Птица-пересмешник - Джеральд Даррелл

– Благодарю за вашу доброту, – сказал гость, забившись в кресло и переплетя ноги, словно ивовые прутья. – Я не считаю, что истина в вине. Но вы только не подумайте, что я и вас отговариваю, мистер Флокс! Пьянствуйте себе на здоровье, а мне достаточно стаканчика соку.

Следуя пожеланиям гостя, Питер налил себе большущий стакан виски с содовой, а ему – стакан лимонного сока.

– Извините, что вам так долго не удавалось никого из нас застать. Завал работы, все сбились с ног, – сказал Питер, покривив душой.

– Никаких извинений, мистер Флокс, – сказал Друм и поднял длинный заскорузлый палец, словно призывая Питера замолчать. – Я понимаю: на плечи правительства свалилось столько дел, что даже самых закаленных в боях пошатывает.

– Ну, так к делу. С чем пожаловали? – оборвал гостя Питер, усмотрев в его словах неприятный намек, что он еще юн и необстрелян.

Смачно высосав полстакана и вытерев рот тыльной стороной ладони, Друм одарил Питера своей замогильной улыбкой.

– Моя просьба, милый Флокс, проста. Да. Единственное, о чем я вас попрошу – знаю, вы человек влиятельный, само правительство к вам прислушивается, – это убедить его величество или Олифанта Ганнибала дать мне короткую аудиенцию. Да. Я считаю, что им крайне важно встретиться со мной. Да. Вы и представить себе не можете всю важность того, что я хочу им сообщить, мистер Флокс. Да.

– Осмелюсь сказать, что его величество и Олифант Ганнибал чрезвычайно загружены, – ответил Питер, проявляя терпение. – Может быть, вы прежде изложите суть вашей проблемы мне? Тогда при случае я переговорю с кем-нибудь из них, ведь я вижу их обоих каждый день.

Профессор Друм устремил на Питера непонятный, но впечатляющий взгляд. Он снова поднял свой заскорузлый палец.

– Мистер Флокс! Вы и представить себе не можете важность того, что я собираюсь сообщить. Я не имею права – мое ученое звание не дает мне права – поведать это кому бы то ни было рангом ниже. Нет! Это можно довести до сведения только короля или Олифанта! Я не могу допустить– моя ученая степень не дает мне права! – чтобы эта информация оказалась в руках непосвященных!

Питер от природы обладал ангельским терпением, но сейчас, после напряженного трудового дня, он чувствовал, что гость выводит его из себя. Ему стало совершенно ясно, почему все шарахаются от него за километр.

– Я вижу, профессор Друм, вы отказываете мне в доверии, – спокойно сказал он, – поэтому могу предложить вам только одно: изложите суть вашей проблемы в письменном виде, а я передам ваше сообщение непосредственно королю или Ганнибалу. А сейчас простите. У меня был очень напряженный день. Мне бы поужинать да завалиться спать.

Он демонстративно встал и направился к выходу, но Друм, поставив на стол недопитый стакан, потащил его за рукав.

– Мистер Флокс, мистер Флокс, – простонал он. – Ну, выслушайте же меня! Я могу только в устной форме! Я не могу, мое ученое звание не позволяет мне довериться бумаге, пока я не закончу эксперимент и не удостоверюсь в непоколебимости своей гипотезы.

– Так подождите, пока закончите эксперимент, – отрезал Питер, – а затем изложите ваши выводы на бумаге и передайте тому, кого считаете достойным и посвященным.

– Я вижу, вы наукам не обучены, – сказал Друм.

– Зато я обучен хорошим манерам, – сказал Питер. – Доброй ночи, профессор.

Друм расплел свои волосатые ноги, подобрал выпавшие у него из карманов коробочки и колбы и встал.

– Вы еще пожалеете об этом, мистер Флокс, помяните мое слово! – сказал он.

– Я вам еще раз повторяю: изложите мне суть вашей проблемы или доверьте ее бумаге, а я передам в вышестоящие инстанции. Больше ничего сделать не могу.

– Хорошо, а если в ближайшие дни откроется что-нибудь новое и мой эксперимент можно будет считать законченным, – могу ли я снова нанести вам визит? – спросил Друм.

– Безусловно, – неохотно ответил Питер.

– Надеюсь, все быстро выяснится, – сказал Друм, вытер нос тыльной стороной ладони и сунул ее Питеру. – Спасибо вам за доброту. Извините, что отнял время, – пропищал он и пугливо выскользнул из комнаты.

Питер тут же бросился мыть руки, а затем налил себе стакан виски куда больше предыдущего. Он решил сразу доложить о госте Ганнибалу и впервые испытал на себе капризы загородной телефонной сети Зенкали. Подняв трубку, он услышал странный щелчок, похожий на пистолетный выстрел, а затем жуткий гул, вроде концерта для водопроводных труб в сопровождении роя пчел. Он набрал номер Ганнибала и услышал в трубке голос, доносившийся будто с того света:

– Да, сэ', мистер Флокс. Кого позвать?

– Кто говорит?

– Наполеон.

– Ганнибала можно?

Последовала длительная пауза, но было слышно, как Наполеон Ватерлоо с кем-то переговаривается,

– Иисус говорит, что мистера Ганнибала нет дома, –

неожиданно ответил Наполеон.

– Иисус?! – удивился Питер, так до конца и не успевший привыкнуть к зенкалийским именам.

– Да, Иисус говорит, что Ганнибал поехал в Дом правительства. Соединить вас с Домом правительства? – спросил Наполеон.

– Валяй, – ответил Питер и вдруг понял, что диск на его аппарате совершенно бесполезен и служит разве что украшением столь хитроумного устройства. Соединение происходило хоть и с шумом, но быстро – сначала с центральным полицейским участком, потом с рыбным рынком и, наконец, к радости Питера, с Домом правительства. Трубку взял сам Ганнибал. Питер все рассказал ему о госте.

– Как он всем надоел! – сказал Ганнибал. – Не будь он столь омерзителен, было бы еще ничего: с ним так интересно, когда он говорит на свои любимые темы! Но ты сам видел, как он любит играть в тайны! Вот только недавно прожужжал все уши и мне, и королю, что сделал важное открытие, а это оказалась всего-навсего неизвестная науке разновидность медузы, и он хотел назвать ее именем Кинги. Да не принимай ты его всерьез! Понимаю, тебе обидно, что он держал себя с тобой так грубо; но он со всеми так, и непонятно, почему бы он стал делать для тебя исключение.

– Да я просто хотел сообщить, – сказал Питер.

– Прекрасно. Но в самый разгар внутреннего кризиса мне положительно не до Друма.

– А что стряслось? Могу ли я чем-нибудь помочь?

– К сожалению, нет. Случилось то, что Изумрудная леди обнаружила нехватку простыней для Очень Важных Персон. Что же мне, жертвовать свои на общее дело, а самому париться под одеялом? – раздраженно вскричал Ганнибал. – Эх, намылил бы я шею британскому правительству за такую скаредность!

– Я тут отлучусь на пару дней. Хочется побродить по долинам реки Матакамы вместе с Одри.

– Прекрасно. А может, мне с тобой поехать? А то подозреваю, что вам вдвоем будет скучно.

Питер захихикал в ответ.

– Да смотри не заблудись в этих долинах! Они даже как следует не нанесены на карту. Смотри, я тебя потом искать не буду!

– Что вы, я буду осторожен, – сказал Питер.

На следующее утро Питер и Одри выехали в горы. Погода оказалась столь благосклонна к путникам, что они даже решили не брать с собой палатку. Но два теплых спальных мешка захватить пришлось, ибо, как ни жарко на Зенкали днем, ночью там довольно прохладно, тем более в горах. Одри испекла по два небольших пирога на каждого – один большой просто не поместился бы в машине. Не отставал и Питер, напихавший в рюкзак столько всякой всячины, что в течение двух дней можно было вести не то что сносную, а вполне роскошную жизнь. Чего тут только не было: и консервы, и чай, и спички, и даже нейлоновые веревки и фотоаппарат. Небо сияло голубизной, и радость жизни переполняла душу Одри, как никогда прежде. Они катили по красной дороге вдоль высокого берега Матакамы. С обочины за машиной с интересом наблюдали мангусты, а затем шмыгнули в кусты. Раз дорогу перебежало стадо диких свиней – маленьких, округлых, черных, с пухлыми брюшками и отвислыми ушами. Когда машина оказалась в опасной близости, свинки в испуге принялись визжать, фыркать и пихать друг друга пятачками.

А вот и дикий край, где пролегает долина Матакамы, от которой отходят дочерние долины. Справившись по карте, предусмотрительно захваченной Питером, путники решили пересечь основную долину и исследовать три меньшие. Прыгая со скалы на скалу, они перебрались на другую сторону реки, при этом изрядно рискуя сломать себе шею, так как скалы были очень скользкими и покрыты густой мягкой растительностью, цеплявшейся за гладкую поверхность хрупкими корешками.

Пугаясь непрошеных гостей, тревожно кричали зимородки, перепархивая с ветки на ветку во мраке леса. Когда переправа, точнее, «перепрыжка» на тот берег была закончена, шагать стало легче, хотя то там, то здесь путь преграждали густые и прямые, словно трости в витрине шляпного магазина викторианской эпохи, побеги китайской гуавы. В таких случаях приходилось орудовать топором. Питер тщательно отмечал путь по карте, а также оставлял метки, чтобы потом легко было найти дорогу назад. Там, где лес был не столь густым, земля была усеяна бледно-красными цветами, и, словно гигантские остовы для корзин, повсюду росли кусты дикой малины; их красные, как рубин, плоды размером с мелкую сливу были очень сочными, но почти безвкусными. Среди листвы кормились влюбленные пары скромных маленьких голубей – серых с бронзовыми пятнами на крыльях. Они казались настолько ручными, что продолжали свою трапезу даже тогда, когда Питер и Одри приближались к ним на несколько футов. Повсеместно росли пальмы путников с ядовито-зеленым асимметричным оперением, словно полуоткрытые дамские веера, неизвестно зачем оказавшиеся посреди леса. Их длинные потрепанные листья служили приютом ящерицам фелсума, которые грелись на солнце. Глаз не оторвешь, любуясь, как элегантно возлежат на листьях эти зеленые, с алыми и голубыми пятнышками по бокам созданья. Но наивно полагать, будто похожие на сказочных дракончиков твари забыли обо всем на свете – они бдительно следят за окружающей жизнью крохотными золотыми глазками, слегка наклонив головки. Пробираясь сквозь чащобу, Питер и Одри шли под дождем из скорлупы лесных плодов, которую сбрасывали на них изумрудные попугайчики, кормившиеся на верхних ветвях. Радуясь жизни, эти милые птахи весело пищали, перекликаясь друг с другом.