На другом конце света - Ярослав Четвериков

высоту и уходят влево, как и было приказано, а мне вдруг становится не по себе. Это мой третий реальный воздушный бой, и я прекрасно понимаю риски и перспективы. В первом бою было не до раздумий — все началось неожиданно и закончилось быстро. Испугаться даже не успел. А сейчас есть несколько секунд подумать. И мне вдруг становится страшно. Страшно не столько умереть, сколько подвести всех. Если я не справлюсь, и меня собьют — это значительно ослабит и без того наши небольшие силы. Страшно своей гибелью расстроить маму, у которой авиация когда-то отняла мужа, а теперь может отнять еще и единственного сына. И страшно…больше никогда не увидеть Лани. И дернул же меня черт ей пообещать не лезть в драку. Тьфу ты! Ну уж нет! Списывать себя со счетов рано! Еще повоюем! Впереди один из лучших летчиков в мире — комэск Титаренко, позади дружище и мой новый ведомый Влад. Да мы же их на тряпки порвем!

Как и предполагал Титаренко, американцы разделили свои силы. Четыре точки отделились от основной группы и двинулись наперерез паре Вано-Саня. Нам троим в лоб идут остальные десять отметок. Сейчас надо действовать быстро. Как только расстояние окажется достаточным для эффективного пуска ракет, нужно это сделать быстрее противника. Иначе рискуем снова оказаться в качестве мишени. Сейчас на наших Сушках находятся четыре ракеты средней дальности и четыре малой. И как только дистанция позволила совершить пуск с наибольшей эффективностью, я совершаю захват одной цели и отравляю в нее пару ракет для надежности. Сразу после этого переключаюсь на следующую цель и отрабатываю по ней остальные две ракеты средней дальности. Параллельно со мной то же самое совершают Титаренко и Влад, окрашивая небо дымными следами, оставленными двигателями наших ракет. Последнюю выпущенную ракету провожаю взглядом. Смертоносная птичка полетела выполнять своё кровавое дело. Интересно кто сидит в кабине того самого самолета, в который она направлена. Может у него тоже есть мама и девушка, а возможно даже жена и дети. И прилетел этот парень сюда не из-за своей корысти или чувства долга перед Родиной. Ему приказали, и он не виноват, что он здесь. Так заслуживает ли он смерть?

— Рил, Влад, форсажное ускорение! — отвлекая меня от раздумий, командует Титаренко.

Тройка истребителей срывается вперёд на форсаже, в несколько мгновений разгоняясь до скорости почти вдвое превосходящую скорость звука. Тем временем мы наблюдаем за радарами и ожидаем результатов нашей стрельбы. Могу поспорить на свой годовой оклад, что среди противников сейчас стоит адская паника и неразбериха. И вот наши ракеты достигают цели, почти вдвое прорежая их строй! Из десяти отметок, доставшихся нам троим, остается всего шесть. Вот сейчас повоюем! Лишь бы в ближнем бою не оплошать, но пилотаж — мой конёк!

— Идем в лобовую! Напугаем их! — приказывает Титаренко.

Понесший серьезные потери противник атаку в лоб не принимает, и пытается использовать маневр "ножниц" продолжая надеяться на численное превосходство, но Титаренко таким маневром не удивить. Мы выбираем одну из групп противника и совершаем пуски ракет малой дальности, затем стремительно разворачиваемся на вторую группу и врезаемся в их строй, навязывая ближний бой. Помимо ракет на наших самолетах стоят тридцати миллиметровые пушки с боезапасом в сто пятьдесят патронов. При скорострельности тысяча пятьсот выстрелов в минуту этого боезапаса хватит на шесть секунд непрерывной стрельбы. Может показаться, что это очень мало, но если бить короткими очередями — то это около пятнадцати атак, а это уже совсем не мало.

Уже несколько секунд спустя враги и союзники смешались в одну немыслимую и смертельную карусель. Для начала американцы атакуют нас своими ракетами средней дальности, но они практически бесполезны на такой малой дистанции. Их ракеты весят немало и находятся на внешней подвеске, что сильно ухудшает пилотажные качества их самолетов. У нас же их нет, и мы дерёмся “налегке”.

Резкий вираж максимальный по тяге, семикратная перегрузка, глубокие тяжелые вдохи и выдохи, глаза направленные на цель. Оптическая система наведения стрельбы из пушки учитывает поправки за скорость и упреждение. Даю короткую очередь. Самолет сильно затрясся и замедлился из-за отдачи, но моей цели повезло еще меньше. F/A-18, который только что маячил в прицеле, буквально разваливается на куски. Его пилот тут же катапультируется. “Не пушка, а зверюга”, — проносится мысль. Раньше мне, конечно, доводилось стрелять из нее, но по настоящему самолету — никогда. Я засмотрелся на горящего противника, которого только что сбил, и не заметил, как пара истребителей из первой группы зашла мне в хвост и открыла огонь. Снаряды прошли в паре метров надо мной. Я тут же со всей силой наваливаюсь на ручку управления, уходя с линии огня, и выпускаю тепловые ловушки на тот случай, если по мне пустят ракету с инфракрасной головкой самонаведения.

Но тут же вижу другую очередь, которая прошла сильно в стороне. Нет сомнений — это Влад отогнал огнём своей пушки одного из преследователей. Отлично! Как я и ожидал, Влад не подвёл!

Но есть ещё один, и он отставать не собирается. Больше инстинктивно, чем осознанно, снова выпускаю тепловые ловушки и закладываю очередной вираж. И не зря, ведь в эту самую секунду висящий на хвосте противник выпускает ракету, которая уходит в ловушки. Но противник сдаваться не собирается, и я разминулся с новой очередью, пущенной преследователем на считанные сантиметры. Ситуация складывается опасная. После столь интенсивного маневрирования силы на исходе, а отдышаться времени совсем нет, и от следующей ракеты я могу не увернуться. Бум! Слышу взрыв. Перевожу взгляд на зеркало заднего вида и вижу, как через облако дыма, оставшегося от истребителя, атаковавшего меня, проносится Титаренко. Он его и уничтожил. Скорее всего, попал в подвеску с ракетами, фактически спасая мне жизнь.

— Аккуратнее, Кирилл! Будь внимательнее! — передаёт по рации комэск и маневром уходит в сторону.

Делаю пару глубоких вдохов и замечаю выше и левее противника, которого от меня отогнал Влад. Даю полный газ, закладываю вираж, и его хвост уже маячит у меня в прицеле. Кладу палец на гашетку, даю очередь. Мимо. Противник в панике взмывает вверх, пытаясь уйти от меня на вертикали, но не тут-то было! Я же говорил, что пилотаж — мой конёк! “Зря он меня не слушал”, — мелькнула ироничная мысль в голове. С легкостью повторяю его маневр, и он снова оказывается у меня в прицеле. Атака! Снаряды ложатся на плоскость крыла противника, и его будто срезает огромным ножом.

Трясущейся от напряжения рукой выравниваю самолет и осматриваюсь. Двое оставшихся