Осажденная крепость. Нерассказанная история первой холодной войны - Леонид Млечин

4 ноября 1918 года сформировали правительство. Колчак получил пост военного и морского министра. Все поражались тому, что человек, который всего три недели назад приехал сюда, в Омск, занял ключевой пост. А ему самому должность министра была маловата.

На следующий день после формирования кабинета министров в Коммерческом клубе председатель Временного правительства устроил прием. Он продолжался пять часов. Александр Васильевич сидел одиноко в углу. Его соседи по столику не пришли, и места пустовали. В конце приема председатель правительства провозгласил тост:

— За наше блестящее прошлое и, надеюсь, блестящее будущее. За адмирала Колчака!

Можно только поражаться наивности этих людей! Адмирал вошел в состав социалистического и демократического правительства, которое презирал. На заседаниях кабинета министров угрюмо молчал. Колчак и не собирался работать в этом правительстве. Да оно и двух недель не просуществует, потому что очень многие прониклись мыслью, что Россию спасет только диктатура.

В Сибири против большевиков первыми восстали демократические силы — эсеры, народные социалисты, беспартийные областники. Власть взяло Временное Сибирское правительство — с помощью чешско-словацких войск, неожиданно вмешавшихся в российскую политическую жизнь. В те месяцы чешско-словацкие войска были единственной реальной военной силой от Москвы до Владивостока.

Чехи и словаки жили под властью австрийского императора. Но в Первую мировую переходили на сторону России, чтобы воевать на стороне Антанты. Однако Советская Россия подписала сепаратный мир с Германией и Австро-Венгрией. Тогда будущий первый президент Чехословакии Томаш Масарик договорился с союзниками, что чешско-словацкие части продолжат войну на Западном фронте. Это была плата за будущее самостоятельное государство.

Масарик говорил: «Надо верить себе и своей звезде!» И ему невероятно везло. Он в последний момент сошел с парохода, который будет потоплен немецкой подводной лодкой. Когда он приехал в Киев, в соседнюю комнату попал снаряд, но не разорвался. Когда он направлялся в Москву, его вагон буквально разнесло. Он остался невредим.

Высший военный совет Антанты принял декларацию № 25 «Переброска чешских войск из России». Имелось в виду сосредоточить чешско-словацкие части в Мурманске, Архангельске и Владивостоке, откуда их эвакуируют. Большевики, подчиняясь требованию Германии, настояли на том, чтобы эвакуация шла только через Владивосток.

Весной восемнадцатого года сорокапятитысячный чешско-словацкий корпус двинулся в сторону Тихого океана. Составы растянулись от Пензы до Владивостока. Но тут Германия предъявила Москве ультиматум: Россия обязана демобилизовать все воинские формирования на своей территории.

Томаш Масарик не желал, чтобы его люди ввязывались во внутрироссийскую борьбу. Отказывал белым в поддержке: «Я не позволю, чтобы чешская армия пошла на службу контрреволюции». Но когда большевики занервничали и попытались силой разоружить чехов и словаков, они восстали и без труда заняли основные города по трассе великой Транссибирской магистрали.

Первые эшелоны с чешско-словацкими войсками прибыли во Владивосток 30 апреля 1918 года. В ожидании пароходов они размещались в военных казармах. К концу мая в городе уже находилось шестнадцать тысяч солдат и офицеров. В ночь на 29 июня они свергли большевиков и взяли власть в городе. По этому случаю был устроен парад. Вслед за союзническими войсками шла наскоро сформированная из местных жителей дружина.

Выступление чехов и словаков стало сигналом для всех антибольшевистских сил, которые только и ждали момента, чтобы сквитаться за поражение в октябре семнадцатого. Чешско-словацкие войска встречали тогда — без преувеличения — как Богом посланных избавителей.

Временное Сибирское правительство 30 июня 1918 года обратилось к «Доблестным чехо-словацким эшелонам»:

«Братья чехи и словаки!

Война забросила вас в далекую от вашей родины Сибирь, где значительная часть населения связана с вами узами национального родства. Судьба объединила нас в борьбе против общего врага… Временное Сибирское правительство с искреннею и глубокою признательностью отмечает ваши крупные заслуги в истории не только Сибири, но и всего славянства, и выражает твердую уверенность, что и предстоящие совместные наши действия будут сопровождаться таким же выдающимся успехом…»

Все радовались, но это было лишь начало Гражданской войны.

Временное Сибирское правительство обратилось к населению: «Граждане! Сибирь очищается от большевиков; они бегут, унося с собой все, что можно захватить. Ярмо нового самодержавия уничтожено, Сибирь вновь свободна… Согласно постановлению Чрезвычайного Сибирского областного центра устанавливаются цвета — белый и зеленый — флага автономной Сибири — эмблема снегов и лесов сибирских».

4 июня 1918 года Временное Сибирское правительство приняло декларацию «О государственной самостоятельности Сибири»:

«Российской государственности как таковой уже не существует, ибо значительная часть территории фактически оккупирована Германией и Австро-Венгрией, а другая захвачена узурпаторами — большевиками. Характер дальнейших взаимоотношений между Сибирью и Европейской Россией будет определен Всесибирским и Всероссийским Учредительными собраниями».

Аннулировали декреты советской власти. Объявили полную свободу экономической деятельности. Запретили военно-полевые суды. Либерально-демократическое правительство имело все шансы получить народную поддержку.

14 июля 1918 года в помещении омской биржи открылся первый сибирский съезд торгово-промышленных организаций. По поручению правительства на съезде выступил министр юстиции Григорий Борисович Патушинский (юрист по профессии, он добровольцем ушел на фронт, воевал в составе 19-го Сибирского полка, орденоносец):

— Мы восстановим все пути, воздвигнем новые мосты взамен разрушенных, пророем вновь тоннели. Ценой неимоверных усилий, ценой жизней наших доведем наш государственный поезд до конечного пункта, до станции, над фронтоном которой горят огненные слова: «Возрождение Великой России, свобода и счастье народов автономной Сибири и лучезарные начала народоправства».

Газета «Омский вестник» писала:

«Г. Патушинский от имени правительства мужественно бросил в глаза политически наивным участникам этого съезда самую подлинную правду. За всю многоглаголивую русскую революцию более искренней речи от представителя правительства, подобно речи г. Патушинского, как будто бы невозможно и припомнить…

Ошарашенные этой речью торгово-промышленники не могли, конечно, не только оценить, но даже и просто понять всей политической глубины неожиданно искренней и правдивой речи представителя правительства. При такой весьма смелой и в государственном отношении единственно правильной тактике Сибирского правительства невольно как-то приходится думать, что подлинно демократическое правительство по образцу американского вполне возможно и в странных русских условиях».

Но демократические силы оказались слабы в политических интригах, в борьбе за власть. Представителей демократических сил постепенно выдавили из аппарата управления. Верх брали сторонники единоличной власти, сильной руки. И казалось, будто в условиях Гражданской войны иное и невозможно. В Омске повторяли:

— Не доросла Сибирь до демократии!

В сентябре 1918 года собравшиеся в Уфе представители разных антибольшевистских политических партий и организаций образовали Всероссийское Временное правительство. На французский манер его называли Директорией.

Председателем избрали правого эсера Николая Дмитриевича Авксентьева. Европейски образованный, доктор философии, он был председателем исполкома Всероссийского совета крестьянских депутатов, министром внутренних дел во Временном правительстве, депутатом Учредительного собрания, членом Петроградского совета. После Октябрьской революции большевики его три месяца продержали в Петропавловской крепости.

Военные не приняли Авксентьева. Считали вторым Керенским — прекраснодушным говоруном, требовали заменить его сильной личностью. В переполненном Омске для правительства не нашлось места, и оно расположилось в вагонах прямо на железнодорожной ветке. Поэтому о Директории презрительно говорили:

— Воробьиное правительство, уселось на ветке — на него дунешь, оно слетит.

«Омск, — вспоминал лидер эсеров Виктор Михайлович Чернов, — был набит «до отказу» офицерами, у которых солдаты на фронте сорвали погоны, фабрикантами, которых рабочие вывезли на тачке, помещиками, чьи земли поделили… В этой бытовой и политической тесноте и давке царила спертая атмосфера лихорадочной борьбы разочарованных честолюбий, горечи обманутых надежд, интриг и подвохов. Здесь кишмя кишели просто спекулянты вперемежку со спекулянтами политическими, бандиты просто и бандиты официальные. Здесь неудобные люди исчезали среди бела дня бесследно, похищенные или убитые неизвестно кем…»