Её победа - Джулия Тиммон

Еще бы, подумал Тим, я бы такую доченьку… И растерялся, не зная, как бы поступил на месте отца такой оторвы.

— Как сейчас помню выражение лица моего папочки, — говорила Кристин. — Я смотрела тогда на его насупленные брови, и мне казалось, они уже больше никогда не расправятся.

Тим почувствовал, что в нем неумолимо усиливается желание вновь сказать ей какую-нибудь колкость. Несколько минут он отчаянно боролся с собой. Одна часть его «я» советовала смолчать, другая была настроена осадить Кристин.

Она-то и одержала победу.

— Представляю себе чувства твоего отца, — хмыкнул он.

Кристин слегка наклонила голову набок и приподняла бровь, безмолвно спрашивая: какие такие чувства?

— Он мужчина и, естественно, надеялся, что из его дочери получится настоящая женщина, а не Брюс Ли и не Джо Киттинджер, — ответил Тим, с прищуром глядя ей в глаза.

8

У Кристин возникло ощущение, будто она только что поведала самую сокровенную из своих тайн, а ее тут же подняли на смех.

Стараясь в первые — самые тяжелые — мгновения не зацикливаться на мысли, что мужчина, подаривший ей столько счастья, вновь оскорбил ее, она принялась напряженно вспоминать, кто такой Джо Киттинджер.

А, это же тот парень, который в начале шестидесятых прыгнул с парашютом с высоты в почти тридцать два километра, всплыло в ее памяти. Умник начитан, ничего не скажешь…

Медленно, старательно подавляя в себе кипучую ярость, она села и надела платье. Лежать перед Тимом голой и чувствовать себя при этом глупой и беззащитной у нее не было ни малейшего желания.

Она уловила боковым зрением, как на его лице отразилось смятение, но, даже не взглянув на него, быстро поднялась, вернула подушку на кресло, включила свет — все восемь лампочек в люстре с абажурами из матового стекла, подошла к столику и задула свечи.

— Кристи, — пробормотал Тим полным раскаяния голосом, — я обидел тебя… Черт его знает, что на меня опять нашло… Просто, понимаешь…

Кристин повернулась и посмотрела на него. Он, все еще раздетый, сидел на полу и выглядел несчастным, уязвимым даже. Она не хотела его больше знать, мечтала поскорее вычеркнуть из своей памяти, тем не менее не смогла не отметить, что его фигура смотрится потрясающе.

А мне-то что? — сердясь на свою слабость, подумала Кристин. Пусть катится со своей фигурой и со своими насмешками на все четыре стороны!

— Должна признаться, что по достоинству оценила твои познания в области истории освоения воздушного пространства, — сказала она как можно невозмутимее. — На имена кинозвезд и парашютистов-рекордсменов, а в особенности тех, кто прыгает или собирается прыгнуть почти из космоса, у тебя отличная память.

— Кристи… — снова умоляюще начал Тим, поднимаясь с пола.

Она вытянула вперед руку, прося не перебивать ее.

— Надеюсь, и из тебя получится парашютист, хотя бы средненький, если сравнивать с Фурнье или Киттинджером. — Кристин посмотрела на часы. — Ого! Уже половина третьего! Тим, не обижайся, но тебе пора. Завтра у меня напряженный день.

Тим принялся нехотя натягивать джинсы.

— Напряженный день? — спросил он. — Это в субботу-то?

— Да, — отрезала Кристин.

— Помимо клуба, ты работаешь где-то еще?

— С чего ты взял?

— Насколько я знаю, завтра ни у кого нет занятий, и прыжков тоже не планируется.

Тим застегнул ремень и хотел было приблизиться к Кристин, но она жестом остановила его.

— Дел у меня всегда уйма.

— Кристи, что с тобой произошло? — проникновенно тихо спросил Тим. — Еще несколько минут назад ты вся светилась, а теперь… Я обидел тебя, знаю, но…

— Тим, я не шучу, — перебила его Кристин, складывая на груди руки. — Ты загостился, не вынуждай меня открыто указывать тебе на дверь.

Тим в отчаянии помотал головой.

— Но ведь ты не хочешь, чтобы я ушел вот так, ничего не объяснив, не попросив прощения, не попытавшись исправить свою нелепую ошибку…

— Хочу, — кратко и твердо ответила Кристин. — Я не нуждаюсь ни в каких объяснениях. — Она нетерпеливо вздохнула. — Повеселились, и хватит. Больше нам нечем заниматься, не о чем разговаривать.

— Прошу тебя, успокойся…

Тим подошел к ней, взял за руку, но она тут же отдернула ее и отступила на шаг в сторону. Удерживать эмоции в узде получалось у нее с большим трудом, но получалось.

— Я спокойна, как слон, — произнесла Кристин ледяным тоном. — Разве ты не видишь? Но учти: и мое терпение не безгранично.

— И что же ты со мной сделаешь, если я возьму и останусь? — спросил Тим полушутливо. — Заедешь мне промеж глаз? Как Нику?

Кристин ничего не ответила. Лишь многозначительно взглянула на его рубашку на полу и, бросив категоричное «у тебя две минуты!», вышла из комнаты.

Оказавшись в прихожей, она прижала к щекам ладони, закусила губу и зажмурилась. Ей казалось, что из ее груди вырвали сердце и жизнь ее вот-вот оборвется.

Со стороны гостиной послышались шаги, и Кристин, быстро убрав от лица руки, открыла глаза и сжала губы, вновь становясь неумолимой и сильной.

— Кристи, пожалуйста… — пробормотал Тим, приближаясь. — Давай спокойно поговорим.

— О чем? — Она бесстрастно взглянула на него и даже заставила себя криво улыбнуться. — Не понимаю.

— Не морочь мне голову, прошу…

Он опять попытался взять ее за руку, но она резко отпрянула и крикнула:

— Это ты перестань морочить мне голову и сейчас же оставь меня! Сейчас же, слышишь!

Тим потрясенно замер. А через мгновение, не произнеся больше ни звука, направился к двери и ушел.

— Скатертью дорога, — пробормотала Кристин, когда дверь за ним захлопнулась.

Ее губы сильно дрожали, и она закусила их, чтобы не расплакаться, не захлебнуться своим горем. Завтра вечером ей в компании нескольких ребят предстояло вылететь в Испанию и на месте, привыкнув к другому климату, окончательно подготовиться к начинающимся через пять дней соревнованиям.

Кристин медленно, почти не чувствуя ног, подошла к зеркальной дверце встроенного шкафа и взглянула на свое отражение.

Волосы были растрепаны, платье помято, на припухших губах не осталось и следа помады. Если бы ее увидел сейчас человек со стороны, то сразу догадался бы, что час-полтора назад она предавалась любви в чьих-то жарких объятиях.

При воспоминании об объятиях Тима у нее от выступивших слез защипало глаза, и ей пришлось опять закусить губу — настолько сильно, что она почувствовала солоноватый вкус крови.

— Проклятье! — Ее рот скривила горькая усмешка. — Осталось только заделаться вампиршей! Интересно, существуют ли вампиры, утешающиеся в наиболее тяжелые моменты собственной кровью? Или я первая?