Истина. Будущее Америки в первую очередь - Vivek Ramaswamy

были по понятным причинам расстроены и публично высказали свои опасения, что подтолкнуло еще большее число людей. Со своей стороны, я без обиняков ответила, что трансгендерность - это психическое заболевание и требует соответствующего отношения, чем вызвала бурные аплодисменты аудитории. После этого мероприятия Кори догнала меня на парковке и попросила поговорить с ней один на один, пока я шла к автобусу.

Это был необычный ход, потому что обычно "пресс-вкладыши" общались со мной в контексте общения с прессой, или же мы просто встречались с ними на каком-нибудь мероприятии. Да, иногда встречались чересчур агрессивные враждебные репортеры, которые пытались выкрикнуть вопрос, чтобы выставить вас в плохом свете, - случайные репортеры с CNN или NBC, которые могли крикнуть: "Что вы думаете о комментариях президента Трампа, назвавшего сегодня своих политических противников "паразитами", когда выяснилось, что Трамп говорил совсем не это, - но Кори была не из их числа. Напротив, ее репортажи честно называли мячи и страйки на протяжении всей кампании, даже когда критиковали меня, но при этом не были излишне предвзятыми и не пытались навязать определенную линию повествования. Кори была искренней.

Поэтому, когда она подошла ко мне в нехарактерной для нее манере, хотя мы опаздывали на мероприятие в Давенпорте, до которого нужно было добираться на громоздком автобусе, я нашел время поговорить с ней на парковке. Остановившись и увидев ее глаза, наполовину наполненные слезами, я отошел в сторону от потока моей команды и прессы, покидающих мероприятие, и жестом попросил свою команду оставить меня наедине. Мой пресс-секретарь выглядела немного скептически - к тому моменту мы уже усвоили урок записывать каждый мой разговор с представителями прессы, - но я кивнул ей, намекая, что в этот раз все будет в порядке. Оказалось, что разговор, который хотела провести Кори, был личным.

"Мне очень понравилось знакомиться с вами, и особенно с Апурвой и детьми, в этом году. Но я хочу спросить вас: Что дает вам уверенность в том, что на самом деле существует только два пола?" спросила Кори с легкой дрожью в голосе.

Да, я говорил под запись с репортером, который записывал мои слова. Триша, мой старший советник, руководившая коммуникациями в кампании, заметила это и начала подходить к нам с Кори, чтобы мы последовали нашему стандартному протоколу записи каждого моего разговора с членами пресс-корпуса - урок, который мы усвоили с большим трудом, попав в несколько ловушек в начале года. Но я бросил короткий взгляд на Тришу, чтобы сказать, что ей следует держаться подальше. Она показала глазами, чтобы убедиться, что я уверен, и я кивнул. Это был не совсем разговор с прессой. Это был личный разговор с человеком, которого я стал уважать как личность, и - хотя она никогда не говорила об этом так многословно - я верю, что она стала уважать мою семью и меня тоже. И Кори была явно расстроена.

Я объяснил свою точку зрения, что все начинается с биологии, точно так же, как я это сделал в интервью с Чаком Тоддом из NBC в прямом эфире. Если у вас две Х-хромосомы и женская репродуктивная система, вы - женщина. Если у вас есть X- и Y-хромосомы и мужская репродуктивная система, вы - мужчина. Точка.

Но потом меня осенило: Кори не притворялась возмущенной и не придумывала вопрос с подковыркой. На самом деле это была не дискуссия. Она говорила со мной, потому что сама идентифицировала себя как небинарную. Она почувствовала себя уязвленной моими комментариями, причем не ханжески от имени какого-то неизвестного другого человека, а от своего собственного имени. Ей было больно не потому, что она меня ненавидела, а потому, что, как мне кажется, она меня уважала. В течение всей кампании я воспринимал ее как молодую женщину. Она была чернокожей, или, по крайней мере, казалась таковой, но у нее была мальчишеская стрижка и более глубокий, чем обычно, голос для женщины ее возраста - ей было около двадцати, только что окончившей колледж, - и она постоянно была немного более трудолюбивой и намного более вдумчивой, чем ее сверстники той же профессии.

Моя команда давала мне жесты, чтобы я закруглялся и переходил к следующему мероприятию, но это был важный разговор. У меня не было времени на логическое обсуждение моментов, да и дебаты не были тем разговором, который нам был нужен. Кори расстроил мой ответ, но она не стала ничего возражать.

Поэтому я спросила Кори о ее собственной идентичности. Она сказала, что идентифицирует себя как небинарная. Я спросила, когда она пришла к этому осознанию, и она ответила, что это произошло в старших классах. Когда я спросила, чем отличается ее опыт от опыта молодой женщины, которая обнаруживает сексуальные предпочтения, отличные от большинства ее сверстников, она сделала паузу и задумалась. У нее не было готового ответа, и я тоже не собирался подталкивать ее к этому вопросу.

Вместо этого мы перешли к разговору о ее семье. Она выросла в неполной семье в Балтиморе, в семье чернокожей матери-одиночки, а ее отец на долгие годы попал в тюрьму, что осложнило их отношения, хотя, судя по всему, она старалась их возобновить после того, как отец вышел на свободу. Она была не из той среды, где можно было бы предположить, что она окончит колледж, а тем более станет журналисткой, которая - по крайней мере, по словам этого бывшего кандидата в президенты - была одной из лучших в своем деле в крупной новостной сети. Видя ее трудовую этику и качество работы, я бы нанял ее в будущем, если бы представилась такая возможность.

И все же она была здесь, просыпалась с рассветом в штате, далеком от Балтимора, где она выросла, или космополитичного Нью-Йорка, где она живет сейчас, и успевала на большинство мероприятий чуть раньше меня, чтобы настроить свою камеру.

Мы не пришли ни к какому решению, кроме как улыбнуться и вежливо согласиться продолжить разговор. Оказалось, что с тех пор я видел Кори несколько раз. Она - единственный представитель прессы, с которым я регулярно поддерживал связь после окончания кампании. Когда я посетил подкаст The Breakfast Club в Нью-Йорке, который вели два леворадикальных чернокожих ведущих, критиковавших меня на протяжении большей части кампании, я позвонил Кори и пригласил ее присоединиться ко мне за кулисами, но не как представителя прессы, а как друга. Она пришла, и я намеревался закончить разговор, который мы начали в Айове, но оказалось, что мы просто поговорили о