Лермонтов и Москва. Над Москвой великой, златоглавою - Георгий Блюмин

Ошибся Мануйлов лишь однажды, гадая по руке великой балерины Галины Улановой. Он предсказал ей кончину в 17 лет. «Но мне уже значительно больше», – возразила ему знаменитая танцовщица. Долго размышлял по этому поводу профессор Мануйлов, но вскоре все объяснилось: Уланова работала над партией Жизели в одноименном балете и так вжилась в образ, что сценическая судьба героини (а она по сюжету погибает именно в 17 лет) отразилась на рисунке линий ладони. Я думаю, что пророком Мануйлова сделала его неутомимая работа над изучением творчества Лермонтова. Ведь великий поэт был истинным пророком, равно как его дальний шотландский предок Томас Лермонт…

Автобиографические черты М.Ю. Лермонтова явственно проступают в его незаконченном романе «Княгиня Лиговская» (1836), в образе главного героя Жоржа Печорина. Раскроем главу 5 этого романа Лермонтова: «До девятнадцатилетнего возраста Печорин жил в Москве. С детских лет он таскался из одного пансиона в другой и, наконец, увенчал свои странствования вступлением в университет, согласно воле своей премудрой маменьки. Он получил такую охоту к перемене мест, что если бы жил в Германии, то сделался бы странствующим студентом. Но скажите, ради бога, какая есть возможность в России сделаться бродягой повелителю трех тысяч душ и племяннику двадцати тысяч московских тетушек! Итак, все его путешествия ограничивались поездками с толпою таких же негодяев, как он, в Петровский, в Сокольники и Марьину Рощу…

У Жоржа была богатая тетушка, которая в той же степени была родня и Р-вым. Тетушка пригласила оба семейства погостить к себе в Подмосковную недели на две, дом у нее был огромный, сады большие, – одним словом, все удобства. Частые прогулки сблизили еще более Жоржа с Верочкой; несмотря на толпу мадамов и детей тетушки, они как-то всегда находили средство быть вдвоем: средство, впрочем, очень легкое, если обоим этого хочется.

Между тем в университете шел экзамен. Жорж туда не явился; разумеется, он не получил аттестата, но о будущем он не заботился и уверил мать, что экзамен отложен еще на три недели и что он все знает…

Обман Жоржа открылся, как скоро приехали в Москву, отчаяние Татьяны Петровны было ужасно, брань ее неистощима. Жорж с покорностью и молча выслушал все как стоик; но гроза невидимая сбиралась над ним. В комитете дядюшек и тетушек было положено, что его надобно отправить в Петербург и отдать в Юнкерскую школу: другого спасения они для него не видали – там, говорили они, его прошколят и выучат дисциплине».

Из университетских московских друзей Лермонтова надо назвать Андрея Дмитриевича Закревского (род. 1813). К нему обращено шуточное послание 1831 года, озаглавленное «А. Д. З…»:

О ты, которого клеврет твой верный ПавелВ искусстве ёрников в младенчестве наставил;О ты, к которому день всякий ВалерьянНа ваньке приезжал ярыгой, глуп и пьян,Которому служил лакеем из лакеевШут, алырь, женолаз, великий Теличеев,Приветствую тебя и твой триумвират;И кто сказать бы смел, что черт тебе не брат?

К стихам этим нужны пояснения: ванька – извозчик, ярыга – пьяница, мошенник; алырь – праздный лентяй, гуляка. Упомянутые в стихах Валерьян – студент словесного отделения князь Валериан Павлович Гагарин, а Дмитрий Павлович Теличеев (Тиличеев) – тоже студент и знакомый Лермонтова по Московскому университету. Кстати, последний выведен под именем Дмитрия Белинского в драме Лермонтова «Странный человек». Любопытно, что в одном старинном московском альбоме сохранились стихи за подписью М.Ю. Лермонтова, посвященные сестре Гагарина – Варваре Павловне, в замужестве Солнцевой, стихи, в которых Лермонтов шутливо пародирует пушкинское: «Кобылица молодая, честь кавказского тавра…» У Лермонтова это звучит так: «Львица, модная, младая, честь паркета и ковра…»

Михаил Юрьевич Лермонтов

Вообще, где бы ни появлялся Мишель Лермонтов, в студенческом ли сюртуке либо в военном мундире, везде, отдавая должное его уму и таланту, вокруг него магнетически группировалась молодежь. Это происходило независимо от того, был ли то малоизвестный Лермонтов до стихотворения «Смерть поэта» (январь 1837 года) или прославленный поэт после триумфального шествия этого стихотворения по всей читающей России и за рубежом. Так было и с петербургским «Кружком шестнадцати» (1838–1840) из оппозиционной аристократической молодежи, в который центральной фигурой входил Лермонтов, так было и с более ранним московским университетским лермонтовским кружком.

Андрей Закревский, которому посвящены вышеприведенные стихи, являлся членом «лермонтовской пятерки». Так называли в Москве кружок ближайших друзей поэта. Эту группу студентов в Москве прозвали «веселая компания». Поэт вспомнил о ней в романе «Княгиня Лиговская». Сюда входили, кроме Лермонтова, друзья-студенты Н.С. Шеншин, В.А. Шеншин, Н.И. Поливанов и А.А. Лопухин. А.Д. Закревский явился прототипом Заруцкого в драме Лермонтова «Странный человек».

Сам Закревский был талантливым литератором и грамотным ценителем сочинений своего гениального друга. Его перу принадлежат анонимная сатирическая брошюра 1834 года – памфлет на преподавателей университета, а также неопубликованный роман «Идеалист». Сохранилась подаренная ему Лермонтовым книга с дарственной надписью на титульном листе: «Любезному другу Андрею, М. Лермонтов. 1830 года». Немногие студенты могли похвастаться, что слышали из уст Лермонтова его собственные стихи. Закревский был одним из этих немногих. Стихами поэта Закревский искренне восхищался.

До нас дошел альбом Юрия Никитича Бартенева (1792–1866) – директора училищ Костромской губернии, литератора, автора «Записок». В этот альбом рукою А.С. Пушкина вписан сонет «Мадонна» с надписью: «30 авг. 1830. Москва. В память любезному Юрию Никитичу Бартеневу». В ответ Бартенев подарил Пушкину книгу одного французского автора с надписью на шмуцтитуле: «Знаменитому Пушкину и Пушкину любимому на память от Бартенева. 1830 года. 31-го августа. Москва». В этот же самый альбом, находясь в Костроме в день 15 августа 1831 года, Закревский внес начало поэмы Лермонтова «Демон», а также поэму своего университетского друга «Азраил» и лермонтовское стихотворение «1831-го января»:

Редеют бледные туманыНад бездной смерти роковой,И вновь стоят передо мнойВеков протекших великаны,Они зовут, они манят,Поют, и я пою за нимиИ, полный чувствами живыми,Страшуся поглядеть назад, —

Чтоб бытия земного звукиНе замешались в песнь мою,Чтоб лучшей жизни на краюНе вспомнил я людей и муки,Чтоб я не вспомнил этот свет,Где носит все печать проклятья,Где полны ядом все объятья,Где счастья без обмана нет.

Входившие в московский лермонтовский кружок друзья поэта Шеншины были выходцы из семьи орловского помещика. Из той же семьи вышел преклонявшийся перед Лермонтовым известный русский поэт Афанасий Фет (1820–1892). О том, что Лермонтов был дружен с Владимиром Александровичем Шеншиным (1814–1873), свидетельствует письмо, написанное Шеншиным 7 июня 1831 года из Москвы Н.И. Поливанову. В.А. Шеншин вместе с Лермонтовым позже поступил в юнкерскую школу в Петербурге. Владимиру Шеншину Лермонтов посвятил стихотворение «К другу В. Ш.»: