Искушение прощением - Донна Леон

Сестре удалось ее успокоить: это было видно по лицу профессорессы.

– Синьора, рано или поздно мы начнем официальное расследование происшествия, случившегося с вашим мужем.

– И что это даст? – спросила она.

– Боюсь, вашему супругу мало что, – ответил Брунетти, не желая давать ей ложных надежд, и уже увереннее добавил: – Но мне хотелось бы найти того, кто это сделал.

– Не думаю, что это нам как-то поможет, – сказала женщина. – И кому-нибудь другому тоже.

– Как вариант – этот человек не сможет сделать это снова, – произнес Гвидо.

– Назовите меня жестокой, если хотите, но для моего мужа это уже не важно. И для меня тоже. – Синьора Кросера улыбнулась – одно из печальнейших зрелищ, которые Брунетти когда-либо видел.

– Жестокой? Нет, синьора, конечно, нет. Но я прошу принять решение вас, а не вашего мужа.

– Какое решение? – искренне удивилась она.

– Ответить на наши вопросы и позволить нам задать их вашим друзьям, – сказал комиссар, так и не решившись упомянуть о ее сыне. – Может, вы или кто-нибудь еще располагает информацией, которая имеет какое-то отношение к случившемуся с синьором Гаспарини?

– О проблемах с сыном я вам уже рассказала, – последовал ответ.

– Да, – согласился Брунетти. – Но может, вашего супруга беспокоило что-то еще?

Ему показалось, что женщина довольно долго размышляла, прежде чем ответить:

– Да, то, что он стареет. Переживет ли его фирма экономический кризис… Глобальное потепление… Собственный лишний вес. И то, чем занимается наша дочь со своим бойфрендом…

Увидев на лице Брунетти улыбку, она спросила:

– Я сказала что-то смешное?

– Нет. Я будто в зеркало посмотрел и увидел все то, что постоянно тревожит меня, – ответил комиссар. – От себя добавлю: начальник, который частенько мной недоволен.

– Что-то еще? – спокойно поинтересовалась синьора Кросера, отвергая тем самым его попытку разрядить обстановку.

– В том, что касается расследования?

– Да.

– Хотелось бы осмотреть личные вещи вашего супруга. И кабинет, если у вас в квартире таковой имеется, – сказал комиссар, по-прежнему избегая упоминания о Сандро.

Профессоресса кивнула, но Брунетти не понял, то ли это «да, у мужа есть кабинет», то ли она разрешает ему осмотреть эту комнату. А может, это лишь подтверждение того, что поняла вопрос. Надеясь, что верен второй вариант, Гвидо сказал:

– Хотелось бы сделать это сейчас.

Было очевидно, что хозяйке это не нравится, и Брунетти подумал, что пора, наверное, разыграть козырную карту – безопасность ее сына. Ни одна мать перед этим не устоит.

Синьора Кросера посмотрела на наручные часы, но не успела сказать ни слова. Щелкнул замок на входной двери, и она, открывшись, тяжело стукнулась о стену. Профессоресса от неожиданности вскочила. Брунетти следом за ней обернулся навстречу входящим.

В гостиную торопливо вошли парень и девушка. Они были почти одного роста, но по лицу мальчика было понятно, что он младше сестры. На нем были широкие джинсы с низкой посадкой, коричневый кожаный пиджак и новенькие теннисные туфли Adidas Stan Smiths. Часть головы, от уровня бровей и ниже, была выбрита, а волосы на макушке были длинными, что создавало необычный, «двухуровневый» эффект. От матери Сандро унаследовал темные глаза, и хотя был худощавым, его лицо оставалось по-детски округлым – нижней челюсти еще предстояло обрести подростковую угловатость.

При виде комиссара парень замер. Глянул на мать, на Брунетти – и снова на мать. Очевидно, такая расстановка сил была ему непривычна.

– А это еще кто? – спросил он.

Лицо у Сандро при этом было напряженное, губы едва заметно раздвинулись, обнажив зубы, – гримаса, во все времена означавшая угрозу.

Девушка удивленно посмотрела на брата. На ее лице, которое было юной копией материнского, отчетливо читалось неодобрение.

– Сандро! – сказала она строгим, исполненным упрека голосом.

Парень глянул на нее, очевидно, не зная, что предпочесть – возмущение или раскаяние.

– Я всего лишь спросил, кто это, – сказал он сестре немного спокойнее. Видно, ее упрек все же подействовал.

Комиссар улыбнулся им обоим.

– Меня зовут Гвидо Брунетти. Синьора Кросера попросила меня проводить ее домой из больницы. – Он посмотрел на профессорессу и сказал на прощанье: – Если я могу чем-нибудь вам помочь, позвоните, пожалуйста, Паоле!

И, обращаясь к детям, пояснил:

– Паола – моя жена. Они с вашей мамой – коллеги по университету. – Гвидо сделал еще пару шагов к двери, но, поравнявшись с детьми, остановился и сказал: – Все это время она провела в больнице, с отцом, и ей некогда было поесть. Думаю, будет славно, если вы о ней позаботитесь. Например, поможете приготовить обед.

– Что с отцом? – спросил мальчик прерывающимся голосом.

Не отвечая, Брунетти повернулся к профессорессе, и та сказала:

– Доктор говорит, что завтра вы с Аурелией сможете навестить папу. Но пока что туда пускают только меня.

Сандро хотел что-то сказать, но не нашел слов, и вместо ответа раздался еле слышный стон. Через пару секунд мальчик все-таки спросил:

– Папа умрет?

Разумеется, мать тут же бросилась к нему. Она обняла парнишку и, стараясь сохранять спокойствие (Брунетти видел, как тяжело ей это дается; хорошо, если мальчик этого не заметит!), сказала:

– Не говори глупостей, Сандро! За ним ухаживают две медсестры и лучший врач в больнице. Завтра вы с Аурелией поедете к нему. – Она обратилась к Брунетти за подтверждением: – Правда ведь?

– Если доктор Стампини разрешил, значит, так и будет.

Гвидо кивнул профессорессе и воспользовался возможностью уйти. Уже у двери он услышал хриплые отрывистые всхлипы, но из приличия не оглянулся и не посмотрел, кто же из них плачет.

14

Выйдя из парадной, Брунетти понял, что погода, решив, что заигралась в зиму, снова стала теплой, осенней. Уже возле кампо Сан-Кассиано комиссар вспотел и стал подумывать о том, а не снять ли пальто. Но с другой стороны, до дома еще далеко и идти нужно по теневой стороне, поэтому Гвидо лишь расстегнул пуговицы. Он раскрыл полы пальто и подставил лицо солнцу, чувствуя себя поздним подсолнухом, которому и ноябрь нипочем.

Если бы солнце было его старым приятелем, собирающимся в трехмесячный отпуск и пакующим чемоданы, Брунетти сказал бы, что будет скучать по нему, и пожелал бы хорошо отдохнуть – где-нибудь в Аргентине или Новой Зеландии. Зимние месяцы особенно хороши, когда ты у теплого моря… Стоило Гвидо свернуть на улицу Руга-Веккья-Сан-Джованни, как его опасения подтвердились; он застегнул пальто и шел так до самого дома.

Мысли Брунетти все время крутились вокруг Джанлуки Форнари. Уже в парадной, одолев первый лестничный пролет, он достал мобильный и набрал номер синьорины Элеттры.

– Доброе утро, комиссарио! – жизнерадостно откликнулась она, словно ждала этого звонка с той самой минуты, как пришла на работу. И, не дав ему сказать, сообщила: – Синьор Форнари уже давно попал в поле зрения полиции. Если точнее, когда ему было восемнадцать.

Брунетти уже хотел удивиться, что человек, который отличился еще в юности, смог прожить спокойно до зрелых лет, но синьорине Элеттре было что добавить:

– В Инспекции по делам несовершеннолетних есть досье на него, но я не хочу заглядывать туда так скоро после своего предыдущего запроса, насчет Алессандро Гаспарини.

А, так значит, у нее это называется «запрос»? Брунетти восхитила тонкость формулировки, а о сути он предпочел бы не догадываться. Комиссар ограничился вопросом:

– А что на него у нас?

– Одиннадцать лет из последних двадцати он прожил за счет государства, – ответила синьорина Элеттра и, судя по звукам, потянулась за чем-то, что лежало дальше, чем ей хотелось бы. Затем в трубке снова послышался ее голос: – А, вот и список! Пять лет – за серию грабежей в Местре и Маргере (когда его посадили, ему было двадцать; освободился в двадцать пять), потом еще три срока, в возрасте от