Сержантиха - Александр Воцензук

– Больной! Вам нельзя вот так сразу и без подготовки подниматься на ноги. В вашем состоянии это чревато! Понимаете – чревато!

Врачи и медперсонал облепили меня со всех сторон подобно муравьям, и повели, точнее, понесли к койке. Уложили бережно, с сюсюканьем, словно младенца в люльку.

– Вот так, ножечку сюда, другую. Осторожненько, аккуратненько, головку на подушечку…

– Ле…ля…- прохрипел я, – Ле…ля!

– Ой, он и говорить уже начал! Это фантастика, коллеги! Фантастика! Первый подобный случай за всю мою практику. Кто бы мог подумать, больше семи месяцев в коме, и, представьте. Только что пришел в сознание, и сразу же без длительной реабилитации самостоятельно поднялся на ноги! Не увидел бы своими глазами, ни за что бы ни поверил.

– Сергей Сергеевич, да это тема даже не для кандидатской, а сразу на докторскую потянет! Феноменальный случай.

– Вот именно, Павел Иванович, вот именно! А вы меня убеждали – отключить, отключить, отключить, овощ, овощ. Вот вам батенька и овощ с хреном огородным и мелкотертой морковкой под сметанкой. Раз и – докторская! А, то, и, берите выше – нобелевка! А это повыше американских натяжек будет. Мировой уровень.

Мне было плохо, и я не обращал на возбужденных медиков никакого внимания. Причем здесь докторская? Причем здесь нобелевская? О чем это они? Я же только что с войны вернулся, свою половину там оставил…

– Леля…- опять захрипел я не сдерживая слез заплакал.

– Так – так – так,- вперед выступил высокий сухощавый врач с резиновым молоточком в руке, и многозначительно посмотрел на окружающих. Те сразу посерьезнели. – Коллеги, не кажется ли вам, что эти абберации не случайны? Все – таки семь с лишним месяцев в коме, и, как я полагаю, нервная система могла не выдержать? Пациент, посмотрите сюда. Глазки влево, вправо. Вверх, вниз. Сводим к носику. Следим за молоточком. Туда – сюда. Сюда – туда. Язычок показали. Замечательный язычок. Просто превосходный. Розовенький такой язычок, словно у молочного поросеночка под тертым хреном. Это юмор у меня особенный. Насчет хрена. А, теперь скажите, голоса вас не мучают? Может быть, они приказывают вам, угрожают, заставляют совершить что – то нибудь асоциальное? Молодой человек, говорите не бойтесь. Поверьте, мы вам хотим только добра, и для вашей же пользы. Будьте уверены, мы вас обязательно вылечим. Формы тяжелого психического расстройства мой профиль. Между прочим, я несколько раз вытаскивал из тяжелейшей бредовой ямы ведущих экономистов, реформаторов и премьеров нашей страны. А случаи довольно тяжелые – параноидальная шизофрения с маниакальным психозом при полной нравственной деградации личности! А это, я вам скажу, сразу две нобелевки подряд!

– Зря вы батенька, этих, хм-м, «реформаторов» выпустили,- зашумели врачи, – возможно бы нашу страну и миновала чудовищная полоса разрушения.

– Да я и не собирался этих деятелей выпускать. Это же нарушение базовых принципов заповедей Гиппократа. Это равносильно тому, чтобы законченного психа с взведенной атомной бомбой выпускать в мир. Но, на меня надавили самым наглым и жестким образом. Между прочим, из администрации президента и американского госдепа! Несколько раз даже побили. Три зуба выбили. Во -о, видите? Внизу и вверху. Пришлось коронки ставить. Ну, вернемся к нашему клиенту. Продолжим. И, что за имя вы странное произнесли, молодой человек?

Чего он ко мне прицепился? А глаза, цепкие, холодные, словно у нашего особиста Михайловского. В самом деле, похож на него. А ведь я его сам лично хоронил в августе сорок первого у деревни Чистополья. Осколок в голову попал.

– Да пошел ты… – выдохнул я. Психиатр отрыл рот и застыл. А вот другие наоборот. Очень обрадовались, и тут же оттеснили моего мучителя в сторону.

– Эдуард Арнольдович, это явно не ваша тема. Даже без ваших заумных тестов видно. Точнее, слышно, что бывший коматозник адекватно реагирует на окружающую обстановку. Более того – пациент четко указал на дальнейшее направление вашей темы. Вот и продолжайте ее развивать. Хм, а что, весьма перспективное направление. Не примазывайтесь коллега к чужой славе. Не примазывайтесь. Такой случай редкий, а вас психиатров много расплодилось в последнее время. И зачем только вашего брата выпускают раньше окончания курса лечений? Комиссию подкупили? Оно и видно. На всех докторских не напасешься. Тем более у вас целая куча радикальных реформаторов по улицам до сих пор бегает. Отлавливайте, не сидите по кабинетам. Вот на них и защищайтесь. Только на одном рыжем или прочих либералах можно тему отработать. И не одну. А нормальных, гражданских оставьте нам.

– Сергей Сергеевич, но, мы же все своими ушами слышали, как пациент, находясь в ярко выраженном сумеречном состоянии выражался не совсем членораздельно…

– Да чего вы к человеку прицепились! Члено – не члено! Какие странные ассоциации у вас Эдуард Арнольдович насчет чле…, – не выдержала пухленькая медсестра, – честное слово, вы меня интригуете своими взглядами по данной тематике. Парень, можно сказать, с того света вернулся десять минут назад. Между прочим, я тоже прекрасно слышала, как он назвал женское имя – Леля. И, если вы не курсе, то мы так называем нашего врача кардиолога Ольгу Ивановну. Она сегодня в другой смене.

– Понятно, – расстроился психиатр, – видимо наш пациент, находясь в коматозном состоянии, мог в определенные моменты просветления слышать, как вы обращались к коллеге. Следовательно, он на подсознательном уровне это запомнил, и, придя в себя, по навязанной ассоциации назвал имя, хм, нашей коллеги. Хотя, меня по прежнему терзают смутные сомнения. Согласитесь, коллеги. Довольно странная ассоциация. Это может быть припевом к легкой песенке – ля- ля- ля- ля или траля -ля -ля. Здесь, согласитесь коллеги, уже прослеживается четкая связь с нашей, гм – м, так называемой шоубизнесовской эстрадой. А там, вы же сами прекрасно знаете, одни неадекваты, инволюнты и эти… А это уже явный симптом дисфункции…

Врачи устроили между собой настоящий диспут с использованием местных латинских идиомов. Но, мне было все равно. Я не обращал на них внимания. И вообще, все мое существование прекратило всякий смысл. Самым адекватным существом из всей этой медицинской толпы опять же оказалась медсестра. Она поправила мою подушку, подоткнула одеяло. Налила стакан воды. Как вовремя. Если разобраться, то я уже не пил более семидесяти лет.

– Еще пожалуйста стаканчик, – попросил я ее, – так пить хочется, настоящей свежей водички, а не из болота. В последний раз, когда из тыла возвращались, мы даже не кипяченую воду пили. Набрали в котелок, через ткань процедили.

– А, вы, наверное, в поход ходили, – оживилась медсестра, – мы тоже в лагере отдыха в детстве однажды так поступили. Ох, и животы у нас потом болели, – засмеялась она,- а на Эдуарда Арнольдовича вы внимания не обращайте. Он специалист превосходный, да и, человек неплохой. Правда, он психиатр законченный, увы. Но, у каждого свои слабости.

– Если можно, моим родителям сообщите, что я в себя пришел. Но только осторожно. А, а то напугаются…

– Не беспокойтесь. Все сделаю, как надо, не первый раз замужем. Знаю, какой стороной сковородку прикладывать или скалку. Да и они сюда каждый день приходят.

Через час ожесточенных споров мой лечащий врач на короткое время опомнился, торопливо осмотрел меня, дал указание сделать успокаивающий укол, и светила медицины ушли продолжать дискуссию в другом месте с интенсивным обеззараживанием пищевода при помощи традиционного дезинфектора. Постепенно проваливаясь в сон, я отметил, что вся история развивается по спирали. Похожее я испытал в своем недавнем прошлом. Незаметно я уснул, и мне приснился сон.

Под огромным дубом стояла Лелька в порванной гимнастерке с «винторезом» в руках. Из- под пилотки через щеку тянулась тонкая кровавая полоса. Она смотрела на меня своими большими синими глазами, и печально улыбалась. С криком я рвался к ней, но невидимая преграда не пускала. Я бессильно бился в нее, стучал кулаками и ногами, но она лишь пружинила. Затем я стал удаляться. Неведомая сила поднимала меня вверх. Сначала медленно, потом быстрее. Вскоре я уже с трудом мог видеть на фоне осеннего леса чуть заметную фигурку. С зубовным скрежетом я просыпался, шептал ставшим родным имя, и опять погружался в сон.

И снова тот же дуб, Лелька. Все повторялось сначала. Это было для меня хуже всякой пытки. Утром я проснулся совершенно разбитым. Тем не менее, без усилий встал с кровати. Ничто не напоминало о том, что много месяцев лежал недвижимым. Осмотрел свое тело и удивился. Хорошо развитая мускулатура, впору становится моделью для высекания из гранита скульптуры по типу «а ля древний грек». Но особенно меня поразили памперсы. Ага, вот как, оказывается, сегодня обеспечиваются коматозники. И они мне опять напомнили те, древние панталоны с начесом. От этой мысли закололо сердце. Да если я так буду по ассоциации реагировать на каждую мелочь, то точно долго не протяну, и, пожалуй, попаду в цепкие лапки неугомонного психиатра. Может это и к лучшему. С такой внутренней болью жить просто невозможно.