Variant (СИ) - "Тори Теллер"

— Ну, конечно. И тут же пришлепает СSR, а я на этой территории даже огрызнуться не смогу, — рыкнул Северянин. — Не считайте меня идиотом, док. Должно быть другое решение.

— А что тебе мешает их изучить на месте? Всего сотня километров до Цюриха. А в хранилище пройти тебе — раз плюнуть.

— Ладно, док, я подумаю — вампир криво улыбнулся. — А сейчас давайте вернитесь к рассказу об Оливии Кук.

По словам целительницы за последние полтора века, его женищина была единственной из десятка отслеженных CSR сверхов, кому удалось прожить четверть века, оставаясь человеком. Словно с момента рождения дремлющая в ее клетках информация блокировалась, причем, неоднократно. Частичная инициация была неизбежной: человеческая жизнь насыщена кризисами, начиная с обычных гормональных, возрастных. Но кризы Олив проявили лишь крохотную часть ее врожденной эмпатии и способность создавать энергетические заряды. При том высоком потенциале, который определило тестирование CSR, это было как-то нелогично. Однако, возможно, именно это в результате сохранило девушке жизнь, так как такая «серая мышка» достаточно надолго стала не интересна ни одной из сторон. И кто бы это ни сделал, он был крайне заинтересован, чтобы Посредник был сформирован как личность именно человеком, с его понятием бренности существования и ценности жизни как таковой. А также хотел обеспечить постепенное высвобождение новых возможностей, без подавления личности и мотиваций.

Последнее играло немалую роль в становлении сверха, так как вслед за эйфорией освоения новых возможностей нередко наступает глухая депрессия. Сверх-существу становилось просто смертельно скучно в этой реальности. Смертельно. Потому что скука в данном случае была не отсутствием веселья, а отсутствием смысла существования. Вампиры заполняли такую пустоту утолением звериной жажды и похоти, сверх с иной системой ценностей просто оставлял этот мир.

Вариант, в котором его Создатель, возможно, не принял настоящую смерть, а совершил Переход — не умещался у Северянина в голове. К тому же, если так и было, то роль его любимой женщины в этом была отнюдь не созерцательной… Похоже, дальше будет еще «веселее».

Пятая Руна. Глава 4.

Лучший способ сдержать свое обещание —

никогда его не давать

И еще какая-то мысль не давала викингу покоя, но он никак не мог ухватить ее за хвост. Что-то очень простое, лежащее почти на поверхности, но ускользающее от напряженного сознания. Такое белое гусиное перышко, от слабого дуновения ветра из-под ног легко взмывающее к самым небесам…

Память совершила очередной кульбит, и Арн вспомнил разговор с Изабеллой в ночь перед уходом Создателя.

Они стояли на балконе отеля в черной далласской ночи, два вампира: Северянин, чей Создатель исчез или был похищен, и прекрасная Изабо — внучка Изабеллы Кастильской и правая рука Цинны, в управлении вампирами Техаса. Викинг знал ее еще и как первую женщину-вампира, открыто признавшуюся в любви к человеку.

Олив он тогда едва замечал и пригласил лишь в качестве телепата для поисков Создателя. За хорошие деньги, между прочим? — это уже подсуетился Макс Спенсер. И, конечно же, одну ее он не отпустил и притащился следом, чтобы не дать Северянину установить кровную связь со своим человеком. Арна это жутко бесило, но выбора не было: девушка была влюблена в этого лиса как кошка, а викингу ее способности были необходимы для поисков Создателя. Тогда он обратился к Изабель, которой доверял Цинна, а значит, мог доверять и он.

Вампирша предложила разумный выход — отправить Олив со своим человеком, которого будет контролировать она. Арн согласился. Но, кровная связь — кровной связью, а интуиция его никогда не подводила, поэтому он знал, что с миссией Олив что-то пошло не так. И теперь напряженно ожидал ответа Изабо, прикидывая, как при первой же возможности исправить свое досадное упущение.

— Я не чувствую никакой опасности для них сейчас. Все в порядке, — не глядя на викинга, произнесла Изабо. Однако перекрещенные руки, которыми вампирша безотчетно обхватила себя за плечи, выдавали ее волнение.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Скажи, Иза, что тебе нравится в компании смертного? — поинтересовался Северянин, наблюдая за ней краем глаза.

Вампирша помолчала, слегка улыбнувшись, и сделав вид, что не заметила фривольности старшего-по-крови с ее царственным именем. Затем ее точеное лицо немного смягчилось, голос зазвучал тише, и его интонации поразили Северянина своей глубиной и проникновенностью:

— Люди так восприимчивы. Их все волнует, все трогает, и это можно… ощущать. Они словно стремятся все пропустить через себя, насладиться жизнью… У нас этого нет. Может, потому, что их век так короток…

— А то, что твой человеческий мужчина постареет, начнет дряхлеть, болеть — тебе это не противно?

— Нет. Мне любопытно, — Изабель улыбнулась каким-то своим мыслям, но, перехватив внимательный взгляд викинга, быстро добавила, — в качестве научного эксперимента, конечно. А что думает Спенсер о твоем интересе к его полукровке?

— Меня не интересует «его полукровка». А еще меньше — мнение Спенсера. Я здесь только ради Цинны.

— Ну, разумеется, — закатила глаза Изабо, напомнив викингу Эмбер. — А человеческая девчонка добровольно отправилась к этим фанатикам тоже «только ради Цинны»? Кто кого дурит, Северянин?

— Не смотри на меня так. Между нами нет кровной связи. Я ей плачу.

— Странно, — вампирша пожала плечами. — Олив ведет себя так, словно обязана тебе. Или Цинне — уж и не знаю. И это, несмотря на ее кровную связь со Спенсером. Очень интересно, не находишь?

— Ты просто влюбленный в человека вампир с мозгами между ног, — отрезал Арн.

— Хммм. От такого слышу.

Они обменялись взглядами, способными прожечь дыру в листе бумаги. Но их свирепость длилась лишь мгновенье. В следующее — и вишневые очи принцессы крови, и зелено-голубая льдистость пронзительных глаз викинга приобрели одинаковое выражение растерянности и предчувствия потери, очень своевременно и милостиво скрытое чернильной темнотой южной ночи.

А легкое гусиное перышко было все-таки схвачено жесткими пальцами вампира и растерто в пыль. Северянин не мог не попытаться спасти своего Создателя, даже ценой жизни маленькой полукровки, которая ему начинала нравиться. Он просто не мог этому противостоять.

Через сутки вампир будет так раздавлен утратой встретившего рассвет Цинны, что просто «забьет» на все, кроме своей дикой вендетты, которая теперь станет местью уже и за Создателя… Но чем бы ни оправдывались его действия и решения, суть в том, что Арн разрешил себе использовать ту, которую обещал защищать. И в этом он ничем не отличался от Максимилиана Спенсера — придворного сводника и поставщика доноров-фейри королевским особам, а также — первого мужчины и вампира в жизни Олив

Забыть что-то можно только непроизвольно.

Чем больше мы стараемся забыть, тем больше это нас преследует.

Пятая Руна. Глава 5.

Я знаю, что я ничего не знаю.

Сократ

Арн размышлял. За несколько последних часов на вампира обрушилась информация, переворачивающая его устоявшееся мнение относительно происходящего. А он-то думал, что единственная его проблема — это тотальный апгрейд «избранника богов» Макса Спенсера, расширившего границы своих полномочий чуть ли не до планетарных масштабов

Северянин помнил, что после ухода Цинны в рассвет уже как-то открывал файлы на этом накопителе. Но не вник и не понял, вскользь пробежавшись равнодушными глазами по схемам, рисункам и тексту. Они не содержали информации, касающейся внезапного ухода Создателя, поиска убийц семьи викинга или наследства как такового — финансов. То есть в электронной памяти не было ничего такого, что могло бы заинтересовать Северянина на тот момент.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Конечно, у Цинны были свои слабости, например, ювелирный антиквариат, с темной историей и такой же темной силой. Или программа «Древо Жизни», над которой во времена третьего рейха трудилось «Ahnenerbe». Арн знал об этом, но абсолютно не интересовался подробностями. И даже более того: последнее вампир считал бессмысленной тратой времени, вроде человеческих кроссвордов. И теперь, встречая на каждом листе подтверждение слов луизианской горбуньи, Северянин с неудовольствием признавал, что на этот раз хваленое чутье тысячелетнего ему изменило. А может быть и не только на этот раз?