Осажденная крепость. Нерассказанная история первой холодной войны - Леонид Млечин

Бостонцы, ведущие свое происхождение от первых поселенцев, приплывших в Америку на «Мэйфлауэре», остались довольны итогом процесса. Единое мнение белого общества, не стесняясь, выразил старшина присяжных:

— Сакко и Ванцетти так или иначе следовало повесить.

Тогдашний губернатор штата Фуллер видел задачу в том, чтобы «распять всю стаю анархистов и большевиков». Сакко и Ванцетти судили за то, что они анархисты и иностранцы.

Добропорядочные граждане со скамьи присяжных с подозрением взирали на подсудимых. Недавно переселившиеся из Италии и неважно говорившие по-английски, они словно иллюстрировали твердое убеждение общества в том, что красные смутьяны — инородцы, от них и проистекают все беды. Слепая ненависть к чужакам и была мощным двигателем процесса, который после всех долгих юридических процедур окончился казнью Сакко и Ванцетти 23 августа 1927 года.

«Штат Массачусетс, — писал тогда американский писатель Майкл Голд, — корчится в тисках страха, жажды крови, ярой ненависти. Бостон потерял голову. Его колотит лихорадка возбуждения и страха. Он вскакивает, как испуганный кот, при малейшем шорохе. Перед газетными стендами с последними новостями не убывают толпы. Читают выпускаемые каждый час бюллетени о деле Сакко и Ванцетти. Вы не услышите слова сочувствия. Сочувствующие запуганы, подобно чудаку-северянину, оказавшемуся среди южан, линчующих какого-нибудь несчастного негра. Приглушенный шепот, невнятное бормотание, злобный рокот безликой толпы: «Убить их!»

Убили. Никола Сакко и Бартоломео Ванцетти, рабочие по социальной принадлежности, анархисты по политическим взглядам, были казнены на электрическом стуле. Антикоммунистические настроения американцев повлияли на отношение к отправке войск на российский Дальний Восток. Президент Вильсон послал в Россию в общей сложности четырнадцать тысяч американских солдат. Пожалуй, можно сказать, что это была первая война Америки против коммунизма.

Адмирал Колчак, или Злой рок

В начале октября 1919 года в Омске в доме верховного правителя России адмирала Колчака случился пожар. А жил он в купеческом особняке на Иртышской набережной, который охраняли британские солдаты. Трудно представить себе худший день, вспоминали очевидцы, чем тот, когда случился пожар. Резкий ветер, холод, пронизывающий до костей, отвратительная осенняя слякоть… И в этом аду — огромное зарево.

Это был уже второй несчастный случай в доме адмирала. 25 августа 1919 года бомба разнесла караульное помещение и прачечную. Из дверей одно за другим выносили окровавленные тела солдат караула, во дворе лежало несколько трупов. Адмирала, на его счастье, в тот день не было.

Теперь, во время пожара, адмирал стоял на крыльце мрачный и неподвижный с видом фаталиста, которого уже ничто не способно удивить. Что за злой рок? Уже пошли разговоры, что адмирала преследуют несчастья. Взрыв в ясный день, пожар в ненастье… Словно перст свыше указывал его судьбу. И верно, адмирал довольно быстро лишился власти, хотя имел все шансы на успех.

19 сентября 1918 года в порту Владивостока сошел на землю человек, который давно не был в России. О том, что происходило на родине, охваченной Гражданской войной, он узнавал из газет. Но считал, что твердо знает, что нужно делать и как. Звали его Александр Васильевич Колчак. Профессия — военный моряк. Звание — вице-адмирал. Последняя должность — командующий Черноморским флотом. А в тот момент — безработный.

«Среднего роста, несколько сутулый, с худым, нервным, резко очерченным лицом, глубоко впавшими щеками, заостренным орлиным носом и быстрым взглядом, — таким его увидел во Владивостоке один из белых генералов. — Казалось, что адмирал был физически очень утомлен, что я объяснял себе его материальной необеспеченностью, тем более что его штатский серый костюм выглядел довольно поношенным».

Адмирал давно ходил в штатском и соскучился без дела. Рвался в бой. «Перед его глазами, — как выразился один из соратников Колчака, — уже белели стены Кремля и сияли купола московских церквей».

При этом его появление во Владивостоке прошло незамеченным. Он никого не представлял. За ним не стояла никакая сила. И никто не мог предположить, что всего через два месяца имя Колчака узнает каждый в России. Ему предстояло сыграть ключевую роль в той трагедии, которая разворачивалась на обломках Российской империи. И от него в значительной степени зависело будущее всей России.

Колчак уже пробовал себя в большой политике.

В феврале 1918 года в китайском городе Харбине появился Дальневосточный комитет защиты родины и Учредительного собрания. В комитет вошли адмирал Колчак и генерал-лейтенант Дмитрий Леонидович Хорват, управляющий Китайско-Восточной железной дорогой.

Город Харбин был основан в 1898 году на берегу реки Сунгари (приток Амура) как штаб-квартира Китайско-Восточной железной дороги. Власть правления КВЖД распространялась еще и на полосу отчуждения длиной две тысячи километров и шириной восемьдесят. Харбин стал столицей Русской Маньчжурии. В основном это был город железнодорожников.

Генерал Хорват объявил себя Временным правителем России. Его программа напоминала деникинскую, но включала пункт об автономии Сибири. Однако же, ощущая свою слабость, генерал согласился признать власть Временного Сибирского правительства. В качестве ответного жеста его назначили верховным уполномоченным на Дальнем Востоке. Задача: «сохранение русских интересов на Дальнем Востоке путем непосредственных сношений с российскими представителями в соседних государствах и иностранными представителями, находящимися на Дальнем Востоке».

И адмирал Колчак тоже пытался найти самостоятельное место в российской политике. Но во Владивостоке адмиралу ничего интересного не предложили. У него не сложились отношения с японскими военными, а без них в Приморье ничего не делалось. Вообще-то адмирал два с половиной месяца провел именно в Японии. Пытался поладить с военными, многозначительно говорил им:

— Япония играет решающую роль на Дальнем Востоке, только Япония может помочь воссозданию нашей боеспособности.

Но в Токио Александру Васильевичу предпочли другие фигуры, на которые опирались. Так что в основном адмирал отдыхал на японском курорте с любимой женщиной, поправлял здоровье.

Принято считать, что адмирал Колчак намеревался добраться до Юга России, чтобы присоединиться к Добровольческой армии генерала Антона Ивановича Деникина. Но путь туда был слишком дальним, долгим и опасным. А тут, совсем рядом, в Сибири, сформировалась крепкая антибольшевистская власть.

Из Владивостока Колчак поехал в Омск, который превратился в столицу Сибири. Там размещалось правительство, которое некоторые историки считают самой законной властью на земле в истории России после осени 1917 года. Временное сибирское правительство управляло обширной территорией от Зауралья до Забайкалья, а фактически подчинило себе и Дальний Восток. Население Омска за два года, с 1917 по 1919 год, увеличилось почти в шесть раз и составило шестьсот тысяч.

«В Омске я был поражен: базар был завален овощами, мешками муки, бочонками масла, тушами скота. Это обилие еды, — вспоминал современник, — потрясало. Россия поднялась с веками насиженных мест, встала на колеса, села на сани, вышла на рельсы, на снег и побежала из краев, охваченных огнем кровавой борьбы, стремясь достигнуть тех мест, где еще сохранялся мир… В Омске стихийно, само собой, образовался первый табор этого небывалого в истории исхода целого народа из своей страны».

Колчак ехал в Омск долго, с остановками, добирался семнадцать дней. Зато прибыл вовремя: 13 октября 1918 года, когда шло формирование нового состава правительства. Поначалу Колчак жил прямо в вагоне. А в соседнем разместился главком Сибирской армии генерал Василий Георгиевич Болдырев.

«Болдырев узнал о моем приезде, — рассказывал Колчак, — и через адъютанта попросил зайти к нему в вагон».

Сказал:

— Вы здесь нужнее, я прошу вас остаться.

Колчак:

— А что же мне здесь делать, здесь же нет флота?

Болдырев:

— У меня в отношении вас далеко идущие планы.

Через два дня Болдырев вновь пригласил к себе Колчака и предложил ему войти в Сибирское правительство в роли военного и морского министра.

Более проницательные люди отмечали, что адмирал «производит впечатление неуравновешенного человека». Но какое это имело значение в сравнении с блеском его эполет! Это на Юге России генералов и адмиралов было хоть отбавляй, а в Сибири — считаные единицы. Во время Первой мировой это был глубокий тыл. Откуда здесь крупные военачальники? За Колчака ухватились еще и потому, что здесь его никто не знал. Все эти месяцы яростной междоусобной борьбы, когда все друг друга возненавидели, его не было в России. Новый человек!