Черноглазая блондинка - Бенджамин Блэк

молчала, только сидела и смотрела на меня с полуулыбкой. Я был рад заметить, что она вытерла крем с подбородка. Эта капля коровьего жира ничего хорошего ей не добавляла.

— Вы слышали о Гражданской войне в Ирландии? — спросила она.

Это на секунду сбило меня с толку.

— Я знал одного парня, который участвовал в какой-то ирландской войне, — сказал я. — Я думаю, это была Война за независимость.

— Это было перед этим. Войны за независимость обычно случаются перед гражданской войной. Это в порядке вещей. Как звали Вашего друга?

— Расти Ригэн. Он не был моим другом — по правде говоря, я никогда с ним не встречался. Его убила девушка. Это длинная и не очень поучительная история.[43]

Она не слушала. По её взгляду я понял, что она где-то в далеком прошлом.

— Мой муж погиб на той войне, — сказала она. — Он был на стороне Майкла Коллинза — вы знаете, кто такой Майкл Коллинз?

— Повстанец? Из Ирландской Республиканской Армии?

— Да, один из них. Его тоже убили.

Она взяла пустую чашку, заглянула в неё и свернула на место.

— Что случилось с Вашим мужем? — спросил я.

— За ним пришли посреди ночи. Я не знал, куда его забрали. И только на следующий день его нашли. Его привезли на берег в Фаноре, в те дни — уединенное место, и зарыли по шею в песок. Они оставили его там лицом к морю, наблюдать за приливом. В Фаноре требуется много времени, чтобы прилив достиг максимума. Его обнаружили, когда вода снова отступила. Мне не позволили увидеть тело. Наверное, рыбы уже набросилась на него. Его звали Обри. Обри Лэнгриш. Не слишком ли необычное имя для ирландца? Знаете, в Гражданской войне участвовало не так уж много протестантов. Нет, не много.

Я позволил боли утихнуть, затем сказал:

— Мне очень жаль, миссис Лэнгриш.

Она повернулась ко мне:

— Что? — Думаю, она забыла, что я здесь.

— Мир — жестокое место, — сказал я. Люди всегда рассказывают мне об ужасных вещах, которые произошли с ними и их близкими. Мне было жаль эту печальную старушку, но мужчина устает всё время проявлять сочувствие.

— Я была на седьмом месяце, когда он погиб, — сказала она задумчиво. — Значит, Клэр никогда не знала своего отца. Я думаю, это повлияло на нее. Она притворяется, что это не так, но я знаю.

Она протянула руку и положила её на мою. Меня потрясло это прикосновение, но я старался не показать это. Кожа её ладони была теплой и хрупкой, и на ощупь напоминала… ну, папирус, или то, что я представлял себе папирусом.

— Вы должны быть осторожны, мистер Марлоу, — сказала она. — Не думаю, что Вы понимаете, с кем имеете дело.

Я не был уверен, кого она имела в виду — себя, свою дочь или кого-то еще.

— Я буду осторожен, — пообещал я.

Она не обратила на это внимания.

— Могут пострадать люди, — сказала она настойчивым голосом. — Сильно пострадать. — Она отпустила мою руку. — Понимаете, что я имею в виду?

— Я не собираюсь причинять вреда Вашей дочери, миссис Лэнгриш, — сказал я.

Она смотрела мне в глаза каким-то странным взглядом, который я не мог распознать. У меня было такое чувство, что она слегка смеётся надо мной, но в то же время хочет, чтобы я понял то, о чём она меня предупреждает. Она была суровой старухой, вероятно, безжалостной, вероятно, недоплачивала своим работникам и, возможно, могла бы убить меня, если бы захотела. И все же в ней было что-то такое, что мне не могло не нравиться. В ней была сила духа. Это были не те слова, которые я чувствовал себя обязанным использовать очень часто, но в данном случае они казалось мне подходящими.

Затем она встала, сунула руку в карман жакета и потянула за торчащий из него ремешок. Я тоже встал и достал бумажник.

— Всё в порядке, — сказала она, — у меня здесь открыт счёт. Во всяком случае, Вы ничего не заказывали. Полагаю, что Вы хотели бы выпить. — Она издала смешок. — Надеюсь, Вы не ожидали, когда я буду Вас спрашивать. Не стоит стесняться меня, мистер Марлоу. Говорю же, каждый сам за себя.

Я улыбнулся ей:

— До свидания, миссис Лэнгриш.

— Да, кстати, пока Вы здесь, может быть, поможете мне. Мне нужен шофёр. Последний парень был ужасным мошенником, и мне пришлось от него избавиться. Вы знаете кого-нибудь, кто мог бы подойти?

— Навскидку — нет. Но если я кого-нибудь вспомню, я дам Вам знать.

Она задумчиво смотрела на меня, как будто пытаясь разглядеть меня в форме и фуражке с козырьком.

— Очень жаль, — сказала она. Она натянула белые хлопчатобумажные перчатки, такие можно купить в «Вулворте». — Знаете, на самом деле моя фамилия Эдвардс, — сказала она. — Я потом снова вышла замуж, уже здесь, а мистер Эдвардс впоследствии распрощался со мной. И я предпочитаю Лэнгриш. В этом есть что-то особенное, не так ли?

— Да, — сказал я. — Да, это так.

— И на самом деле я не Доротея. Меня окрестили Дороти и всегда звали Дотти. Это не слишком хорошо смотрелось бы на флаконе духов, не так ли — Дотти Эдвардс?

Мне пришлось рассмеяться.

— Наверное, нет, — сказал я.

Она посмотрела на меня, усмехнувшись, и, согнув указательный палец, стукнула меня костяшками пальцев по галстуку на груди.

— Запомни, что я тебе скажу, Марлоу, — сказала она. — Если люди не будут бдительны, то могут пострадать.

Потом повернулась и заковыляла прочь.

Я поехал в «Быка и медведя» перекусить — глядя, как Мама Лэнгриш кормится шоколадным тортом, я проголодался, да и вообще, было время обеда. Пока я тащился по Стрип, держась за руль одним пальцем, я снова подумал о том, чтобы позвонить Клэр Кавендиш и сказать ей, что не хочу заниматься этим делом. Она ещё не прислала мне подписанный контракт, и никакая часть презренного металла ещё не поменяла владельца, так что я вполне мог с ней распрощаться. Но не так-то просто отпустить такую женщину, пока тебя не заставят, да и тогда тоже нелегко. Я вспомнил, как она сидела в моем кабинете в шляпке с вуалью, курила свой «блэк рашн» через эбеновый мундштук, и понял, что не могу этого сделать, не могу порвать с ней, пока не могу.

* * *

Я не могу решить, что хуже: бары, которые притворяются ирландскими, с их пластиковыми трилистниками и палицами, или «лондонские» заведения, такие как «Бык». Я мог бы описать его, но у меня не хватает духу; просто представьте мишени для