Противостояние - Елена Орлова

— Успокойся, ты сама позвала меня. Я здесь, чтобы помочь.

Вкрадчивый голос заставил девушку задрожать.

— Кто вы? — с трудом произнесла она.

— Неужели не догадываешься?

— Нет, не может быть! — Завороженно глядя на колдовской круг, Матрена попятилась, стремясь выйти из него.

— Ты же сама позвала! — услышала она желанный и одновременно пугающий ответ.

— Мама? — с робкой надеждой спросила Матрена.

— Конечно я, глупенькая!

Свечение сделалось похожим на холодный огонь. Из пламени выступила высокая бледная женщина. Удивительные, огромные мерцающие глаза незнакомки приковали девушку к месту.

— Не бойся! Подойди ближе!

Матрена неуверенно шагнула. Их взгляды встретились. Потрясенная и растерянная, она ощущала, как чужая, злая воля проникала в душу, наполняя сердце темнотой.

— Я все знаю, бедная девочка. О, ничтожные люди! Они нисколько не изменились! Но не грусти! Я изменю твою несчастную судьбу, не позволю больше страдать! Поверь, нужно сделать всего лишь шаг навстречу… Ты должна добровольно принять помощь! Иначе невозможно. Каждый человек обладает свободной волей. Выбор, Матрена, остается за тобой. Решай, жить и страдать с Богом или получать от жизни то, о чем ты прежде не смела даже мечтать.

Девушка смутилась. В словах матери заключалась скрытая угроза «Уходи, уходи, пока не поздно!» — кричал внутренний голос.

— Я не могу, — слабо сопротивляясь, попыталась отказаться Матрена.

— Глупышка, чего ты боишься? Моей помощи, моей силы? Я знаю о твоей безответной любви. Послушай, из несчастной, презираемой сироты ты превратишься в счастливую гордую женщину. Тебе будут завидовать девушки вашего села, да что там села, целого мира! Ты испытаешь любовь, о которой даже не догадывалась! Ну, решайся же, решайся! — настаивала мать.

Восторг от услышанного, подобно прорванной плотине, смел на своем пути все доводы рассудка, всю присущую Матрене осторожность.

— Да, я согласна! — с горящими глазами, увлеченная заманчивой перспективой, воскликнула девушка.

— Умница! — В голосе матери послышалось торжество. Медленно, вкрадчиво произнося каждое слово, она переспросила:

— Так ты добровольно принимаешь мою помощь?

Тревожный колокольчик, в последний раз, зазвенел в голове Матрены.

— Да, мама, я добровольно принимаю твою помощь!  — наперекор ему, с вызовом, ответила дочь.

В тот день она вернулась домой позже обычного. Куда делись открытый, спокойный взгляд и детское простодушие? Возбужденная, со светящимися тайной, запретной радостью глазами, девушка неохотно отвечала на вопросы, путалась в ответах. Ее раздражало неуместное любопытство тети и сестры. Ночь не принесла Матрене облегчения: смутное чувство тревоги не давало уснуть, лишая душу мира и покоя.

Ласковое солнце осветило каждый уголок дома, без следа развеяв зловещие тени. Домашние, согласно доброму настроению погожего дня, проявляли друг к другу необычайное внимание и терпение. Как чудесно было спешить апрельским свежим утром на воскресную службу под энергичный и радостный звон колоколов, то и дело с удовольствием окликая принаряженных односельчан! Сегодня все Мотю радовало, все вызывало счастливую улыбку. И даже дядя не решался говорить обычные колкости. Ее душа пела вместе с Ангелами и церковным хором, устремляясь высоко вверх, под своды храма. Строгие, прекрасные Лики Святых, колеблющееся пламя свечей, отражавшееся в золоте окладов, красота старинного резного иконостаса с открытыми Царскими Вратами… Непостижимое Таинство Божественной Литургии переполняло девушку светлой, бесконечной радостью, которой хотелось делиться с окружающими. Пробравшись вперед, Матрена замерла, благоговейно наблюдая за действиями в алтаре. Там, перед Святым Престолом, в облаках кадильного дыма, стоял протоиерей Сергий, застыв в величайшем молитвенном напряжении. В его трепетном ожидании Божественного Пришествия заключалась та огромная сила чистой Веры, которая передаваясь окружающим, высекала огонь в сердцах. Одна мысль владела их пастырем: от силы молитвенного призвания, устремленного к Богу, зависит обратный поток Христовой Благодати. Он, слуга Господа, не мог, не имел права обмануть ожиданий людей, собравшихся в храме. Священный трепет охватил девушку. Вспомнился необыкновенный случай из детства: вот в такой же таинственный момент Евхаристии она увидела белоснежного голубя, вспорхнувшего над Престолом…

Незадолго до Причастия Матрена приблизилась к своей любимой иконе, Казанской Богоматери, и тихо попросила об исполнении заветного желания. По щеке Царицы Небесной скатилась слеза.

— Боже мой! — отпрянула девушка и закрыла побелевшее лицо руками. В следующую секунду ее, оседающую на пол, подхватили изумленные братья. Народ расступился, пропуская их к выходу.

— Что с тобой, Мотя, очнись! — Встревоженная Глафира склонилась над бездыханной племянницей и принялась хлопать несчастную по щекам, а сестра усердно прыскать в лицо холодной водой.

Вскоре Матрена пришла в себя. Она удивленно посмотрела на испуганные лица родных и, вспомнив о случившемся, виновато улыбнулась:

— Ничего, не волнуйтесь. Мне уже лучше.

— Это, наверное, от духоты, — предположила тетя.

— Да не переживайте вы так, сама не понимаю, что на меня нашло! — Девушка поднялась с лавки.

— Тогда, может быть, вернемся? — с надеждой спросила Ольга.

— Вы идите, а я лучше домой.

Мысль о возвращении в храм показалась невыносимой, стыд жег изнутри. Страшную цену заплатила она за свое будущее счастье!

— Мы с тобой! — решительно произнесла Глафира. — На тебе, Мотя, лица нет, да и Причастие, наверное, уже закончилось.

По дороге Матрена еще и еще раз с болью и стыдом вспоминала о слезах Богородицы. Что же делать? С кем посоветоваться? Даже сестре она не смела доверить темную тайну. Когда девушки немного отстали от остальных, Ольга первой нарушила молчание:

— Ко мне во дворе подходил батюшка, ты видела его?

— Да, видела.

— Он просил тебя завтра зайти, после вечерни.

— А зачем, не сказал?

— Нет. Наверное, тоже переживает из-за обморока. — Сестра ласково попросила: — Мотя, не бойся, расскажи, чего ты так испугалась в храме? Что скрываешь? Расскажи, тебе же станет легче!

Матрена отвела глаза. Стыд и страх пересилили в ней желание признаться. Ненавидя себя за ложь, она, с деланым равнодушием, отказалась от предложения:

— Да ничего я не скрываю!

— Ну, как знаешь! — обиделась Ольга, почувствовав в ответе фальшь.