Дежавю - Сюзан Фрейзер

— Un professionnel, — говорит Марк.

Да, полагаю, таковым он и являлся. Сначала я была осмотрительной, все-таки я дочь своей матери. Мне было двадцать четыре, ему — за сорок. Карло был намного, намного старше меня. Конечно, сейчас это кажется не так уж и много, но тогда именно его возраст сдерживал меня. Карло занимал пост заместителя директора в одной из крупных французских компаний. Он был красивым, образованным и могущественным. В каждом его жесте была сила, даже когда он просто гладил меня кончиками пальцев по руке. Он всегда смешил меня. Но я чувствовала, что он смешил не только меня. Карло мог получить все, что хотел. Так почему же именно я?

Затем однажды он не пришел на занятие. Я сидела в классе и ждала. Никто не пришел и не сказал, что он задерживается или не придет вовсе. И поэтому я сидела и думала — о нем. Тогда я поняла, что расстроена. Я не увижу его целую неделю, до того, когда будет следующее занятие. Утром того понедельника я с особой тщательностью наносила макияж, а он не пришел.

На следующей неделе, в восемь двадцать, Карло снова не появился. Я сидела в классе, смотрела на часы, со страхом думая, что он не придет ни сегодня, а, возможно, и больше никогда. «Никогда не бегай за автобусом или мужчиной, — говорила бабушка. — Обязательно через минуту придет следующий». Но я тогда подумала, что он не любой другой мужчина. Он — Карло.

И вдруг он вошел, с пиджаком, небрежно наброшенным на плечи.

— Buon giorno (Здрасьте), — произнес Карло и уселся на свое место.

Он ничего не объяснил, он вообще больше не произнес ни слова. Я начала урок. В конце концов, я была всего лишь преподавателем английского, и я помнила, что Ледяная Дама предупредила меня, назначав меня к нему преподавать, что Карло — самый важный клиент учебного центра.

Наконец, по истечении времени занятия, после того, как отзвучали мои последние слова, Карло поднялся, собираясь уйти. Он никогда раньше так не делал, никогда не смотрел на свои часы или на часы, что висели на стене у меня за спиной. Я практически выпроваживала его из класса, извиняясь и смущенно говоря, что у меня по расписанию есть еще занятия. А Карло смеялся, изображая разочарование.

— Так я для тебя всего лишь один из учеников, Анна? — Он брал меня за руку, и моя кожа вспыхивала от его прикосновения.

Но сегодня Карло, очевидно, спешил и только произнес: «Увидимся на следующей неделе». Лучезарно улыбнувшись, он взял пиджак со спинки стула, надел его, взял свой кейс, безупречно черный и блестящий прямоугольник, и направился к двери. Когда Карло уже был на пороге, я едва не побежала за ним, чтобы спросить: «Так я для тебя всего лишь преподаватель?» Но я осталась на месте.

И Карло ушел.

Только к середине моего следующего занятия с крайне скучной и вялой группой инженеров-электриков из компании «Дюмон Авиэйшн» я заметила уголок сложенного листка, торчащий из моей пластиковой папки.

Сверху стояло имя адресата: «Anna». Я улыбнулась, ободряюще кивая, пока один из моих учеников с ужасным акцентом, монотонно и нерешительно проговаривал предложение: «Я изучаю английский язык уже очень давно».

— Замечательно! — воскликнула я, и, наверное, мой комментарий был чересчур уж восторженным. Одновременно все пять учеников подняли глаза от своих записей и очень подозрительно посмотрели на меня. До этого момента я не позволяла себе ничего большего, кроме одобрительного бормотания, да и то в тех редких случаях, когда кто-то из них умудрялся сделать что-то правильно.

Я развернула листок, когда мои ученики ушли и я наконец осталась одна.

В записке было простое послание. Карло написал:

«Встретимся за ужином. Сегодня вечером. В кафе „Дe ла Пе“, на Ле-Гран-бульвар, в восемь часов. На этот раз я буду пунктуален.

Карло».

Действительно, он был очень профессионален.

Именно моя мама уговорила меня отправиться с ним на ужин, хотя мы и не разговаривали с ней почти год, с похорон бабушки. Но те двадцать минут, которые я ждала Карло в то утро, сидя за столом, пока стрелки часов неумолимо ползли вперед, а я снова, снова и снова отбивала им в такт авторучкой по столу, думая о нем, я вспоминала и о ней, о своей матери.

Мама никогда не одобряла моего вкуса в отношении мужчин. Она всегда негативно относилась к совершенно разным мальчикам, которых я приглашала домой, часто сравнивая их с моим отцом.

— Твой отец, — говорила она, — был совсем не такой.

Тогда бабушка, подмигнув мне, говорила:

— Конечно нет, твой отец был самим совершенством.

С тех пор, как я себя помню, моя мама всегда считала его совершенным мужчиной, идеальным любовником, забыв о его проступке. Отец был ее точкой отсчета.

Очевидно, Карло никак не соответствовал этому идеалу. И именно это привлекло меня к нему — некоторая дьявольская притягательность. Карло внушал некоторый страх и волновал чувства и мысли. Я поняла это сразу, как только он вошел в класс.

Однажды он взял меня на концерт, на струнный концерт в небольшом соборе, который располагался за Пари-Таун-холл. Был апрель. Вечером шел сильный дождь. Я ждала Карло на бульваре Хауссмана, у входа в учебный центр. Ветер швырял капли дождя мне на ноги, юбка липла к ногам, словно мокрый бумажный пакет. Я дрожала от холода. Карло снова опаздывал. Когда он наконец подъехал, собрав за собой хвост из нескольких машин, я выбежала из-под козырька, держа над головой пиджак. Но было бесполезно — я все равно насквозь промокла.

Карло поехал не сразу, хотя водители остановившихся позади него машин бешено ему сигналили. Ему было все равно. Он никогда не обращал внимания на подобные вещи.

— Он был богат, très riche (очень богат), — говорит Марк. — Он мог себе это позволить.

Нет, все не так. Для него жизнь была игрой, всего лишь игрой. И вот под шум клаксонов Карло посмотрел на меня, провел рукой по моим мокрым волосам и произнес:

— Ты сильно промокла.

— Так ведь на улице льет как из ведра.

Карло благоговейно сложил ладони, явно восхищенный этим выражением.

— Как из ведра! Правда, Анна?

То была часть его магии, превращавшей обыденность в радость. Даже мои слова, обычное, глупое и совершенно простое выражение, Карло мог превратить в поэзию.

Мы сидели наверху, на едва заметном трансепте собора, на хрупких деревянных стульях, которые скрипели под нашим весом. Внизу, под нами, играли музыканты, и божественные звуки взлетали вверх, отражаясь от древних стен и каменных изваяний святых. Я наблюдала, как скрипачи работают смычками, а их пальцы, словно бешеные насекомые, мечутся вверх и вниз по струнам, рождая музыку, как вдруг рука Карло оказалась под моей мокрой блузкой и стала нежно опускаться и подниматься по позвоночнику, по моей влажной коже, заставив отвердеть мои соски.