Катастрофы в Черном море - Евгений Шнюков

Тендер «Луч» был несчастливее меня, его поворотило на ветер, отчего команда едва спаслась, к тому же черкесы стреляли в погибающих: на тендере утонуло — 2, убито 1 и ранены 4, всего 7 человек нижних чинов. Александр Иванович (Панфилов, командир тендера «Луч» — Л. М.) станком придавил себе ногу и теперь лежит, но опасности нет.

На пароходе «Язон» погибло 42 человека, в том числе лейтенант Бефани, Данков и мичман Горбаненко.

Тендер «Скорый» был в опасном положении, его принесло в самую речку и сильным течением едва не погубило всех, но с берегу подали конец, и никто не утонул. Командир ушиб себе руку.

Транспорт «Ланжерон» выкинуло на каменья, и он совершенно пробит, но все спаслись.

Купеческих судов выкинуто 8, затонуло 1».{136}

Этот документ интересен не только тем, что был, очевидно, первым, в котором сообщалось о чрезвычайном происшествии на Туапсинском рейде. Конечно, были и официальные доклады командующему флотом, поступили они, вероятно, одновременно с этим письмом, попутной или специальной оказией в виде авизо-посыльного судна. Это письмо позволяет почувствовать, какие уважительные отношения между офицерами были на Черноморском флоте в то время. Конечно, адмирал Михаил Петрович Лазарев, первооткрыватель (вместе с Ф. Ф. Беллинсгаузеном) Антарктиды, моряк с опытом трехкратного кругосветного плавания, причем, в командирской должности, наконец, герой Наваринского сражения, за которое его корабль «Азов» удостоился кормового Георгиевского флага, пользовался всеобщим уважением. Но когда капитан-лейтенант, командир погибшего корабля, пишет (можно сказать, даже осмеливается писать) частное письмо адмиралу, командующему флотом, причем письмо без каких-либо признаков подобострастия — это свидетельствует о подлинных демократических отношениях офицеров и о высоких человеческих качествах М. П. Лазарева.

Получив сообщения о гибели кораблей, адмирал Лазарев докладывает об этом Начальнику Главного морского штаба адмиралу князю А. С. Меньшикову (он был в этой должности более четверти века, с 1828 по 1855 год, практически все время царствования Николая I):

«19 июня 1838 г.

С последней почтой получил я от командиров парохода «Язон», брига «Фемистокл», тендеров «Луч» и «Скорый», и транспорта «Ланжерон», что вверенные им суда во время свирепствовавшего с 30 по 31 число мая у восточных берегов, против устья речки Туапсе, где расположен отряд генерал-майора Раевского, сильного шторма потерпели крушение.

Поспешая донести о бедственном сем происшествии в. с-ти, я имею честь представить у сего в копиях рапорты командиров тех судов.

Из бумаг в. с-ть усмотреть изволите, сколь надежные меры были приняты к спасению судов и команд, меры, кои могли внушить одна только долговременная опытность командиров, достойное подражания усердие их к службе и совершенное знание морского дела, и, если внимательное рассмотрение действия экипажей, тех судов во время крушения убеждает меня в сей неоспоримой истине, то не менее того нельзя не убедиться и в том, что ураган этот есть одно из явлений необычайных, при которых ярость стихий берет верх над всеми усилиями ума и опытности человеческой. Из сих же бумаг в. с-ть усмотреть также изволите, с каким примерным самоотвержением, знанием своего дела и бодростью духа действовали г. г. офицеры и команды тех судов во время постигшего их несчастья, в особенности же поступок командира тендера «Луч», потерпевшего крушение вне цепей нашего лагеря и долженствовавшего спасать экипаж, так сказать, под пулями превосходящего в числе неприятеля — достоин особой похвалы и особенного внимания начальства.

…На днях отправляюсь туда сам для принятия дальнейших возможных мер к спасению с погибших судов всего того, что спасти будет можно…»{137}

По долгу службы флагманским штурманом Черноморского флота мне приходилось более десяти лет заниматься разбирательством морских происшествий с боевыми кораблями и вспомогательными судами флота в 60—70-е годы. Я хорошо знаю, как нелегко решиться командиру соединения при докладе на флот, а командующему флотом — в Москву — сказать добрые человеческие слова в адрес командира корабля, допустившего то или иное аварийное происшествие. Даже если объективно командир не виновен в нем, почти всегда присутствовал элемент если не боязни, то какой-то перестраховки — «корабль аварийный, разве можно похвалить командира? Что в этом случае скажет вышестоящее начальство?». Поэтому особенно приятно отметить, что М. П. Лазарев увидел в этой трагедии главное — высокие офицерские, морские качества, проявленные командирами и экипажами, их высокую выучку и отвагу. Пример, который достоин подражания не только применительно к конкретным обстоятельствам морских происшествий. Разумеется, опытный моряк, командующий флотом провел детальнейший разбор этого происшествия, нашел какие-то и упущения в действиях, определил необходимые меры по предотвращению подобного впредь, но выше этого он поставил принципиальную оценку происшедшего, что имело безусловно и огромный, как принято было говорить недавно, воспитательный эффект.

Кроме официального доклада, М. П. Лазарев одновременно отправил А. С. Меньшикову и частное письмо.

«18 июня 1838 г. Николаев

Ваша светлость!

Бедствие, постигшее мелкие суда наши на рейде Туапсе, есть одно из тех происшествий, которые случаются чрезвычайно редко и которые превосходят почти всякое вероятие. По действию, которое буря имела на суда наши, снабженные и управлявшиеся наилучшим образом, видно, что ураган свирепствовал с необыкновенной жесто-костью и что огромное волнение, отражавшееся от берегов, кипело, как в котле. Оно, по-видимому, вливалось в таком количестве, что не успевало уходить в открытые порты и тяжестью своей подавляло суда вниз так, что они не могли с необыкновенной легкостью подыматься на волнении. О жесткости же ветра можно судить по пароходу «Язон», который дрейфовал с двух якорей при полном действии его машины в 120 сил!

Суда погибли, но действия и распоряжения командиров в опасностях, которые их окружали, заслуживают особого внимания, в особенности лейтенанта Панфилова, который в бурю, выплывя с командой на берег противу толпы вооруженных и стреляющих из ружей черкес, прочистил себе дорогу ничем другим, как отражая нападения их каменьями и обломками весел. Впрочем, воинственный дух всей этой горсти людей, составлявших команду тендера «Луч», всегда был заметен, и трудно было найти военное судно в лучшем порядке. Относительно судов, то тендер «Скорый» и транспорт «Ланжерон» не составляют для флота большой потери. Но нельзя не пожалеть о потере стольких офицеров и нижних чинов; о прекрасном пароходе «Язон», бриге «Фемистокл» и тендере «Луч» — судах совершенно новых и отличного качества. Что касается до морского дела, то я нисколько не сомневался, что подобные офицеры, каковы Хомутов, Метлин, Панфилов и другие, употребят всевозможные усилия и все благоразумные меры к сохранению вверенных им судов, что и было соблюдено; но есть случаи, противу которых никакое искусство и никакие силы человеческие противостоять не могут. Так, к сожалению, оно и случилось при крушении судов в Туапсе. Меня очень беспокоит неизвестность о судах, находившихся в эту бурю против устья реки Сочи, отстоящей от Туапсе только в 40 милях, потому что, вероятно, подобный же шторм свирепствовал и там. Когда я посещал Сочу 16 мая (недели две перед тем), там стояли на якорях фрегат «Варна», пароход «Колхида», корвет «Месемврия», транспорт «Ахиолло» и до четырех наемных купеческих судов. По обозрении этих мест и собрании всех нужных сведений я буду иметь честь подробно обо всем донести в. с-ти.

С истинным уверением и совершеннейшей преданностью, имею честь быть в. с-ти покорнейший слуга

Предчувствие, а точнее опыт моряка, не обманули М. Лазарева: в этот же шторм у Сочи погибли два корабля — фрегат «Варна» и корвет «Месемврия», а также еще семь купеческих судов. Штормовая полоса не ограничилась только районом Туапсе, а располагалась значительно шире, что нашло отражение в отчете командира отряда судов Абхазской экспедиции контр-адмирала И. Я. Захарьина о крейсерстве судов у кавказских берегов с 17 апреля по 13 декабря.

«Сего 1838 г. мая 31 дня, стоя с фрегатом “Штандарт” на Сухумском рейде на якоре, куда при тихом западном ветре и облачной с большой от юго-запада зыбью прибыла в 12 часов утра из Геленджика с депешами шхуна «Курьер». Командир оной капитан-лейтенант Алексеев донес, что в море имел жесткий от юго-запада шторм. В 2 часа пополудни прибыл с крейсерства тендер «Быстрый», командир коего лейтенант Микрюков донес, что, находясь в море в 24 милях от укрепления Гагры, в 4 утра 31-го числа мая при усилившемся юго-западном ветре и зыби лопнула у него с левой стороны вантпутина, отчего он едва не лишился мачты. Того же числа в 10 часов вечера пришел на рейд пароход «Колхида», командир которого капитан-лейтенант Швендер в то же время донес, что при приходе его 30-го числа сего месяца в 7 часов к укреплению Св. Духа (Адлер — Л. М.) при крепком от юго-запада ветре и сильной от юга зыби нашел там стоящим на якоре люгер «Глубокий» и два зафрахтованных купеческих судна, и в продолжении ночи имел на пароходе выпущенного канату при 24 саж. глубины 75 саж. За всем тем принужден был действовать и машиною, но, несмотря на сие, сильными, беспрестанно находившими шквалами пароход прибивало к берегу, так что на рассвете 31-го числа мая глубина была 12 саж., что и понудило его сняться с якоря, но едва он отошел несколько в море, как люгер «Глубокий» сигналом при пушечном выстреле дал знать, что терпит бедствие и имеет нужду в заведенном верпе (запасной якорь — Л. М.), но как пароход «Колхида» не имеет при себе барказа и потому не мог подать ему помощи в завезенном верпе, то за всем тем старался подходить к люгеру во всех направлениях в намерении перебросить на оный какой-нибудь конец, но препятствовало стоящее впереди люгера купеческое судно, так что люгер находился между сим судном и берегом, наконец решился пройти между сим судном и люгером, но увидел невозможность по причине сильной боковой зыби и течения, отчего пароход плохо слушался руля. Заметя оное, с люгера сигналом дали знать, что пароход идет к опасности, что понудило меня удалиться в море; имея повреждения в левом паровом котле и недостаток в угольях, спустился в Сухум-Кале, оставя люгер на 6 саж. глубины, на двух якорях и одно купеческое судно, выброшенное на берег.