Город каменных демонов - Андрей Ерпылев

– Ну почему же, – благодушно улыбнулся старик. – Я две трети своей жизни прожил просто Виллендорфом, поэтому не вижу в своей фамилии ничего зазорного и без дворянской приставки… Оставьте нас, Отто!

Секретарь безмолвно повиновался, и скульптор продолжал:

– Я внимательно посмотрел ваши рисунки, молодой человек, и должен признать, что в вас есть искра…

Адольф просиял, но фон Виллендорф тут же охладил его пыл:

– Но я не могу принять вас в качестве ученика. Я очень сожалею, поверьте мне.

– Почему? – подался вперед молодой австриец, от волнения говоря еще более неразборчиво, чем обычно. – Я готов заплатить вам, маэстро! У меня есть деньги! Вот! – Он бестолково совал скомканные купюры в безжизненные бледные ладони, усыпанные старческими пигментными пятнами. – Я заработаю еще!

– Поверьте мне, – повторил старик, глядя в лицо пылкого юноши бесцветными глазами мудрой ящерицы, прячущимися в нависших морщинистых веках. – Дело тут совсем не в деньгах… Я сам плачу своим ученикам, если вижу, что из них что-нибудь получится. Хотя угадываю далеко не так часто, как хотелось бы…

Он оборвал свою речь на полуслове и замер, повесив голову на грудь. Казалось, что он заснул. Но через минуту дребезжащий голос зазвучал снова:

– Без малого восемьдесят лет назад, но почти день в день, один мудрый человек сказал мне, что я опередил свое время, и оказался прав. Сегодня я тоже хочу сказать вам, молодой человек, что вы торопите свое время. Оно наступит, и вы поймете, что ни рисование, ни архитектура, к которой вы имеете слабость, не ваша стезя. Так не тратьте же время на пустые занятия – займитесь собой. Учитесь говорить, привлекать к себе людей, вести их туда, куда будет нужно… Вам нужно. А рисовать можно и на досуге… Ступайте.

Ошеломленный и убитый этими словами молодой человек, низко опустив голову, поплелся к выходу, но его догнал окрик:

– Постойте!.. Я совсем потерял память. Тот мудрый человек, граф фон Бернсбах, кроме совета дал мне тогда банковский билет в двести талеров… Как я хотел бы сейчас иметь его у себя, чтобы оправить в золото и повесить на стену как самую дорогую картину… Но молодость, молодость… Я потратил эти деньги, и они не принесли мне счастья… Возьмите.

Юноша принял из рук старика голубоватую хрустящую бумажку – банковский чек – и, не веря собственным глазам, прочел сумму: «Одна тысяча пятьсот марок».

– За что мне это? Я не возьму!

– Берите! Это для того, чтобы вы не поминали меня черным словом, когда придет время. Кстати! Я запамятовал ваше имя. Как вас зовут?

– Адольф. Адольф Шикльгрубер…

4

Залитый утренним солнцем город ничем не напоминал вчерашний кирпичный кулак, стискивающий слабо трепыхающуюся жертву. Обычный европейский городок, в меру приветливый, в меру чопорный.

Вера шагала по стертым кубикам брусчатки, ежеминутно одергивая себя, потому что, словно семилетней девочке, ей до смерти хотелось задрать голову, чтобы изучить очередное архитектурное украшение. Где еще можно увидеть такой замысловатый узорный бордюрчик по краю крыши, причудливый металлический флюгер-флажок или странную каменную зверушку, притаившуюся возле водосточной трубы?

Нечто подобное девушке встречалось в городках Северной Италии, в Праге, в старом Таллине, наконец, но там все было немножко другое, непохожее… И глаз не спотыкался ежеминутно на вполне обычных для Москвы, да и для любого другого российского города вывесках: «Канцтовары», «Торговый центр», «Сбербанк»…

Молодая журналистка специально встала пораньше, чтобы успеть хотя бы бегло ознакомиться с городом до того, как улицы наполнятся спешащими на работу людьми, суетливыми автомобилями, разноголосым гвалтом и бензиновым смрадом. Однако ничего подобного не было и в помине. И в девять, и в десять, и даже в одиннадцать часов городок оставался сонным и тихим.

Чинно прогуливающие крохотных собачек пожилые горожанки, неторопливые прохожие, никуда, казалось, не торопящиеся машины еще больше роднили Краснобалтск с памятными девушке европейскими городами. Да почему, собственно, роднили? Тейфелькирхен и был самым настоящим европейским городом, и не слишком прочный налет иной цивилизации за прошедшие десятилетия не успел скрыть его настоящего лица.

Очень порадовали Веру старые названия улиц, тяп-ляп закрашенные или прикрытые жестяными табличками с русскими буквами. Проглядывающие из-под краски рельефные готические литеры позволяли сносно ориентироваться в паутине бывших «штрассе» и «аллее»,[16] а четко пропечатанный план оказался не таким уж бесполезным. Спасибо тебе, Максимка!..

Жаль только, что главную достопримечательность города – рыцарский замок – посетить не удалось.

Обычное для нашей страны дело: закрытая без всяких объяснений дверь почти под сакраментальной табличкой «Памятник архитектуры»… Реконструкция, инвентаризация или перерыв на что-то (обед, совещание, конец света), растянувшийся до бесконечности.

Но журналистка не очень-то и расстроилась, поскольку сегодня ее больше всего влекло то самое здание бывшей гостиницы, где и произошла кровавая драма, приведшая ее сюда. Да и замок оказался маленьким и настолько перестроенным последними владельцами, что рыцарского духа тринадцатого столетия, в котором он был заложен, если верить табличке, в нем почти не осталось. Так – поместье немецкого аристократа. Некогда – загородное, а теперь теряющееся в районе, сплошь застроенном пятиэтажными «хрущобами». Поэтому Вера с легким сердцем (может, до конца командировки все же откроется) направилась к «месту преступления». Хотя ждать чего-нибудь экстраординарного от него не стоило… Несмотря на молодость, девушка давно уже не была той наивной девчонкой, которая приехала из уральской глубинки покорять Москву, словно новый д'Артаньян в юбке.

Естественно, все следы давным-давно были убраны, разбитые пулями окна гостиницы наспех заколочены фанерой, двери опечатаны. Девушке, не жаловавшейся на зрение, не потребовалось даже пересекать крохотную площадь с сиротливой тумбой пустого постамента посредине, чтобы различить бумажки с синими пятнышками прокурорских печатей.

Вот и все. «Ферайнигунгплатц», как обозначался на плане круглый пятачок брусчатки, более никакого интереса не представлял. Разве что статуи, украшавшие узкие фасады (торцы?) домов, между звездой расходящихся улочек с самыми что ни на есть русскими, даже советскими названиями.

Вера неторопливо прошлась мимо статуй, задержав внимание лишь на одной.

Высокий стройный юноша, полуобнаженный, будто древний грек, в спокойной позе стоял в неглубокой нише, окаймленной строгим орнаментом. Он не поддерживал руками или головой карниза, вроде своих многочисленных сородичей – атлантов и кариатид, не сжимал копья, щита или меча. И тем более не замер по стойке «смирно», как гипсовый пионер из Вериного детства. Лицом и прической он тоже не очень-то выделялся. Вообще это был очень обычный парень, каких кругом полно, не красавец и не урод, не атлет и не задохлик… Наряди его в джинсы и футболку, и получится какой-нибудь студент, начинающий коммерсант, молодой рабочий. Только не бандит. Не бывает у криминальных личностей такого высокого лба, такого открытого взгляда…