семейство на даче и мы в безопасности. В этом безопасном плену я прожила три дня. Ему звонили, он звонил. А я была счастливейшей небожительницей, и ангелы хором пели надо мной свои песни.

Гена улетал на очередные съемки – ненадолго, недели на две. И обещал скучать.

В редакции все сказали, что я как-то изменилась. Что произошло?

Ну я и собрала народ на очередное прослушивание. Все рассказала и сказала, что на этот раз это все правда. Девчонки обомлели. И вдруг одна, очень способная и острая журналистка, говорит: – А знаешь, Алиса, если ты хочешь сохранить все эти ощущения, то с Геннадием больше не встречайся. Да это и ни с какой стороны не нужно. Ты понимаешь, он – артист. Натура увлекающаяся. Вот и увлекся. Это ненадолго. А потом будет следующая. А тебя он бросит. К этому времени ты, отравившись этим сладким ядом, уже не сможешь обычного мужика полюбить. И будешь несчастной. Оставь себе это состояние навсегда.

И, представляете, Лариса, я ее послушалась. Потом Геннадий звонил, я то к телефону не подходила, то говорила, что встретиться с ним не могу. Получилось так, что я его бросила! Я! – Его! Наводнение в Каракумах!

Вся эта история произошла два года назад. Гена, конечно, позвонил-позвонил и перестал. И моя мыльная опера тоже подошла к логическому завершению. А вчера я его случайно встретила, снова, представляете, в кафе. Он сидел с какой-то симпатичной девушкой. Гена видел меня. И не узнал.

Моя гостья замолчала и смотрела на меня. Она хотела, чтобы я сказала ей, что она молодец, все в жизни сделала правильно. Или, наоборот, – что она дура, и не боролась за свое счастье.

А я сидела и думала, что пора тебе, акуле пера, понимать, что в жизни выбора нет. И все складывается так, как должно сложиться. Потому что в каждом из нас находится дискета, на которой все записано – кто мы и что с нами будет. И эту дискету мы привыкли называть судьбой.

Из книги «Это все мое»

В городе Эн

В жизни я отчаянноЖаждал перемен,И попал нечаянноВ тихий город Эн.Я попал нечаянноВ городок окраинный,Там глаза печальныеВзяли меня в плен.

Ночь плыла бессоннаяВ перекатах гроз.В небогатой комнатеВышло все всерьез.Эту ночь бессоннуюНавсегда запомню я,Там глаза бездонныеНе скрывали слез.

Город без названия,Населенный пункт.Робкие касанияНежных губ и рук.Город без названия,Встречи-расставания,Долгий миг прощания,Слов последних звук.

Кажется порой