Загадка старого имения - Елена Арсеньева

– Уголек плавает, надо быть, и девица не виновна, – насмешливо отозвался Николай.

– Заговариваю на женский глаз! – торжественно провозгласила Феклуша и с нескрываемой тревогой спросила: – Неужто и этот не потонул?!

– Потонул, нянюшка! – не таясь, захохотал Полунин. – Нашли виновную, слава те господи!

– Тише! – зашипела старуха, как все угольки, вместе взятые. – Разбудишь ее!

Полунин охнул покаянно, и на несколько мгновений воцарилось молчание. Потом старуха шепнула:

– Ну ладно, Николаша, ты тут покарауль, а я пойду на лошадку пошепчу, надо животинке помочь, не иначе ее нечистый заколдовал, коль она так понесла.

– Да никакой нечистый тут ни при чем, – сказал Полунин. – Разве что человек, нечистый в помыслах. Я эту Зорьку сотню раз видел – смирнейшая была кобыла. А тут неслась, как с ума сошла… Чудо, как раньше бедную всадницу не сбросила! Но если под седло горсть репейника подсунуть, да еще соли туда насыпать, любая лошадь от боли спятит. Еще чудо, как Александра Даниловна продержалась на ней. Хотел бы я знать, отчего так вышло? Откуда ехала? Зачем? Куда? Ко мне?

Александра открыла глаза.

– Очнулась! – раздался изумленный голос, и к ней наклонилась маленькая старушка, похожая на сушеное яблочко, такая же сморщенная и почему-то так же пахнувшая яблоками. Она была одета во что-то черное, вроде рясы, однако вид имела отнюдь не зловещий или похоронный, а самый добродушный и живой. – Николаша, погляди!

– Я вижу, – сказал Полунин, подходя и смущенно улыбаясь Александре. – Добрый день, Александра Даниловна. Дозволите мне остаться или прикажете уйти, пока вы оденетесь?

Александра только теперь сообразила, что лежит в постели, а на ней вместо платья и прочих предметов дамского туалета надета какая-то просторная рубаха из мягкого отбеленного полотна.

– Ой, – схватилась она за края рубахи, стянутые у шеи тесемками, – да что же это такое?

– Простите, – пробормотал Полунин, отводя глаза, – но платье ваше нужно было почистить и кое-где зашить, и я велел девушкам вас переодеть, а Феклуше – вас обиходить.

Итак, он давал понять, что не сам раздевал Александру и приводил ее в сознание. И все же ее жгло смущение.

– Вы меня спасли, наверное, – прошептала Александра, – мне было с лошадью не справиться… это вы свистели?

– Конечно, я, – кивнул Полунин. – Смекнул, что если вы в стог упадете, то не расшибетесь. Ну и пуганул Зорьку.

– Сама не пойму, как все приключилось, – произнесла Александра. – Мы ездили на прогулку, все было хорошо до остановки на поляне. Потом Устин снова подсадил меня в седло… и Зорька как взбесилась! Неужели правда то, что вы говорите, про репьи с солью?!

– Истинная правда, – вздохнул Полунин, – сам их по одному вынимал из Зорькиного крупа. Да вот они.

Он вынул из кармана платок, развернул его и показал Александре горсточку окровавленных репешков.

– Чьих же это рук дело? – воскликнула она. – Ни Липушка, ни господин Ский, конечно, не решились бы… им бы и в голову не пришло!

– А почему вы думаете, что Ский не мог? – невесело глянул на нее Полунин. – Например, ему хотелось остаться с Липушкой наедине, а вы мешали.

– Да ведь и Липушка твоя медовая могла, – забормотала Феклуша себе под нос. – Видать, она в барышне соперницу углядела, чего тут зазря гадать-то, понятно, чай, что красавица, спору нет, чисто розан из господской теплицы, а Липушка что? Цветик придорожный, касатик неприметный, таких сколь угодно вокруг, да все на одно лицо.

Александра уставилась на Феклушу, изумленная до такой степени, что и слова сказать не могла.

Зато Полунин не смолчал:

– Да я тебя за такие слова… Да как ты смеешь, нянька?!

– А ты будто в первый раз услыхал, – бесстрашно отмахнулась от него Феклуша. – Сто раз говорено, чтоб ты деревце по себе рубил, но деревце живое, а не чахлую сухостоину!

Полунин так и замер.

«Еще одна нянька, которая имеет полную власть над своим воспитанником, так же как Зосимовна над Липушкой!» – промелькнуло в голове у Александры, и ей стало жаль Полунина.

– Да полноте вам, Липушка мне навредить никак не могла, ни она, ни господин Ский. Они все время у меня на глазах были, а вот Устин, кучер, которого с нами Зосимовна послала, он вроде как около лошадей крутился, только на него внимания никто не обращал. Но зачем ему?.. Я могла до смерти убиться, а ведь с ним и слова-то не сказала, не то чтобы что-то худое сделать! За что меня такой опасности подвергать?

– Ну вы, барышня, как вчера на свет народились, ей-богу, – фыркнула Феклуша. – Знамо дело, ни один крепостной своей головой не думает, ежели на то барская голова есть.

Александра с Полуниным переглянулись и разом прыснули, словно напроказившие дети.

– Вот уж про тебя, нянюшка, такого никак не скажешь! – еле выговорил Полунин, с трудом сдерживая смех. – Это ты нами всеми заправляешь, как первый министр! Что господами, что дворней, что крестьянами.

– Вот так же, как я, – ничуть не смутясь, с серьезным видом продолжала Феклуша, – и Зосимовна в Протасовке всем заправляет. Да что там! Куда больше, чем я! Мне и не снилась та власть, которую она имеет, да и сниться не будет никогда. А ведь третий-то уголек, который и потонул, был на женщину наговорен. Устин-то под ее дудку пляшет. А замыслила это, конечно, Зосимовна. И где вы ей только ужо дорогу перешли, милая барышня, за два-то дня, пока гостевали в Протасовке?!

Александра подумала: «Спроси лучше, где не перешла!» – и вздохнула. На душе стало тяжко. Если Зосимовна задумала сжить ретивую гостейку со свету, то непременно сделает. Или науськает Липушку, чтобы та выгнала ее из Протасовки. А куда податься Александре? Некуда! Все ее мечты, все планы связаны именно с Протасовкой. Что же делать?.. А ничего другого, как поговорить с Липушкой начистоту. И как можно скорей! Пока Зосимовна не вбила воспитаннице в голову самые ужасные подозрения насчет замыслов гостьи, пока не отвратила от Александры доверчивое, доброе, приветливое сердце!

– Мне пора возвращаться. – Она решительно села в постели. – Позвольте мне поблагодарить от души и попросить подать мою одежду.

– Вы не можете… – возразил было Полунин. – Вам сперва надобно отдохнуть, правда, нянюшка? Скажи ей!

– Вот давай-ко лучше ты-то сам и сказывай, – отчего-то усмехнулась Феклуша, и Полунин, враз осердясь, выбежал вон.

– Ох, дитя малое, неразумное, мечется, не знает, чего хочет, – посетовала Феклуша и, повернувшись к Александре, уставила на нее такой требовательный взгляд, что стало понятно: сейчас начнутся расспросы. Расспросы, на которые и ответов нет, и отвечать не хочется. А потому девушка решила опередить ее: