Зомби-экономика. Как мертвые идеи продолжают блуждать среди нас - Джон Куиггин

Общая теория Кейнса помогала обосновать такие меры экономической политики, как общественные работы, которые и раньше имели своих сторонников и в определенном объеме применялись в условиях рецессий и депрессий.[53] Вообще говоря, кейнсианский анализ заложил основу системы управления макроэкономикой, где главным средством поддержания устойчивого совокупного спроса выступала фискальная политика.

Кейнсианский анализ утверждал, что во время рецессий государство должно увеличивать расходы и сокращать налоги, тем самым стимулируя спрос. Первый путь представлялся более надежным, поскольку люди могли попросту сберечь свои высвободившиеся от уплаты налогов деньги. А во время подъемов государствам предписывалось поддерживать профицит бюджета, чтобы ограничить избыточный спрос и иметь средства для балансирования бюджета в периоды рецессий.

Сначала как противникам Кейнса, так и некоторым его сторонникам показалось, что между кейнсианской и традиционной неоклассической экономической теорией существует фундаментальное противоречие. Но благодаря работам Джона Хикса и ряда других экономистов на свет появилось то, что позднее назвали «кейнсианско-неоклассическим синтезом». Синтез Хикса содержал анализ отдельных рынков с традиционных позиций (то, что теперь называется микроэкономикой), в то время как определение уровня выпуска и занятости происходило в соответствии с кейнсианской макроэкономической моделью.

С теоретической точки зрения синтез был небезупречен, но у него было большое практическое достоинство – он работал или, по крайней мере, казалось, что работал. В послевоенную эпоху смешанная экономика, построенная в соответствии с неоклассическим синтезом, была привлекательной альтернативой как системе ничем не ограниченных рынков laissez-faire, так и всеобъемлющему экономическому планированию, которое применялось в Советском Союзе (все еще испытывавшем стремительный рост).

Неоклассическая микроэкономика, в которую теперь входила и теория экономических кризисов, допускала умеренное (но не более того!) государственное вмешательство для борьбы с монополиями в отдельных отраслях, финансирование общественных благ и т. п. В то же время инструменты кейнсианского управления макроэкономикой могли применяться для поддержания полной занятости без централизованного экономического планирования или контроля над обособленными рынками.

Идеи Кейнса не оказали почти никакого влияния на политику правительств в период Великой депрессии, хотя, оглядываясь назад, некоторые компоненты Нового курса в США или политики социал-демократов в Скандинавии или Новой Зеландии можно было бы назвать кейнсианством. Гораздо более разительное отличие можно увидеть между, с одной стороны, политикой времен Первой мировой войны и последовавшего периода, закончившейся Великой депрессией, и с другой – политикой времен Второй мировой войны и послевоенного времени, обеспечившей успешное экономическое восстановление.

В годы Второй мировой войны финансовая политика и экономическое планирование, в частности в Великобритании, следовали кейнсианским рекомендациям. Но и по окончании войны кейнсианцы постарались не допустить прежних ошибок. Они рассматривали межвоенный период как безвозвратную растрату ресурсов и экономического потенциала, во многом обусловившую приход к власти Гитлера и новую вспышку глобальной войны в 1939 году.

Взятое на себя национальными правительствами обязательство поддерживать полную занятость было закреплено в глобальной экономической и финансовой системе, созданной по итогам Бреттон-Вудской конференции в Нью-Гэмпшире в 1944 году. Когда стало ясно, что Вторая мировая война идет к своему завершению, союзные правительства вознамерились создать такую экономическую систему, которая предотвратила бы возникновение депрессий, а значит, сократила бы риск новой войны.

Бреттон-Вудская система базировалась на фиксированных валютных курсах, в конечном счете привязанных к доллару, который должен был обмениваться по твердой цене 35 долл. за тройскую унцию. Кроме того, в рамках Бреттон-Вудских соглашений были созданы ключевые международные экономические институты, в первую очередь Международный валютный фонд и Всемирный банк, а также институты, впоследствии образовавшие Всемирную торговую организацию.

Архитекторы послевоенного восстановления надеялись предотвратить новый спад, вроде того что был в 1919 году, и удержать безработицу на уровне ниже 5 %. Успех превзошел даже самые смелые прогнозы.

В большинстве развитых стран послевоенный период вплоть до начала 1970-х годов был эпохой полной занятости и быстрого экономического роста, не имевшего аналогов ни до, ни после. Благодаря повсеместному сокращению социального неравенства и формированию где-то более, где-то менее разветвленных государств благосостояния сильнее всего выросло благосостояние беднейших слоев населения.

В условиях постоянного экономического роста и повышения спроса на продукцию своих фирм руководители бизнеса с радостью встречали усиление роли государства. Неявный общественный договор послевоенной эпохи гарантировал стабильную работу и высокую зарплату для работников, входивших в профсоюзы, а взамен бизнес получал от государства гарантию, что оно не станет добиваться сверхполной занятости, а значит, будет обеспечен стабильный поток прибылей.

Но к 1970 году Бреттон-Вудская система оказалась на грани развала. Инфляция в США вынудила американское правительство отказаться от обещанного размена долларов на золото из расчета 35 долл. за унцию. До этого инфляцию всегда удавалось быстро подавить с помощью кейнсианской сдерживающей политики. К несчастью, она становилась все менее и менее эффективной, поскольку инфляционные ожидания укоренялись, а взаимная готовность социальных агентов идти на компромисс, вдохновляемая постепенно уходящими воспоминаниями о Великой депрессии, ослабевала.

В последние годы кейнсианской эры разыгралась борьба за распределение национального дохода, что сделало всплеск инфляции практически неизбежным. Воинственные действия профсоюзов, во многих странах подпитываемые марксистской риторикой, входили в острое противоречие с нарождающимся спекулятивным капитализмом, мотором которого выступали возрождавшиеся глобальные финансовые рынки. Фирмы поднимали цены, чтобы удовлетворить требования повышения зарплат, провоцируя работников выдвигать все новые требования с целью возмещения роста цен.

Нефтяной шок 1973 года стал coup de grace.[54] Он одновременно отражал уже происходившие всплески инфляции и стал причиной нового взлета цен. Через пару лет все здание послевоенного благополучия рухнуло, и кейнсианский «золотой век» встретил свой мучительный и хаотический конец. Раз за разом оживление экономики, которое, казалось, сулило надежду, затухало или оборачивалось еще более глубокой рецессией.

1970-е и 1980-е годы были периодом высокой безработицы и инфляции. Не слишком благозвучный термин «стагфляция» (соединение слов «стагнация» и «инфляция») был изобретен для описания синхронности этих двух зол, а не их чередования при переходе от инфляционного подъема к дефляционному спаду.

Кривая Филлипса

Проанализировав историю капитализма, можно заметить следующую регулярность: подъемы сопровождаются инфляцией (повышением общего уровня цен), а депрессии – дефляцией. Это наблюдение имело первостепенное значение для кейнсианской экономической системы. Хотя имя Кейнса чаще всего ассоциируется с обоснованием необходимости бюджетных дефицитов в качестве меры стимулирования экономики во время рецессий, не менее усердно он бился над решением проблемы недопущения инфляции в послевоенный период.

В своем знаменитом и оказавшем большое влияние памфлете «Как оплачивать войну?» Кейнс доказывал, что инфляция была результатом избытка совокупного спроса. Правильной в таких условиях политикой государства, считал он, является повышение налогов и накапливание бюджетных профицитов, что позволяет привести спрос в соответствие с предложением.

В 1958 году новозеландский экономист О. У. Филлипс провел статистическое исследование, в котором вывел формальную связь между безработицей и инфляцией – знаменитую кривую Филлипса.[55] Кривая связывала безработицу с темпом роста номинальной заработной платы и показывала, что при очень низких уровнях безработицы зарплата начинает стремительно расти.

Поскольку зарплата составляет большую часть всех издержек производства, ее быстрый рост влечет за собой быстрый рост инфляции. Чем выше уровень безработицы, тем ниже темп роста заработной платы. Но поскольку рабочие препятствуют урезанию денежных выплат, кривая постепенно становится пологой. У безработицы также существует некоторый порог (обычно в районе 5–10 %), превышение которого не приводит к существенному дефляционному эффекту.