Ревизор: возвращение в СССР 24 (СИ) - Винтеркей Серж

Никто не стал отказываться фотографироваться. Археологи встали с двух сторон от начальника милиции, восседавшего в своём кресле. Алдонин и Литвинов слегка склонились над кладом, так я их и снял. Сделал несколько групповых кадров, несколько кадров самого клада в деталях.

– Не знаю, какие кадры редколлегия пустит в печать, сразу предупредил я, – но негативы я со статьёй все передам, а там уже что они выберут.

Переписал себе с быстро подготовленной описи содержимое клада, думаю, нет необходимости в статье это указывать, но, вдруг, товарищам интересно будет.

Литвинов посмотрел, как был оформлен клад. Как он объяснял нам по дороге, если клад найден во время выполнения работ, то никаких премий от государства не причитается. Наша молодёжь, боясь подставить Ивана, не озвучила милиции, что они гуляли там с его разрешения уже по окончании экспедиции. Литвинов указал начальнику милиции при оформлении на тот факт, что экспедиция завершилась тридцать первого декабря, а клад найден первого января. Так что, двадцать пять процентов нашедшему положены.

Больше нам там делать было нечего. Бережно разместив монеты и горшок в двух разных портфелях, мы поехали назад.

– Банк, Гохран! Если бы вы знали, что творится с этими кладами! – рассказывал нам потом в машине Литвинов. – Бывает, они не доходят даже до банка. Какие-то пропадают между банком и Гохраном, а уж положенной выплаты дождаться от Гохрана практически невозможно, их ворует банк.

– Как это? – не поверил я.

– Вот так, – ответил он. – Государству не выгодно справедливо оценивать клады и выплачивать за них премии. Никто не расследует эти истории с пропажами кладов или денег за них.

– Здорово, что тогда вы сами в музее следить за этими монетами будете, – сказал я.

В Москву мы вернулись только в пятом часу. Вспомнил про своё обещание Ксюше узнать о росписи стен и решил проехать домой через детский дом.

Директора в кабинете не нашёл, но вездесущие ребятишки быстро доложили ей, что я ищу её.

Рассказал о нашей идее расписать стены. Сказать, что она удивилась, ничего не сказать. Но по её виду я понял, что она больше озадачена, чем обрадована моим предложением.

– Представляю, какая это будет титаническая работа, – начала она. – И всего на несколько лет…

– Почему? – не понял я.

– Так мы же обновляем стены регулярно, косметический ремонт делаем.

– А если не красить то место, где будет рисунок? – предложил я.

– Краска же выцветает со временем, темнеет. Это будет вокруг рисунка один цвет, под рисунком фоном другой… Не будут же они расписывать всю стену сплошняком? Видимо, только фигуры?

– Скорее всего, – согласился я.

А у неё большой опыт, не только в воспитании детей. Быстро просчитала все «за» и «против». Хорошо, что с неё начал этот вопрос согласовывать.

– А что, если фигуры выпилить из фанеры, расписать, и повесить на стене, как украшение? – предложил я. – Надо будет делать ремонт, их снимут и всё. Потом обратно повесят.

– Кстати, да, – оживилась директриса. – В столовой можно круглые панно повесить, вроде как тарелки, только больше, с нашими республиками. А то всё запомнить некоторые не могут.

Кто про что, а директор про республики, – мысленно улыбнулся я и спросил: – А Волка с Зайцем?

– И Волка с Зайцем, и Вини-Пуха с Пятачком, и Карлсона, и Бонифация, – начала перечислять Александра Мироновна. – Найдём, куда повесить. У нас коридоры, лестницы пустые. Только лакировать фигуры надо щедро, чтобы влажной тряпкой протирать можно было. По гигиеническим нормам положено…

– А покажите, пожалуйста, какие именно коридоры и лестницы, – достал я фотоаппарат. – Сразу художникам фотографии покажу, где эти панно должны висеть.

Это же и Ксюше не надо будет по стремянке вверх-вниз скакать, – думал я, фотографируя коридоры, столовую и лестничные пролёты. – И пожилых художников можно будет пригласить к участию в этой акции. А у них знакомых художников ещё полно. А учеников сколько!..

– Свободного места так много, – задумчиво проговорил я. – А с чем у детей ещё проблемы, кроме республик? Может, таблицу умножения по лестнице развесить? Пока дойдут до третьего этажа, выучат.

– Надо подумать, – рассмеялась Александра Мироновна. – А вообще хорошая идея… Они же съёмные будут. Месяц висит комплект умножение на семь, месяц – на восемь… А? Целый месяц каждый день ходить двадцать раз туда-сюда, хочешь, не хочешь, а выучишь. Потом слова иностранные учить так же начнём…

Мы с видом заговорщиков переглянулись с ней. Провожала она меня к выходу в отличном настроении. Не знаю, будет ли толк от нашей затеи, но скрасить казённые стены с любовью сделанными панно, точно, получится.

Приехав домой, поужинал, доложился Сатчану по результатам поездки и сел писать статью про клад в Городне и про результаты раскопок. Когда все уже легли спать, проявил плёнку и напечатал сразу фотографий из детского дома, чтобы было о чём говорить в комитете комсомола ЗИЛа.

В среду, пока бегал по району с Тузиком, наметил себе на сегодняшний день поездку в редакцию и в Верховный Совет, вечером пойду на тренировку на ЗИЛе и, если получится договориться, перед ней надо встретиться с Григоряном, секретарём комитета комсомола, по поводу учебных пособий для детского дома. Так их и назовем, так их явно легче будет пробить… А потом, уже совсем поздно, пойду свою семью фотографировать из соседнего подьезда…

И сестра! Надо срочно встретиться с Дианой. Не заходя домой, сразу ее набрал из уличного автомата, пока она в институт не уехала. Ну, или еще куда, по линии КГБ. График у неё был очень жёсткий, договорились встретиться у Горного. Попросил её приехать хотя бы на полчаса раньше начала занятий и одеться потеплее, будем прямо на улице разговаривать.

Не стал ходить вокруг, да около, тем более, времени ни у меня, ни у неё нет.

– В общем так, сестричка, нам с тобой нужно поговорить о достаточно непростых вещах – постарайся воспринимать сказанное спокойно, хорошо? – мы потопали по пешеходной дорожке по свежевыпавшему снегу, и я начал свой рассказ.

– А почему бы я иначе должна реагировать? – изумилась Диана.

– Ладно, скоро сама поймешь, – сказал я и хотел начать, но она меня перебила:

– Паша, а почему ты думаешь, что что-то вообще знаешь по этому поводу? Там мне такие зубры преподают… Ух! Жаль, что не могу тебе ничего рассказать про них, обещала… Ты-то откуда можешь знать хоть что?

– Просто поверь, что знаю, вот и все, – пожал я плечами, – ты же понимаешь, почему тебе стоит именно мне поверить?

– Ну… потому что ты мой брат? – немного подумав, выдала Диана.

– Все верно, я твой брат, а ты мне – сестра. Мы оба хотим добра друг другу, а не проблем. В отличие от КГБ…

– Хочешь сказать, в Комитете мне зла желают? – удивилась Диана. – С чего вдруг? И почему тогда так со мной возятся?

– В Комитете тебе зла не желают, просто относятся к тебе равнодушно. Профессионально. У них тысячи агентов за рубежом, одним больше – одним меньше, тем более если это не Рихард Зорге…

– Ясно…

– Кто-то из КГБ может симпатизировать тебе, и даже искренне, но для КГБ ты не сестра, как для меня, а инструмент… Попадешься за рубежом вражеской спецслужбе, они расстроятся. Может, даже медаль тебе дадут. Попытаются обменять, может быть. А может, и нет, если не будет на кого. Но основное внимание уделят другим инструментам получения информации. Агентам, которых не поймали.

– Ясно, ясно, давай к делу! – Диана явно была расстроена услышанным.

– Ладно. Теперь, как тебе не попасться. Есть момент, когда от тебя вообще ничего не зависит, и с ним никак не справиться… Это если предатель сидит прямо в Москве, в центральном аппарате КГБ, и сдаст тебя ЦРУ или британцам. С этой вероятностью надо просто смириться…

– Знаешь ли, слышать такое непросто, – проворчала Диана.

Я просто молча развел руками. И продолжил.

– Дальше. Другой самый частый способ попасться чужой контрразведке за рубежом – это контакты с другими советскими разведчиками. Или агентами. Вот так.