Среди волков - Дженнифер Барнс

Вскоре Каллум и я стояли в самом центре. Сора, Кейси и Лэнс находились ко мне ближе всех, Маркус стоял у меня за спиной — скорее всего, по приказу Каллума, от которого я не могла оторвать глаз.

— Привет вам, братья!

Если Соре и не понравилось, что приветствие Каллума не было гендерно-нейтральным, она этого не показала. Что касается меня, то я чувствовала себя несколько, как бы поточнее выразиться, лишенной гражданских прав. Что уж говорить о том, что я пребывала в явном меньшинстве. На этой опушке нас было явно около сотни, и только холеная, сдержанная Сора и я были единственными особями женского пола.

А я была единственным человеком.

Один оборотень опасен. Целая стая была несгибаемой силой, непобедимой армией.

Меня превосходили численностью, я была безоружной, слабой и измученной. Именно в таком порядке.

— Привет! — в унисон проворчала Стая в ответ Каллуму, но я почти не расслышала звуков в их ответе. Это было нечто вроде мелодии — нечеловеческий, мелодичный тон, который звучал скорее как гудение энергии, чем как что-то, напоминавшее приветствие.

— Одному из нас потребовался наш совет, — сказал Каллум. — Бронвин, дочь Эли, наши уши слушают тебя.

Хоть он и следовал протоколу абсолютно, эти слова совсем не походили на те, которые обры слышали раньше. Во-первых, сам факт того, что я была дочерью. И тот факт, что моя фамильная принадлежность устанавливалась по имени матери. И еще то, что всем было известно, что Эли не рожала меня — я была сиротой.

И что я не всегда была одной из них.

Знакомый звук лопнувшего пузыря заставил меня оглянуться через левое плечо, в сторону охранника Каллума, и я увидела, что Кейси был не единственный, кто присутствовал здесь из моих домашних. Близнецы тоже присутствовали — два младенца среди толпы самцов. Крепкий обр, в котором я узнала одного из коллег Кейси, нежно укачивал близнецов в своих мускулистых руках.

Ну, по крайней мере, я не была в полном одиночестве. Хотя после недолгого размышления я уже не была уверена, являлось ли это облегчением или нет. Моими союзниками в этом круге были слегка повернутый на моде мальчишка-подросток, свято веривший в великую силу киномюзиклов, и два младенца, одетые в рубашки с маленькими желтыми и синими уточками.

Ну чем не армия!

Брин. Где-то на краю подсознания я почувствовала еле заметное движение — даже не слово, а какое-то легкое напоминание о нем, — толкавшееся в доставшуюся мне нелегким трудом психическую защиту.

Точно. Их уши слышали меня. И мне полагалось начать говорить.

— Я, Бронвин, дочь Эли, прошу у стаи позволения поговорить с Чейзом Выжившим.

Поскольку фамильных связей у Чейза не было, этот титул казался вполне подходящим, и мне даже показалось, что я увидела частицу понимания во взгляде Каллума, нечто, что сказало мне, что он понял больше, чем я ожидала от него относительно моей увлеченности мальчишкой, который мог убить меня так же легко, как и рассказать всю правду.

— Являясь альфой Стаи Стоун Ривер, от имени братьев моих говорю тебе, что я даю тебе разрешение на следующих условиях.

Я была готова услышать это и странным образом осознала, что благодарна Каллуму за то, что я — его и что он уже достаточно серьезно нарушил протокол, чтобы предупредить меня. Потом я подтвердила то, о чем он уже говорил раньше: о том, что я буду подчиняться сопровождающим меня на этих встречах, и о том, что сделаю достоянием всех свою связь со Стаей до завершения всех этих дел, и о том, как побегу с ними сегодня ночью.

А потом Каллум сообщил мне свое последнее требование:

— В обмен на эту услугу ты на следующие пять месяцев откажешься от любых встреч, в которых будет принимать участие Североамериканский сенат.

Это было… неожиданно. Все остальные требования Каллума имели отношение ко мне, делая меня еще в большей мере частью Стаи, а это отталкивало меня прочь от нее. Сенат на регулярной основе не созывался, и, если сказать честно, у меня не было никакого желания находиться там же, где были его члены. Узы, связывавшие меня с Каллумом, связывали меня и со Стаей, и от этого я пахла Стоун Ривер — и Каллумом — для других обров. Но я не была связана ни с одним другим альфой из Сената. Рядом с ними я не чувствовала себя в безопасности, и бюрократическая фальшь, окружавшая Сенат, совсем не помогала скрывать то количество тестостерона, которое заставляло каждого из вожаков Стай испытывать свое доминирование на других. Они ввосьмером заключили джентльменское соглашение не бросать вызов друг другу. Но мне бы совсем не хотелось очутиться в одной комнате с самцами, почти такими же сильными, как Каллум, но которые не были связаны, как он, обязательством охранять меня.

— Я соглашаюсь с этим условием, альфа, — сказала я.

Что это было на лице Каллума — облегчение? Мой желудок скрутило, когда на его лице вновь появилась непроницаемая маска, и я на одну секунду засомневалась: может быть, он знал что-то еще, чего не знала я?

Каллум прекрасно понимал, что мне не стоило давать сомневаться слишком долго. Его голос снова загрохотал вокруг меня, холодный и спокойный, наполненный сдержанной силой, и я успокоилась. Теперь я видела только Каллума и слышала только его слова.

— Условия обговорены. Соглашение достигнуто и скреплено печатью.

Каллум сделал шаг ко мне и вонзил ногти мне в лопатку — неглубоко, недостаточно сильно для того, чтобы пошла кровь. Потому что сейчас это движение было просто показным, и власть оно выражало скорее символически, чем буквально. В ответ я склонила голову и, вытянув руку, впилась ногтями в его тело, ставя свою печать на соглашение.

Брин!

Опять оно — толчок на самом краю души, и на этот раз я поняла, что напоминание это было не грубым ударом, приказывающим мне не расслабляться, а скорее легким толчком, направленным против моих оборонительных укреплений.

Тех оборонительных укреплений, которые я только что согласилась сдать.

Я закусила нижнюю губу и кивнула, потом закрыла глаза и бросила взгляд назад, на все, что я сделала за многие годы, чтобы закрыть себя от всех, защитить себя, стать самой собой. Рыдания застряли у меня в горле. Точно так же Каллум мог приказать мне снять с себя одежду и позволить всем этим самцам смотреть на стрип-шоу. Я буду унижена и уязвима. Голая во всех смыслах.

Брин! На этот раз эхо было успокаивающим, но гораздо более близким, скорее под кожей, чем на ней, и я вздрогнула и дернулась вперед.

Я собрала все, что в наивысшей степени было мной: тайны, которые я охраняла сильнее всего, мечты, которыми бы я ни с кем не поделилась. И сделала из них крохотный шарик и засунула его в самую глубину своей души, в то место, которое простиралось глубже слов, страхов или эмоций. Я запечатлела в памяти этот шарик — крошечную светящуюся сферу — и пообещала себе, что его никто не тронет до тех пор, пока я не вернусь за ним, и что я в конце концов останусь самой собой.