Азартные игры высшего порядка - Мария Симонова

Аарон вытер слезы, огляделся на всякий случай по сторонам, поднял бутылку и нетвердыми шагами пошел к людям.

— Вы… откуда будете-то?..

Первые слова дались с трудом — первые, сказанные за много дней одиночества, счет которым он не то чтобы потерял, а просто не вел.

Мужчина — молодой, поджарый, темноволосый и ко всему голый по пояс — резко обернулся и пристально оглядел Лобстера с головы до ног. Только теперь Лобстер заметил у него в руке пистолет, но не слишком обеспокоился этим фактом, так как и без того считал себя безвременно усопшим. На капоте рядом с мужчиной стояла бутылка — коньяк, будь он неладен. Женщина тоже обернулась, и вот тут уже старый Лобстер слегка обеспокоился, а вернее сказать, смутился: она оказалась совсем молоденькой и действительно была одета слишком уж легко, точнее, почти ни во что.

— Ты здесь какими судьбами, дед?.. Живешь, что ли?

Лобстер наконец понял, куда ему девать глаза — на того, кто поддержал беседу — на мужика то есть.

— Да вот, вроде как… живу. — Ответил и сразу поспешил с советом: — Ты убрал бы ее с края… Не ровен час, какая нечисть оттуда выползет — на живца-то.

Парень, заметно обеспокоившись, крикнул:

— Чарли! Иди сюда! Иди, говорю, там опасно!

Она подошла, ничуть не смущаясь, присела рядом с ним на капот.

«Тьфу ты, дьявольщина… Да как знать, может, у них теперь мода такая — голыми шлындать: ленточку вон серебристую на руку не забыла накрутить. Молодежь — она и на том свете молодежь», — заключил для себя Лобстер. И, отведя от нее глаза, продолжил беседу:

— Вы здесь, это… Какими судьбами будете-то?

— Мы, дед, в Европу едем.

— А… Ну, ясное дело.

Образовалась небольшая пауза. Дело их действительно было — яснее некуда. Швах, короче. Какая там Европа?! Распрягай — приехали.

— А ты, стало быть, так здесь и живешь?

— Не живу я… — Лобстер замялся, вздохнул глубоко. — Жил.

Оба гостя воззрились на него с интересом и как будто бы с пониманием. Переглянулись. Парень отложил пушку, взялся за бутыль:

— Выпьем за помин души?

— Лобстер я, — сказал Лобстер, доставая из-за пазухи свою бутылку.

— Ларри, — сообщил гость. — А она — Чарли. Ну, царствие нам небесное!

Приложились. И девчонка не отказалась себя помянуть — после своего Ларри. Глотнула щедро. И ну кашлять! Лобстер аж крякнул — коньяку-то небось в жизни не пробовала, на том свете вот учится. Эх, молодо-зелено! Развеселила старика, в первый раз после кончины. С ее голым видом он уже пообвыкся: мы-то старые этого добра повидали, глаза намозолили. Парню вот сложнее. Да ведь он небось не только глядит. Оттого и спокоен, не ерзает.

Как она откашлялась, выпили еще раз — за здоровье, и Ларри спросил, не найдется ли у Лобстера подходящей одежды для его подружки. Лобстер ответил, что очень даже найдется — у него, мол, в «Альбатросе» полный шкаф этого дамского барахла (наследство от жены прежнего хозяина) — и пригласил гостей к себе, чтобы примерить. Гости замешкались. Лобстер понял их по-своему, втайне обиделся, но не осудил — какое может быть у них доверие к малознакомому человеку? А ну как он их в ловушку хочет завести, на пропитание к крокодилам?

— Ты вот что, отец… — Ларри кашлянул. — Ты сам сходи, выбери там чего-нибудь… А мы тебя здесь подождем.

Лобстер помялся, удрученный:

— Вы уж только… Вы уж меня дождитесь, а?..

Они улыбнулись, кивнули вместе. Ларри заверил:

— Дождемся, отец, дождемся.

Тут-то оно и заявилось: над краем пропасти поднялось что-то вроде спутанного змеиного клубка на длинной шее — медуза, то ли гидра, а то ли анаконда, но волосатая. Едва «оглядевшись», гадина угрожающе изогнула шею и, не теряя даром времени, сделала выпад: на девицу нацелилась — губа не дура. Но прозорливый Лобстер, все еще державший в руках открытую бутылку, плеснул навстречу ей коньяком. Резко дернувшись, тварь потеряла цель, ушла в сторону, шлепнулась и забилась у самых их ног, конвульсивно свивая кольцами шею.

Чарли мигом взобралась с ногами на бампер. Ларри немного очухался и в свою очередь угостил незваного гостя, швырнув в него свою бутылку. Не попал — бутыль разбилась, ударившись о дорожное покрытие. Тем не менее змеиная «голова», шмякнувшись об образовавшуюся лужу, разлетелась вдребезги, как перезрелый помидор; обезглавленная «шея», все еще подергиваясь, безвольно заскользила в провал.

Лобстер махнул ей вслед рукой:

— Зря бутыль угробил. Этой и капли хватило бы.

Потом присел на капот рядом с Ларри и протянул ему свою бутылку:

— На вот, глотни. Поначалу-то от них всегда муторно.

Тот принял из его рук бутылку, спросил у Чарли:

— Эта дрянь что, с самой воды так и поднималась — на шее?

Она пожала плечами:

— Я вниз не глядела. Там у самого края что-то написано…

Лобстер вопрошающе глядел на нее: свой участок он знал чуть ли не до миллиметра, и не было на этом участке ни одной надписи, им не читанной. Не твари же там, у края, расписались — я, мол, живоглот, тут был, или еще чего похуже?..

Чарли указала пальцем:

— Там на дороге металлическая табличка. Вон, отсюда видно. На ней что-то написано.

Лобстер поглядел: действительно, отсвечивает посреди дороги у самого обрыва прямоугольничек. Что за новости? Надо посмотреть. И Лобстер направился туда, прихватив у Ларри для страховки свою бутылку — мало ли что там за краем еще притаилось. Молодежь осталась у машины, да Лобстер на сопровождении и не настаивал: по всему видать, недавно они в аду, вот и опасаются. Не пообвыклись еще со всеми здешними сюрпризами и ужасами. Самому Лобстеру эти ужасы давно уже были, что повару тараканы: сколько их ни мори, а все равно во все кастрюли лезут.

Подойдя к краю, Лобстер заглянул на всякий случай вниз и для начала смело туда плюнул. После чего занялся изучением таблички: обошел, спрыснул ее для верности коньячком и наконец, хмурясь и шевеля губами, стал читать изображенное на ней слово.

— Что там? — крикнул Ларри.

— Черт его знает, какой-то «пря… М-лаз».

— Что?

— «Прямлаз!»

Лобстер вскинул глаза на гостей — что за ребус, может, молодежь сообразит?.. Молодежь вела себя странно: Ларри, а вслед за ним и Чарли медленно поднимались на ноги — прямо на капоте своего автомобиля. Решив, что гости опешили при виде нового страшилища, Лобстер, сжав бутылку, резко обернулся. После чего рот его открылся сам собой, а верная бутылка выскользнула из ослабевшей руки: края провала соединяла «труба» — зеленовато-прозрачная, огромная, как тоннель.

— Ну дела-а-а… — прошептал Аарон. И «тоннель» схлопнулся. Еще долю секунды висел на краю обрыва ярко-зеленый обруч, потом растаял и он. Потрясенный, Лобстер застыл у края бездны, силясь сообразить, что это было. Неужто опять проклятые галлюцинации?.. Наверное, он мог бы еще долго так стоять, но сзади донесся голос: