Путешествия и исследования в Африке - Чарльз Ливингстон

Здесь уместно будет сделать несколько замечаний о мухе цеце (Qlossina morsitans).[8] Она немного больше обыкновенной мухи и такого же коричневого цвета, как обыкновенная пчела; поперек задней части ее тела имеются три или четыре желтые полоски; крылья значительно выдаются в стороны. Муха эта необыкновенно проворна; при обыкновенной температуре она ловко увиливает при попытке поймать ее рукой, но на утреннем холоде и вечером бывает менее проворна. Путешественник, у которого единственным видом транспорта является скот, услышав один раз характерное жужжание этой мухи, никогда не может забыть его потом. Всем хорошо известно, что укус этого ядовитого насекомого – верная смерть для быка, лошади и собаки. Хотя во время этого путешествия на наш скот и не нападало очень много насекомых, однако мы потеряли тридцать три крупных, сильных быка.

Самая замечательная особенность укуса цеце заключается в совершенной его безвредности для человека и диких животных и даже для телят этих животных, пока они сосут маток. Мы лично никогда не испытывали от них ни малейшего вреда, хотя жили два месяца на месте их распространения, которое, в данном случае, как и в ряде других, было резко ограниченным, потому что они кишмя кишат на южном берегу р. Чобе, в то время как на северном берегу, куда был водворен наш скот, всего в 50 ярдах [около 45 м] от южного берега, не было ни одного экземпляра мухи. Это тем более бросалось в глаза, что мы часто видели, как туземцы перевозили на северный берег мясо, сплошь облепленное этими насекомыми. По-видимому, яд вводится не жалом и не с яичками, откладываемыми под кожу.

Если предоставить мухе свободно сидеть на руке, то можно видеть, как она впускает в глубь кожи средний из трех стержней, составляющих ее хоботок; затем она немного извлекает его, и он делается темно-красным, а ее жало начинает быстро двигаться. Опавший до этого живот разбухает, и если ее не потревожить, то, когда живот наполнится, она спокойно улетает. Последствием укуса бывает легкое зудящее раздражение, но не большее, чем после укуса комара. У быка такой укус не вызывает сразу никаких плохих последствий. Он не пугается этой мухи так, как пугается овода. Но через несколько дней этот укус вызывает следующие симптомы: взгляд быка становится блуждающим, животное все время шевелит ноздрями, шерсть на нем вздымается, как будто ему делается холодно, под челюстями появляется опухоль, а иногда такая же опухоль бывает около пупка; хотя животное продолжает хорошо щипать траву, оно худеет, причем мышцы его становятся очень вялыми; такое состояние длится часто месяцами; затем наступает понос, до крайности обессиливающий животное, так что оно не может есть и погибает в состоянии крайнего истощения. Часто бывает, что, еще не потеряв своей упитанности, животное скоро погибает при явлениях вертячки, по-видимому, от действия яда на мозг. Быстрая перемена температуры, вызванная тропическими дождями, ускоряет течение болезни, но обычно исхудание прогрессирует месяцами, и, что бы мы ни делали, животное погибало в мучениях.

Муха цеце

Рисунок

Мул, осел и коза обладают такой же невосприимчивостью к яду цеце, как человек и дикие животные. Из-за этого бича многие из племен, живущих по р. Замбези, не могут держать никаких домашних животных, кроме козы. Наши дети часто бывали укушены, но не чувствовали никакого вреда. Мы видели вокруг себя множество зебр, буйволов, кабанов, антилоп, спокойно пасущихся в местах наибольшего распространения цеце и не тревожимых ее укусами так же, как и быки, когда они в первый раз получают фатальный яд в свою кровь. Между лошадью и зеброй, между буйволом и быком, овцой и антилопой разница не так велика, чтобы можно было удовлетворительно объяснить это явление. Разве человек не в такой же степени домашнее животное, как собака?

Бушмен

Рисунок Г. Фритча

Макололо, которых мы нашли на р. Чобе, были рады нам, а так как их вождь Себитуане находился приблизительно на 20 миль ниже по течению реки, то мы с Освеллом отправились на челноках в его временную резиденцию. Как только он услышал, что белые люди ищут его, он приехал из города Нальеле в Сешеке и теперь проехал еще сто миль, чтобы приветствовать нас у себя. Он находился на одном из островов, окруженный своими князьками. Когда мы приехали, он занимался пением. Здешнее пение больше напоминало церковную музыку, чем звуки «ээээ», «аааа», обычные в песнях бечуанов на юге. Они продолжали петь несколько секунд после того, как мы подошли к ним. Мы рассказали Себитуане о трудностях, с которыми встретились в пути, сказали, как мы рады, что они наконец закончились теперь, когда мы доехали до него. Он выразил нам свою радость и добавил: «Ваш скот весь искусан цеце и, наверное, падет, но не беда; у меня есть быки, и я дам вам их столько, сколько вам нужно». По своему неведению мы тогда думали, что если мухи так мало кусали наш скот, то от этого не должно произойти для него вреда. Затем он преподнес нам в качестве угощения целого быка и кувшин меду и поручил нас заботам Магале, который возглавлял посольство от этого вождя к нам на Колобенг и который теперь хотел присвоить себе все, чем мы пользовались по праву гостей. Нам дали покрыться ночью выделанными бычачьими шкурами, не уступавшими по мягкости материи; так как, по обычаям туземцев, не полагалось ничего возвращать обратно вождю, то этими одеялами завладел Магале. Задолго до наступления дня пришел Себитуане и, сев у костра, который был разложен для нас около наших постелей, рассказал нам о своей жизни, о трудностях и невзгодах, которые пришлось испытать ему в молодости, когда он переходил через ту же самую пустыню, через которую много лет спустя прошли мы. Жизненный его путь весьма замечателен, и сам он является, несомненно, величайшим из людей этой страны. Высокий, стройный, крепкого сложения, с оливковым цветом кожи, немного лысый, он был спокоен и сосредоточен и при разговорах откровеннее всех других вождей, с которыми я встречался. Как воин он был величайшим из всех, о ком было слышно за пределами колонии. Вступить в общение с белыми людьми было мечтой всей его жизни. Себитуане не только подчинил своей власти все черные племена, живущие на необъятных пространствах страны, но заставил бояться себя даже грозного Мозиликаце. Он владел искусством привязать к себе и своих и чужих. Он был очень доволен доказательством нашего доверия, которое мы оказали ему, привезя с собой наших детей, и предлагал показать нам свою страну, чтобы мы сами могли выбрать место, где нам остановиться.

Однако, достигнув того, чего он так пламенно желал, – вступить в общение с белыми людьми, он заболел воспалением легких и вскоре умер. С его смертью власть перешла, как он хотел, к его дочери, Ма-Мочисане. Теперь нам предстояло увидеться с этой женщиной, которая жила в Нальеле, в 12 днях пути на север. Поэтому мы должны были оставаться на месте, ожидая от нее извещения, и, когда оно пришло, мы узнали, что нам предоставлено право совершенно свободно ехать в любое место, которое нам по душе. Итак, мы с Освеллом совершили путешествие, покрыв 130 миль [240 км] к северо-востоку до Сешеке, и в конце июня 1851 г. были вознаграждены, открыв в центре материка р. Замбези. Это было делом огромной важности, потому что о существовании этой реки в Центральной Африке прежде совсем не знали. Все португальские карты представляют ее поднимающейся на восток далеко от того места, где мы теперь находились.