Случайный брак с миллиардером (СИ) - Лав Агата

— Первое, я хочу тебя.

— Хватит, Константинов. Ты спрашивал, пугаешь ли ты меня. Вот сейчас да.

— И второе, — произносит он, смотря мне в глаза. — Я виноват в смерти твоих родителей.

Я замираю от шока. В голове звучат его слова на повторе, но я только с четвертой попытки улавливаю их смысл. Тогда с силой отталкиваю его, пытаясь высвободить руки из захвата. Но Константинов не отпускает, словно вздумал доказать мне, что сильнее и лучше меня знает, где мое место.

— Послушай меня.

— Что ты такое несешь?! По-твоему это смешно?!

— Я не смеюсь, — произносит он ледяным тоном. — Я говорю серьезно.

— Отпусти меня. Сейчас же!

Он отпускает мои руки, когда я вскрикиваю. Я сама себе сделала больно, пока боролась с ним, да так, что хочется плюнуть на все и расплакаться. Я вымоталась за сегодня, у меня просто-напросто нет столько сил, я даже мыслю обрывками — успеваю подумать, какой же он гад и тут же чувствую жгучий прилив злости, который затапливает разум полностью. Поэтому я бьюсь и на грани слепой необходимости ищу дистанцию между нашими телами. Не хочу, чтобы он был так близко, чтобы игрался и искал мои слабые стороны.

Лез в душу грубыми рывками. По тропинке моих уязвимостей.

— Что значит серьезно? — я сдерживаю слезы, а вот с голосом не справляюсь, появляется предательская дрожь. — О чем ты, Константинов?

Максим не думает отходить, руки отпустил, но продолжает стоять напротив, вклинившись между моих бедер.

— Твои родители погибли в ДТП.

— Я в курсе.

— Под Краснодаром. Девятнадцать лет назад. Они были на белой семерке…

Константинов замолкает, когда я закрываю лицо ладонями. Его шумный выдох касается моих волос, а я пытаюсь найти хоть глоток воздуха вокруг. Так тесно и тяжело в груди, и от каждого его слова только хуже.

— Я вылетел на встречку, — твердым голосом добавляет Константинов. — На большой скорости поймал колею и не смог ничего поделать… Меня вынесло прямо на них, лоб в лоб. Тяжеленная Инфинити просто снесла их, хотя я толком ничего не помню. Отключился от удара подушек и пришел в себя уже в больнице.

Что?

О чем он?

Нет…

Я упираюсь ладонями в гладкую поверхность стола и отползаю от Константинова. Царапаю стол каблуками.

— В рапорте было не так, не было никакого столкновения, — произношу едва слышно. — Папа не справился с управлением и слетел с обочины. Мне всегда так рассказывали.

— Мой босс всё устроил. Я вез его, а ему не нужны были неприятности.

— А потом? — я усмехаюсь. — Тебе тоже не были нужны неприятности?

— Да.

Коротко и прямо в глаза.

Константинов молча смотрит, как я неуклюже отдаляюсь от него. Я же перебираюсь на другой конец стола и замираю, не в силах придумать, что делать дальше.

— Я похоронил эту историю, Света. Но не забыл о ней.

— Поэтому я здесь? Хотя что “поэтому”? Я не понимаю… Боже, я ничего не понимаю.

— Я помогал вам с сестрой через других людей. Просто бросал деньги, а потом случайно увидел твою фотографию в отчетах. Ты тогда поступила на бюджет в университет.

— Только не говори, что это ты устроил.

Константинов закусывает нижнюю губу, так что становится очевидно, что да. Я помню, как прыгала от счастья до потолка, когда со второй попытки стала студенткой крутого университета. Никто из друзей не верил, что я смогу пробиться в цитадель престижного образования, меня отговаривали от потери времени и подсовывали буклеты вузов попроще. А я потом хвасталась им студенческим билетом и даже пару месяцев задирала нос, подшучивая.

И что теперь?

Я должна расцеловать Константинова за отличное образование?

О чем я вообще думаю?

Он же только что признался, что переломил мою жизнь на “до” и “после” девятнадцать лет назад.

— Не надо, — я замечаю, что Константинов поворачивает в сторону, чтобы обойти стол. — Я не хочу, чтобы ты подходил.

— Это всего лишь вода.

Он ставит стакан на стол и подталкивает его ко мне.

— Мы договорим завтра, сейчас не надо. Тебе стоит лечь.

— Мне стоит уехать. Вот что я действительно хочу.

— Не получится, — Константинов качает головой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А что получится, Максим? Я буду изображать влюбленную невесту после всего, что ты сказал? Буду знать, что ты виноват в смерти моих родителей, и тут же обнимать тебя на камеру? Пылко целовать?

Он смотрит куда-то в сторону. Я не сразу понимаю, что он боится, что я свалюсь со стола и готовится ловить. И эта чертова молчаливая забота становится поперек горла. Он ведь все делает молча! Он точно также молча выбрал меня и решил, что признаться в страшном можно и потом.

— Мы договорим завтра, — повторяет он жестче. — Пойдем я покажу тебе, где здесь кровать.

— Я не буду здесь спать. Не с тобой рядом.



— Тут есть душ и ты сможешь переодеться.

— Ты меня слышишь?! Нет!

— Хорошо, — я слышу, как он коротко постукивает по столу костяшками. — Оставайся в кабинете, комната отдыха за твоей спиной.

— Отлично, Константинов. Поставь еще охранников у двери! Я тогда к утру проникнусь пониманием к Ольге.

Во мне бушуют эмоции, больше всего на свете я хочу выйти из кабинета и разорвать договор к черту! Но по холодному взгляду Константинова вижу, что вечер откровений не перечеркнул его планы.

Его юристы не допустят, они найдут сотню строчек, чтобы удержать меня, и насчитают сотню штрафов. Я чувствую себя в западне, которая захлопнулась так ловко и профессионально, что я ничего не заметила. Не поняла, что я всего лишь манекен. На меня пошили слишком много дорогущих костюмов, чтобы позволить развернуться и уйти.

— Может, она не врет? — я хочу ужалить его и перестаю контролировать слова. — Ты знаком со мной всего ничего и уже показываешь хозяйский характер. А что будет через месяц?

— Спокойной ночи, Света.

Глава 17

Константинов закрывает за собой дверь без хлопка, зато слышится звонкий щелчок. Он запирает меня на замок, оставляя на ночь в своем кабинете. Хозяин же, может командовать и распоряжаться! Чтоб его и его миллиардный банковский счет!

Внутри полыхает последняя гневная искорка, я произношу вслух проклятье в его адрес и вдруг чувствую, что всё. Даже на злость сил не осталось. Я отпихиваю стакан, который протянул мне Константинов, и тянусь к другому, наливаю воду своими руками и только тогда пью.

На автомате достаю сотовый из кармана, хочется то ли предупредить сестру, то ли выговориться, но вовремя вспоминаю, что уже поздно. Она с ребенком, да и к чему трепать ей нервы?

Я не представляю, как начну вспоминать прошлое и рассказывать всё то, что только что произнес Константинов. У меня до сих пор в голове не укладывается его правда, а от пересказа станет только хуже, Лизка решит, что у меня случилось помутнение рассудка и меня нужно спасать.

Она на три года младше и вообще не помнит родителей, это мне было семь, когда случилась трагедия, и у меня остались хоть какие-то воспоминания. И то полустертые и больше напоминающие выдумку, память странная штука, она слишком близко дружит с фантазией. Я несколько раз рассказывала Лизке, как мы ездили на речку всей семьей, и сама же сомневалась, что так было на самом деле. Что у нас была надувная лодка, а у мамы ситцевое платье голубого оттенка.

Я вытираю слезы, которые все-таки выступили, и спрыгиваю со стола. Смахиваю бутылку виски и большую подставку с часами на пол, будь во мне меньше усталости, я бы и по полкам прошлась! Разгромила бы кабинет из злого упрямства, чтоб больше не смел меня запирать. Я не заслужила такого отношения. Да, я подписала чертов контракт, но я не заключенная и уж точно не заслужила столь изощренной лжи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ведь он знал. С самого первого дня знал, что выбрал меня не в баре, но смотрел в глаза и врал.

За что он так со мной?

Или ему настолько плевать на всех вокруг? Захотел — ударил Германа, захотел — взял в невесту девушку, родителей которой снес с трассы девятнадцать лет назад. А почему нет? Статус и деньги позволяют.