Князь Никто - Саша Фишер

Ворона?! — визгливый голос прозвучал в утренней тишине так неожиданно, что я чуть не подпрыгнул. От ворот труповозной конторы отлепился вчерашний толстяк, так и не назвавший своего имени. Тот самый, который притащил бюрократа.

Я быстро огляделся по сторонам и отступил назад, приготовившись бежать. Я был не в том состоянии и физической форме сейчас, чтобы лезть в драку, особенно с человеком, у которого может быть при себе пистолет. Или за углом может прятаться какой–нибудь головорез, которого не убедишь финтом из примитивной магии.

— Нет! Только не убегай, — громко запротестовал толстяк. — Я пришел по делу, честное слово! Мне нужно с тобой поговорить! Я один, со мной никого нет.

Глава 9. Кое–что о хитрожопости

Честно говоря, особого желания вести беседы с этим красноносым типом у меня не было. Устал. Ночка выдалась та еще, до сих пор колени похожи на кисель, а в глазах режет, как будто горсть песка швырнули. Так что больше всего мне хотелось послать его в какое–нибудь тридесятое царство за реку Смородину, это если прилично выражаться. В голове у меня эта фраза звучала много короче. А когда этот толстяк укатится на все четыре стороны, запереть дверь на все возможные засовы и цепочки и завалиться спать. Перегруженным мозгам нужен был отдых.

Но секунду подумав, я закрыл рот и не стал посылать толстяка по известному адресу. Привалился боком к стене, скрестил руки на груди и склонил голову.

— Что там у тебя? — буркнул. — Выкладывай, только быстро.

— Ты предлагаешь беседовать о делах на улице? — лицо толстяка снова начало наливаться кровью, как и вчера. — Разговор будет очень серьезным…

Он сделал ударение на слове «очень». И выпучил глаза для усиления эффекта.

— Пока не убедил, — произнес я и зевнул. — Намекни хоть, может заинтересуешь…

— Деньги, Ворона, — лицо толстяка сделалось еще более многозначительным. Он подмигнул мне левым глазом и улыбнулся одной половиной рта. Изо всех сил стараясь придать своей плоской физиономии дружелюбный вид. Но лицедей он был так себе. По нему все равно было заметно, что Ворону, то есть меня, он терпеть не может. И разговор этот затеял, только потому что другого выбора у него нет. Или другого пистолета…

— Я уже почти заинтригован, — равнодушно произнес я и посмотрел на свои руки. Ногти были грязными и как попало обломанным, разумеется. Худые запястья торчали из широких засаленных и обтрепанных рукавов. Надо бы сменить наряд. Этот просто ужасен… И с едой нормально что–то решить… Подумал про еду, и в животе тут же заурчало.

— Ворона… То есть, Демьян, — толстяк откашлялся и приосанился. — Я так привык, что ты бестолковый пацан… Короче, Демьян, у меня к тебе предложение. Деловое. Как к настоящему взрослому.

Он замолчал, ожидая моего ответа. Я продолжил критично разглядывать свои руки. Похоже, убивать меня он все–таки не собирается. Разве что может в сердцах броситься с кулаками, если я и дальше буду его бесить.

Я вздохнул, полез в карман за ключами и долго возился с замком. Толстяк все это время топтался рядом, приплясывая от нетерпения. На лице и шее его проступили ярко–красные пятна, но он пока держался, в смысле, не шипел ругательства сквозь зубы и не орал, что я слишком долго копаюсь.

Я открыл дверь и шагнул внутрь. Толстяк протиснулся следом.

— Я не знал, что Пугало тебя усыновил… — сказал толстяк, устраивая свой внушительный зад на сундуке. — Вот что, Демьян. Раз ты теперь совершеннолетний, то можешь больше не батрачить на Пугало. Кстати, а он вернулся из Петергофа?

— Понятия не имею, я же только что пришел, — сказал я и пожал плечами. Толстяк тревожно поозирался, но, потом, видимо, вспомнил, что вообще–то Пугало мертв, и он это совершенно точно знает. Или все–таки не точно? На самом деле, мне было без разницы. Идти с этим жирным жуком на сделку я все равно не собирался.

— Демьян, ты умный мальчик, — вкрадчиво проговорил толстяк. — Тебе надо получить образование и делать карьеру. У меня есть связи. Хочешь, я устрою тебя в хорошую школу? Тебя научат грамоте, арифметике и еще многим другим вещам. А потом ты сможешь…

— Заткни–ка фонтан, толстый, — грубо прервал его я. — Я правильно понимаю, что если опустить всякую муть, то ты хочешь сказать «вот тебе червонец, Ворона, и сдрисни отсюда»?

— Что? Что?! — вот теперь кровь от лица толстяка отхлынула. Он побледнел так, что было заметно даже в полумраке труповозной конторы. — Да как ты… Да что ты себе…

— Как–то темно, я не вижу выражения твоих глаз, — сказал я и прищелкнул пальцами, запуская «светляка».

Толстяк побледнел еще сильнее и сделал движение, будто хочет забраться повыше на сундук и вжаться в стену. Но довольно быстро овладел собой. Что–то в его лысой голове сложилось, видимо. На лице сменилось несколько выражений — от неверия в реальность происходящего до решимости.

— Ладно, Демьян, — он сложил руки на животе и сплел в замок толстые как сардельки пальцы. — Как я вижу, что с тобой можно разговаривать как со взрослым человеком… И вот это… — толстяк проводил взглядом медленно плывущий под потолком шарик света, — здорово меняет дело. Да что там… Так даже лучше. Ты же понимаешь, Демьян, что Пугало был очень несговорчивым человеком. Характер такой. Я несколько раз пытался затеять с ним этот разговор, но… — он расцепил пальцы и разочарованно развел руками.

— Понимаю, — я кивнул. — Только почему ты говоришь «был»? С Алоизием Макарычем что–то случилось?

Судя по ироничному выражению его лица, сыграть удивление и тревогу у меня получилось так себе. Не то, чтобы я очень старался, но не задать этот вопрос все–таки не мог. С другой стороны, погрязнуть в долгих препирательствах на тему «кто из нас врет» мне тоже надолго не хотелось.

— Мы с тобой оба знаем правду, Демьян, ведь так? — вкрадчиво спросил он. Я отвернулся, не ответив. Кивать тоже не стал. — В общем, я перейду сразу к делу. На своей принципиальности Пугало очень много терял. Я предлагаю тебе распорядиться его наследством и лицензией умнее. Есть очень уважаемые, а главное, очень богатые люди…

Я слушал сбивчивую речь толстяка. Из всех его намеков и оговорок, я понял, что он предлагает превратить труповозную контору, которая сейчас преследует только одну цель — не превратить трущобы в рассадник эпидемий, за что город, собственно, и платит по рублю за доставленное к печи тело, в более прибыльный бизнес. Продавая