Любовь и виски - Грег Смолвидж

– Доброе утро, мистер Дейр! Рад, что застал вас. Я от миссис Анны… Машина ждёт.

July 19, 1963, Friday, 1:05 p. m.

Bath, 137 Lincoln St, Hatchet’s Hall

– Вообще-то я распорядилась вас больше не пускать. Грязный самовлюблённый мужлан. – Анна непринуждённо улыбнулась.

Обидная по содержанию реплика превратилась чуть ли не в комплимент благодаря форме. И виной тому интонация. А уж если эта форма флирт – тогда ложись. Иногда в прямом смысле.

Вдова выглядела посвежевшей. Тёмно-зелёное облегающее платье (наконец не траурных тонов) и большее, чем обычно, количество косметики сыграли свою роль. Мы разговаривали в кабинете покойного Хатчета, обстановка для меня была не совсем привычной. Я занял гостевое кресло перед столом Виктора. Анна прогуливалась туда-сюда, то и дело поглядывая в окно. По крайней мере, мне так казалось.

– Какими же судьбами я снова у вас? Вроде бы наш контракт расторгнут.

– Я тоже так считала, Мик. На тот момент. Поймите меня правильно. Вы врываетесь в мой дом, требуете денег, заявляете, что выходите из игры. Что я должна была делать?

– Для начала хоть как-то расплатиться, полагаю.

Дверь кабинета распахнулась. Влетела Дороти с подносом. Бутылка виски, два бокала, колба со льдом и нарезанный лимончик. Комбинация неплохая! Анна молча дала понять, что «натюрморту» место на столе, и тут же сама принялась разливать напиток.

– Я расплачусь. – Вдова посмотрела прямо в глаза. – Чуть позже, хорошо? А пока, – она протянула стаканчик, – промочим горло?

Отказываться не было причин. Мы выпили. Что ж, выброшу пока деньги из головы, сейчас интересней, куда всё это выведет. Вдруг я стал сразу всем нужен. Случайность?

– Признаюсь, тоже был несколько несправедлив по отношению к вам, – я ослабил галстук. – Не до конца всё выложил.

Присев на диван в другом углу кабинета, Анна взглянула усталыми глазами:

– Ну, теперь-то выложишь? – Она впервые обратилась ко мне на «ты».

Я не спеша подошёл к двери, заперев её на ключ. Затем, так же неторопливо направившись к дивану, присел рядом с Анной.

– Конечно. Только позже. Вы позволите? – Я поставил её бокал на журнальный столик.

Рядом пристроил свой. Анна смотрела равнодушно. Мы оба знали, что произойдёт. Так бывает в шторм на берегу океана: от созерцания волн не оторвёшься, пока они не захлестнут! Одной рукой обхватив Анну за талию, другой за шею, я притянул её к себе. Она прикрыла глаза…

Всё случилось на удивление чувственно. Прямо на диване. Анна не сопротивлялась, наоборот, податливо двигалась в такт…

– Её зовут Тина Старски. – Я сдержал обещание, приоткрыв карты.

Мы снова потягивали виски. От удивления стакан Анны завис в воздухе. Но я ещё не кончил (говорить, в смысле):

– Любовница Виктора.

– Это… это же… – Вдова резко осушила бокал.

– Именно. Работает в его аппарате. Ну, – я пожал плечами, – или работала…

– Доказательства? – Анна схватила меня за грудки. – Надо прижать сучку по полной!

– Выслушай, – я поднял голос. – Она хоть и любовница, но не убийца.

– Что ты такое несёшь? – Анна заплакала, слёзы смазали макияж.

– Я знаю, что говорю.

– Уже и её трахнул? – У вдовы началась форменная истерика.

Я влепил ей пощечину:

– Умолкни, женщина! От тебя сейчас требуется только ждать. Дело движется. А если выполнишь всё, что обещала, – я доведу его до конца. Где найти меня, ты знаешь…

July 19, 1963, Friday, 5:30 p. m.

Bath, 32 Drayton Rd, Love’s parents apartments

Покинул Анну по-английски – не попрощавшись. До гостиницы решил прогуляться. День предстоит серьёзный, придётся быть в форме, то есть для начала хотя бы протрезветь. В родных пенатах быстро принял душ и прилёг на пару часиков.

Проснулся обновлённый! На выходе неразговорчивый портье вручил мне конверт «от миссис Хатчет». Я вернулся, чтобы вскрыть его в номере. Анна презентовала вдвое больше, чем планировалось. Неужели я так удачно «выступил»? Душевное расположение вернулось окончательно.

План созрел сам собой: свежую струю расследованию может придать общение с родителями покойного Вёрджила Лава. Смерть парня – одно из звеньев цепочки странных событий в городе. На это явно указывают наркотики. Совпадение исключено.

Конечно, приставать с пустыми расспросами к людям, только что потерявшим сына, не стоит. Но и откладывать визит недальновидно. Борьба идёт за каждый час, и упустить инициативу сейчас – значит потерять возможность вырваться вперёд в дальнейшем.

Родители Лава жили в западной части города. Адрес «пробил» у всезнающей Джесси. Скромный домик на отшибе стоял в одиночестве. Казалось, строение даже немного просело от своих долгих лет. Но выглядело вполне добротно.

Предлог тоже родился быстро – помочь оклеветанному продажными репортёрами отличнику восстановить репутацию. Пускай и посмертно. Для родителей это важно в любом случае.

Я постучал в дверь. Послышался скрип полов, но через мгновение всё стихло. На всякий случай постучал ещё раз. Тишина. Настойчиво я дал о себе знать третий раз:

– Откройте, пожалуйста!

Из глубины дома пробасили:

– Кто бы вы ни были, уходите!

– Мистер и миссис Лав, я Мик Дейр, нам нужно поговорить!

Надевать маски в этот раз смысла не было. «Официальной» версии достаточно.

– Нам не о чем разговаривать. – Голос стал громче, хозяин приближался.

Родителей понять можно: смерть сына и обрушившиеся на него обвинения кого угодно вгонят в депрессию. Я бы и сам в апатию впал, если бы о моих последних «успехах» раструбили на весь свет.

– На самом деле есть, и ещё как! Я журналист из столицы, пишу о Вёрджиле.

– О нём написано уже столько, что хватит до конца дней. Если вы не уберётесь сейчас же, я изрешечу вас из дробовика!

– Но я хочу обнародовать правду! Мнение родных, друзей! Вашего сына подставили, а виновные до сих пор не найдены…

Молчание… Угрозы меня не очень-то страшат, а вот нежелание старшего Лава сотрудничать расстраивает. Я присел на ступеньки. Как быть? Снова податься в библиотеку штудировать прессу? Хотя бы за тот период, что я отсутствовал.

Неожиданно дверь отворилась. В проёме показался мужчина лет пятидесяти с поседевшей «фермерской» бородкой. Прищурившись, он внимательно смотрел на меня. Я поднялся и кивнул.

– Проходите…

В гостиной было довольно уютно.

– Моё имя Мик Дейр!

– Да, мистер Дейр. Я Роберт Лав. Хотите лимонада?

– Эээ, нет, спасибо. А где…

– Миссис Лав? Энни плохо себя чувствует, вы будете говорить со мной. Присаживайтесь. – Он указал на стул у журнального столика.

– Thank you. Я всего несколько дней в городе. И, по-моему, у вас здесь нечестно играют. Вёрджил вполне мог стать жертвой интриг.

– Покажите ваше удостоверение.

Я хлопнул по карманам. Нет на месте! Тьфу ты, чёрт! Забыл, что сам же переложил его в бумажник. Just a second…

– Да, конечно. – Я протянул Роберту пропуск сотрудника «Augusta Tribune».

Глава семейства долго всматривался в него, близко поднося к глазам. Наконец он вернул «корочку»:

– Чего вы хотите, Дейр? Говорите как есть.

– Подготовить большой оправдательный материал. Рассказать о Вёрджиле как о светлом человеке, у которого были цели. Воссоздать образы примерного сына, добросовестного студента, настоящего патриота. Да, вы можете сомневаться, но не все журналисты любят копаться в грязном белье.

– Вам-то это зачем? – Роберт глянул на меня своим «фирменным» прищуром.

– Я сам потерял сына два года назад…

Откровенное враньё, на которое мне пришлось пойти, возымело действие, Лав-старший протянул руку для пожатия:

– Тогда я к вашим услугам, чёрт побери!

– Хорошо, могу я осмотреть комнату Вёрджила?

– Пойдёмте.

Мы поднялись по лестнице в небольшой закуток. Роберт заметно погрустнел:

– Здесь всё как было. Мы специально решили ничего не менять. Потому и беспорядок. Не очень эстетично, но это его беспорядок.

– Я понял. Трогать не буду, только посмотрю. И сделаю пару кадров, хорошо?

– Пожалуйста.

Со стороны могло показаться, будто я неторопливо изучал комнату. На самом деле моей задачей было обнаружить дневник или нечто подобное. Параллельно я фотографировал всё, что попадалось под руку.

Комната выдавала крайнюю аскетичность хозяина. На стене плакат какого-то бейсболиста. В углу заправленная кровать, рабочий стол у окна.

– Скажите, а вы не заметили ничего странного в поведении Вёрджила… тогда?

– Сын не очень-то посвящал нас в свои дела. Не то чтобы он был скрытным, скорее, самостоятельным и упрямым. Привык сам решать свои проблемы. За день до исчезновения у него был какой-то разговор с учителем истории в колледже. Как же его… Сэм Ланкастер.

Что бы это значило? Может, потолковать с Сэмом?

– Но о чём они говорили, я не знаю. Вечером Вёрджил надолго заперся в комнате, кажется, что-то писал. Но мы ничего потом не обнаружили. Разумеется, никаких наркотиков он не употреблял! Это полная чушь! А в день трагедии действительно был сам не свой, словно предчувствовал какую-то опасность. Но мы не придали этому значения.