Берег загадок - Валентин Рыбин

Дул хлесткий ветер с юга. На море вздымались коварные волны. Карелин распорядился убрать весла и поднять паруса. Через час приблизились к берегу, не отважась войти в Карабогаз. Течение было сильным, а окружающая с севера и юга залив местность настолько дика и непривлекательна, что путешественники пришли в замешательство. Остановило еще и то, что вызвавшийся провожать экспедицию проводник, оказалось ни разу сам не бывал в заливе. Карелин поругал его за обман и отправил - отыскать кого-либо из здешних жителей. Проводник недовольно удалился, поймал на. песчаной косе верблюда, сел на него и поехал искать ближайшее жилище. Путешественники прождали его до вечера, но он так и не возвратился. Карелин приказал разбить на косе у входа в залив палатки. Ночью был особенно слышан ход воды, впадающей в Карабогаз. Словно сотни мельниц работали, перетирая зерно, и гремя жерновами. Это вода разбивалась о подводные рифы.

Утром в заливе властвовало солнце. Голубая искрящаяся вода лежала огромным зеркалом: ни складки на ней, ни морщинки. Путешественники неторопливо стащили баркас и шлюпку в воду, двинулись на середину пролива. Вода была прозрачной, по дну катились мелкие камни, дальше пошлиостроконечные глыбы. Музуры, искусно загребая веслами, обходили донные преграды. Карелин с баркаса прокричал Бларамбергу:

— Иван Федорович, отправляйтесь вдоль северной косы, а я углублюсь с юга! Если возвратитесь раньше меня, будете ожидать меня три дня! Если я раньше вернусь — буду ждать я! Коли не дождетесь вы меня или я вас, надобно будет идти на поиски!

— Добро, Силыч. Счастливого плавания! — громко отозвался Бларамберг.

Суда под парусами двинулись каждый в своем направлении. Карелин следил за шлюпкой штабс-капитана, пока она не скрылась из виду.

Баркас Карелина шел в пенистых бурунах. Ветер, налетавший широкими взмахами с южной косы, трепал парус, как жалкую тряпицу и сносил судно с курса. Волны заплескивались в баркас, норовя перевернуть его. Карелин приказал убрать парус. Дальше следовали на веслах. Но благополучие и тут сопутствовало путешественникам недолго. Началась мелкая зыбь, баркас вышел на мели. Пришлось обходить их— то справа, то слева. Коварные камни задевали за дно баркаса. Дальше продвигаться стало еще труднее. Карелин дал команду — плыть назад. Обратный путь, против течения вовсе утомил путешественников. Казаки нервничали. Музуры предлагали слезть на берег и тянуть баркас бичевой. Сначала начальник экспедиции отказывался, затем, видя, что можно вовсе выбиться из сил на противной волне, велел всем высадиться.

Теперь шли вдоль берега по песчаной косе. Казаки и музуры тянули бичеву, а Карелин с Фелькнером шагали рядом и вели нескладный, то и дело прерывающийся разговор.

— Самая настоящая пропасть, — ворчал Фелькнер. — Какое тут, к дьявелу, испарение?!

— Как я предполагал — так и есть, — говорил Карелин. — Именно мелководье, и именно испарение.

Поставив баркас у берега, путешественники развели костер. Карелин послал нескольких казаков на северную косу, чтобы отыскали штабс-капитана и передали приказ — возвращаться.

Не теряя зря времени, Карелин укрылся в палатке, достал карандаш с бумагой и сел за расчеты. «Длина пролива с моря до входа в залив — 2 версты, — записал он. — Ширина пролива 117 сажений. Глубина, в среднем, до 3 саженей. Скорость течения — до 3 узлов в час...» . Приступив к арифметическим действиям, он высчитал: за 1 час Карабогаз поглощает 750 тысяч кубических саженей воды. «Цифра колоссальная, — подумал Карелин. — Такой уймой воды не только Фелькнера, но и самого черта собьешь с толку. Но как бы ни спорил господин поручик, а деваться ему некуда. Залив не может сообщаться путем подземных полостей с другими водоемами, ибо лежит он гораздо ниже всех существующих озер и морей. Следовательно, вода испаряется. И испаряется невероятно интенсивно». Подумав, Карелин записал: «Испарение на мелководье с обширной поверхностью, сравнительно с таким же объемом глубокого моря к нему прилежащего, должно быть гораздо больше. На мелких местах вода согревается скорее, нежели на глубине. К тому же, по закону равновесия жидких тел, вода Каспия стремится сравнить свою относительную поверхность с водоемом Карабогаза, и тем с большей силой, что единственный проток их соединяющий необыкновенно узок».

К концу дня вернулись с северной косы казаки и сообщили: Бларамберга не нашли. Пришлось послать другую группу, с урядником. Карелин написал записку, чтобы штабс-капитан, если нет возможности выплыть из залива, шлюпку сжег, а сам шел к морю.

Карелин не на шутку забеспокоился: «Хорошо еще если течение не пускает назад. А может шлюпку разбило и люди погибли?»

Фелькнер, наблюдавший за начальником экспедиции, подошел, чтобы успокоить:

— Не волнуйтесь, Григорий Силыч... Бларамберг — человек осторожный и путешественник опытный. — Все будет хорошо.

— С чего вы взяли, что я волнуюсь. Просто вышло время, и пора возвращаться на шкоут... Кстати, вот ознакомьтесь. — Карелин достал из сумки лист бумаги с расчетами.

Тот взял листок и начал читать. Сначала ухмылялся и пожимал плечами, затем задумался. Карелин, видя, что поколебал все-таки упорство поручика, сказал:

— За абсолютную точность не ручаюсь, но при повторных более точных исследованиях, подобные расчеты могли бы пролить великий свет на теорию испарений и объяснить неразгаданные причины понижения и возвышения Каспийского моря и других водоемов,

— Ну, что ж...

Фелькнер кивнул, вернул листок Карелину и подал руку...

В десять вечера возвратился урядник.

— Отыскали, ваше высокоблагородие! — валясь от усталости, доложил он. — Штабс-капитан в двадцати верстах отсюда. Все живы-здоровы, а выплыть не могут. Ветер со стороны моря мешает.

— Ты передал мою записку?

— Так точно, передал.

Карелин не стал дожидаться штабс-капитана, ибо в один баркас всех не усадить и переправились с командой на шкоут. Ночью с борта«Св. Гавриила» музуры увидели огонь на северной косе: это Бларамберг жег свою шлюпку. Утром рано Карелин отправил баркас за ними...

Был теплый солнечный день. Парусники «Св. Гавриил» и «Св. Василий», отойдя от Карабогаза, взяли курс на север. Офицеры и сам начальник экспедиции стояли у борта, обозревали восточный берег. Был он сер и неказист: дюны, сухие чахлые кусты, сожженные солнцем травы, потрескавшиеся такыры. Суровый и неласковый край отталкивал и в то же время заставлял думать о нем. Карелин смотрел на дикие прикаспийские просторы и вспоминал только что пройденные сотни таинственных верст. В памяти проплывали грязевые вулканы, самоизливающаяся нефть Челекена, древнее русло Узбоя, величественный Дигрем, наконец Карабогаз — невиданных размеров испаритель. «Да, да, — мысленно повторял Карелин, — Вода в нем испаряется с невиданной интенсивностью. Каспий дарит этой прорве и Волгу, и Урал и другие впадающие в него реки. И все эти реки восходят паром и образуются в облака. Сильна природа и загадочна в своей сути...» Но согревала и радовала его мысль, что вот они — горстка людей — русские ученые, соприкоснувшись с этими дикими местами и столкнувшись с их загадками, все же постигли самую суть истины. Пусть пока не до конца разгаданы тайны этого берега. Но и за то, что сделано теперь, позднее будут благодарить потомки.

ЧЛЕН КООПЕРАТИВА

Преследуя басмаческую банду Эргаша, красный эскадрон выехал к аулу Чешме. Бойцы, изнуренные многодневным походом, жаждали отдыха. Командир эскадрона, Рева, решил устроить ночной привал в ауле. «Пусть люди выспятся», — думал он. Его и самого давно клонило ко сну. Держался он бодро лишь потому, что должен был всем своим видом показывать пример остальным. До ближайших кибиток оставалось полкилометра, когда со стороны аула показался скачущий всадник. Был он один и, конечно, не вызвал у красноармейцев никакой тревоги. Только Рева на всякий случай расстегнул кобуру. Всадник приблизился, и все увидели джигита лет двадцати трех, в черной папахе и бордовом полосатом халате. Глаза туркмена горели диким нетерпением, голос сипел:

— Эй, давай, давай! Эргаш в песка ушла! Догоняй давай!

— Ишь ты, какой прыткий!— осклабился Рева. — Мы и без тебя знаем, что догонять надо, да попробуй догони, когда весь день в седле не емши. Да и лошади с ног валятся... Ты-то кто будешь? Не провокатор ли, зовешь на ночь глядя, в барханы!

— Мен — член кеператив, — испуганно заулыбался джигит. Но в глазах у него стояла мучительная боль. Эскадрон проехал мимо войлочных кибиток и оплывших дувалов, молчаливо прислушиваясь к старушечьему плачу и усталому лаю собак. Рева вывел конников за аул и велел располагаться прямо на песке. Тотчас бойцы привязали лошадей к саксауловым веткам, выставили охрану. Некоторые подались к колодцу, но заподозрили: «А вдруг отравлен?!» Прежде чем - напоить коней и напиться самим, дали воды лошади «кеператива». Она напилась и, к всеобщей радости, не подохла. Подождали немного и повели лошадей на водопой.