Жюльетта. Том II - Маркиз де Сад

— Ну и как, — спросила она, поднявшись на ноги и стоя передо мной, торжествующая, залитая спермой, — ты мною довольна?

— Это было прекрасно, — ответила я, в свою очередь опьяненная ласками, которыми осыпали меня пятеро служанок княгини в продолжение всего спектакля. — Действительно, дорогая, это ты хорошо придумала, но можно было сделать еще лучше, что я и хочу продемонстрировать, если не возражаешь.

Я повернулась к девушкам и молча указала им на члены музыкантов, не подававших никаких признаков жизни. Когда служанки увеличили размеры всех десяти кусочков плоти, я ощупала их. Они были гибкими, горячими и моментально откликались на прикосновение. Два члена я поместила себе в вагину, третий — в анус, один взяла в рот, еще два зажала под мышками, один вставила в волосы, по одному массировала в каждой руке, а третий терся о мои глаза, но я категорически запретила всякое извержение, объяснив это тем, что излить свою похоть они могут только после того, как совершат десять перемещений, и каждый почтит присутствием все алтари, которые я им предлагаю. Доведенные до агонии необыкновенно возбуждающими упражнениями, десятеро прекрасных юношей залили меня с головы до ног своей спермой, и синьора Боргезе, которую в это время обхаживали служанки, признала, что мой метод произвел на нее огромное впечатление.

— А теперь, — заметила я, — надо подумать о наших помощницах. Они славно потрудились своими искусными пальчиками и языками и заслуживают награды.

Мы разложили девушек в разных похотливых позах и к каждой приставили парочку молодых жеребчиков. Вопреки обыкновению мы вставили самые крупные члены в задницы, а влагалищам достались те, что поменьше; оргия началась, а мы обе переходили от группы к группе, давая советы и подбадривая актеров. Иногда Олимпия бесцеремонно выдергивала занятый делом член, несколько минут обсасывала его и вставляла на место, а иногда, когда ей случалось заметить незанятое отверстие, будь то вагина или задний проход, проникала туда своим языком и четверть часа облизывала и сосала его. Или же, вытащив член из норки, вставляла его в свой анус. Я вела себя более целеустремленно, нежели она: поощрительно похлопывала по ягодицам, награждала нерадивых тумаками, щекотала яички, пощипывала подвернувшийся под руку клитор или, сунув большой палец в анус юноши, шептала ему на ухо что-нибудь непристойное и в довершение всего больно кусала его. В результате я не упустила ни одного извержения, и все они произошли у меня в заднем проходе, ведь я ни за что на свете не позволила бы этим шлюхам воспользоваться плодами моих усилий: я всегда забочусь только о себе, вот почему, друзья мои, все, за что ни берусь, я делаю безупречно.

После завершения этой сцены я предложила новую. На этот раз мы с хозяйкой легли на живот, зажав между ног голову служанки, чтобы она могла сосать нам влагалище, в то время как мы сами обсасывали другую девушку, и предоставили свои задние норки в распоряжение десяти музыкантов, которые, сменяя друг друга, должны были содомировать нас. Это пришлось Олимпии по вкусу, только она — и это показало мне, что княгиня более развращена, чем я предполагала, — предпочла целовать не вагину, а задний проход; кроме того, по собственной инициативе, хотя и вдохновляясь моим примером, она яростно, до крови, кусала ягодицы бедной своей служанки. Увидев это, я дала волю своим порывам, ухватилась за груди девушки, которую облизывала, и принялась немилосердно щипать и выкручивать их, исторгая из бедняжки пронзительные вопли. В этот момент Олимпия истекала оргазмом.

— Ага, вот я тебя и поймала, — лукаво сказала я, — ты начинаешь получать удовольствие, причиняя боль другим. Это добрый знак, так что скоро мы перейдем к вещам более серьезным.

Испытав десять натисков подряд, мы решили пощекотать свои куночки. Одна из девушек присела над нами на корточках так, чтобы мы могли целовать ей вагину и анус, вторая руками массировала нам клитор и заднюю норку, а мы тем временем принимали во влагалище неутомимые юношеские члены, то и дело извергались и плавали в море наслаждения. Вслед за тем пришел черед оральным, удовольствиям: мы до последней капли высосали все, что еще оставалось в чреслах наших рыцарей, и все это время нам облизывали клитор и задний проход. Изнемогая от усталости, Олимпия предложила подкрепить силы, и мы перешли в ярко освещенную, роскошно убранную столовую, где нас ожидала легкая, но превосходная закуска, уложенная вперемежку с цветами в огромную корзину, висевшую на ветке апельсинового дерева, усыпанного спелыми плодами; потянувшись за апельсином, я обнаружила, что это — мороженое. Таких приятных сюрпризов было немало, и в каждом чувствовался утонченный вкус и безупречное воспитание хозяйки. На стол подавали те же служанки, а юноши, скрытые за ширмой, услаждали нам слух мелодичной, навевавшей истому музыкой.

После столь богатого праздника похоти мы с Олимпией выпили изрядное количество вин и ликеров. Головы наши затуманились, и тут я спросила подругу:

— Что ты скажешь насчет того, чтобы совершить что-нибудь мерзкое?

— Предлагай все, что хочешь.

— Давай замучим до смерти одну из этих девиц.

— Вон ту, — не задумываясь, сказала Олимпия, схватив за руку самую очаровательную из пятерых.

— Так ты согласна?

— Почему бы и нет. Что может мне помешать? Ты думала, меня ужаснет мысль об убийстве? Сейчас ты увидишь, что я — способная ученица.

Подхватив жертву под руки, мы возвратились в круглую комнату, где происходила оргия, отпустили остальных служанок, заперли на засов все двери и остались втроем.

— Как будем истязать эту тварь? — поинтересовалась я, оглядывая комнату. — Что-то я не вижу здесь никаких подходящих инструментов.

Но тут же мой взгляд остановился на горевших свечах, я с облегчением вздохнула, взяла две свечи и начала подносить их то к ягодицам, то к бедрам несчастной, то к ее груди. Олимпия тоже взяла подсвечник, и мы развлекались таким образом в течение часа. Хорошенько обжарив девичье тело, мы принялись щипать и царапать ногтями опаленную кожу.

К тому времени мы совсем охмелели и, уже не соображая что делаем, в беспамятстве подвергали жертву мучительным и мерзким истязаниям; бедняжка выла нудно и надсадно, но ни одна живая душа не услышала ни ее криков, ни нашего дикого смеха, так как мы заранее приняли все меры предосторожности. В конце концов я предложила подвесить потерявшую сознание девушку за груди и шпильками для волос заколоть ее до смерти. Олимпия, прямо на глазах делавшая поразительные успехи, с радостью согласилась.

Агония несчастной продолжалась еще добрые два часа, и за это время мы еще раз впали в тупое оцепенение, напившись вином вперемежку с ее слезами; наконец, валясь с ног от усталости, упали на подушки и проспали пять часов, а над нашими головами висело мертвое тело. Когда мы проснулись, солнце стояло уже высоко; я помогла Олимпии закопать труп под кактусами, и прощаясь, мы дали друг другу слово продолжать совместные развлечения, которые начались столь удачно и плодотворно.