«Если», 2001 № 04 - Журнал «Если»

Вообще, японская программа на «Роттерфесте-2001», как никакая другая, отдала дань мистико-фантастическим мотивам. В картине Киоси Куросавы «Сеанс» (Ko-rei) любопытно переплетаются мистический хоррор и бытовая семейная драма. Героиня, обладающая даром вступать в контакт с умершими и пропавшими без вести людьми, по ходу действия решает инсценировать спиритический контакт с пропавшей девочкой, спрятанной в ее доме, но именно это и приводит к зловещим и непредсказуемым последствиям. Фильм снят настолько просто и бесхитростно, что порой кажется, это разрушит эффект напряженного ожидания и страха (сам режиссер, выступая перед просмотром, предложил зрителям «смеяться, если будет не страшно»). И все же, несмотря на финансовый и эстетический минимализм, «Сеанс» держит зрителя ничуть не в меньшем напряжении, чем дорогостоящая голливудская мистика: например, «Дар» (The Gift) известного мастера киноужасов Сэма Рэими, показанный в Роттердаме как «фильм закрытия». При том, что в драматической истории гадалки на картах таро (Кейт Блэншетт), помогающей расследовать убийство, виртуозно использованы все атрибуты мистического хоррора (леденящие кровь ночные пейзажи, жуткие видения, таинственные предзнаменования и т. д.), ее сюжет, пожалуй, более прост и одномерен, чем у скромного японского «ужастика».

Герой фильма «Электрический дракон в 80 тысяч вольт» (Electric Dragon 80 ООО V) режиссера Сого Исии был интересен тем, что мог вступать в телепатическую связь с рептилиями и испускать электромагнитный импульс — настолько сильный, что перед сном ему надо было заземляться. Другой японский фильм «Годзе» (Gojoe, того же Сого Исии) мог бы произвести впечатление шедевра боевой исторической фэнтези на основе восточного эпоса, если бы во внеконкурсной программе не было «Крадущегося тигра, затаившегося дракона» тайваньца Ань Ли. Фильм, название которого перекликается с эмблемой и призами «Роттерфеста» («тигр»), неизменно вызывал бурю восторга среди зрителей и оказался одним из лидеров конкурса зрительских симпатий. По уровню спецэффектов (это, прежде всего, сцены рукопашных поединков и преследований, ареной которых становятся крыши пекинских теремов, таинственные пещеры и даже кроны бамбуковых зарослей) фильм нисколько не уступает «Матрице» — где за «боевую хореографию» отвечал тот же самый Юань By Пин. Ну а в целом, как пример экранной историко-приключенческой фэнтези, фильм Ань Ли на обозримом пространстве нашей киноистории просто не имеет соперников…

В отличие от энергичного и импульсивного Востока, Запад — точнее, Старый Свет — еще раз показал в Роттердаме, что для его авторского кинематографа фантастика — это прежде всего пародия и сюрреалистический гротеск. В искрометно-смешной абсурдистской притче чеха Яна Шванкмайера «Отесанек» (Otesanek — что можно перевести как «Сделанный из полена», «Буратино») главным героем становится деревянный младенец — персонаж старой народной сказки, перенесенный в комфортный мирок современной европейской «глубинки». Взлелеянный бездетными родителями, деревянный ребенок быстро превращается в монстра, ненасытно поглощающего не только тонны продуктов из супермаркета, но также домашних животных и даже людей.

Другой мессия европейского постмодернизма — швед Рой Андерсон — пошел по стопам Годара, показав современный город как средоточие хаоса и абсурда («Песни со второго этажа» — Songs from the Second Floor). Словно под влиянием какого-то загадочного катаклизма жизнь отдельных героев и всего городского социума теряет всякое подобие логики и порядка. На улицах в бесконечных пробках сигналят автомобили, тянутся шествия бичующих друг друга мазохистов; в огромный пустынный зал аэропорта, словно по команде, устремляются фаланги беженцев с загруженными скарбом тележками. В другом эпизоде сотни людей, словно всходы в поле, поднимаются с поверхности захламленного пустыря городской свалки…

А что же наш, российский кинематограф? В Роттердаме ему тоже нашлось место. В основной программе можно было посмотреть фильм не очень известного режиссера Андрея Некрасова «Любовь и другие кошмары». У этой картины есть очевидная привязка к фантастике — ее герой, русский «яппи», петербуржец Алекс, изобретает способ фиксирования сновидений с помощью компьютера. Иронично комментируя причудливую вязь экранных образов (где здесь явь, где сон — понять довольно трудно), Алекс появляется в кадре лишь однажды: когда его спину находит пуля эксцентричной женщины-киллера по имени Любовь. Фильм представляет собой довольно странный симбиоз «философского кино» Тарковского с постперестроечной «чернухой», но его фантасмагорические образы и авторские монологи не лишены смысла. Не «схватив за хвост» роттердамского тигра (впрочем, она и не участвовала в конкурсе, предназначенном только для режиссеров-дебютантов), «Любовь и другие кошмары» все же привлекла к себе внимание и без лишних промедлений перекочевала в программу кинофестиваля в Берлине.

Дмитрий КАРАВАЕВ

Проза

Стивен Бернс

Система срочных сообщений

Я провел лучшую часть дня в уединении своей скромной виртуальности и, одурев от восторга, очертя голову, раз за разом забрасывал удочку в ручей недалеко от Пуласки, где водилась чудесная форель.

Теперь же труба звала, долг неуклонно напоминал о себе, и мечтая еще немного постоять по пояс в быстрой ледяной воде, пусть и виртуальной, я распрямил свои довольно-таки сутулые плечи, пытаясь уговорить себя набраться мужества, чтобы ступить на вражескую территорию, а иначе говоря, изолятор для содержания нарушителей, являвшийся частью Центра общественной безопасности поселения Иден.

Пришлось несколько раз старательно напомнить себе, что я коп, точнее, констебль Дауна Джон Эндрюс. На ремне висит оружие, на груди красуется бляха. А самый опасный из тех троих, с которыми придется иметь дело, уже упрятан за решетку.

Но тот, кто нервировал меня почти так же сильно, как любой преступник, преспокойно гулял на свободе, что с точки зрения закона было вполне нормально, но вот в глубине души я…

И я в который раз строго приказал себе не поддаваться страху при виде своего собственного заместителя.

Как старший и единственный служитель закона лунаритного религиозного поселения Иден, я просто обязан выглядеть «подобающе».

Поэтому я набрал побольше воздуха в легкие и сделал все возможное, чтобы принять вид настоящего бравого копа, грозы уголовного мира. Потом толкнул выложенную кафелем дверь и вошел.