По острию ножа - Владимир Михановский

Издали ОМОНовец увидел, что вход в школу забаррикадирован. Яростная перестрелка велась с двух сторон, и чеченцы пока не отваживались идти на штурм.

Пройдя с десяток шагов, Иван тяжело опустился за валун.

Уже почти совсем рассвело. Луна успела побледнеть и растаять в сером небе. Одна за другой гасли и звезды, а восток наливался розовым светом.

Иван положил ствол автомата на округлую макушку валуна и направил его в сторону непрерывно плюющегося смертью гранатомета. Прислуга суетилась вокруг орудия, подбрасывая в ненасытную пасть все новые и новые снаряды.

Выбрав подходящий момент, Иван плавно, словно на учениях, нажал гашетку. Фигуры вокруг гранатомета попадали, как подкошенные. В пылу боя, впрочем, никто из чеченцев не обратил поначалу внимания на этот эпизод, и это тоже было на руку ОМОНовцу.

Переходя от укрытия к укрытию — бежать не было сил — он двинулся в сторону школы. Чеченцы его заметили, когда до крыльца оставалось не более полусотни шагов.

— Русский! — завопил один, указывая на пошатывающегося Овсиенко, который продолжал идти из последних сил.

В стане врага произошла суета. Подстрелить милиционера было не так-то просто — он находился в гуще чеченцев, со всех сторон окружавших его, в таких условиях легко было подстрелить своего. А броситься к нему тоже не находилось желающих — в руках русского солдата был автомат.

Чеченский командир крикнул:

— Взять живым!

Двое боевиков ринулись исполнять приказ. Овсиенко повел автоматом и одной очередью снял обоих.

Своего заметили и из-за баррикады.

— Эй, Иван!

— Овсиенко!

— Давай сюда.

— Мы проход освободим! — перекрывая друг друга, во всю мочь, чтобы пересилить звуки выстрелов, закричали милиционеры.

Увидел своего бойца и Геращенко, подошедший к самому опасному и уязвимому пункту обороны — баррикаде, перекрывавшей вход в здание.

— Прикрыть огнем! — скомандовал майор нескольким солдатам. — Чтобы ни одна сволочь не смогла к нему приблизиться. Приготовить проход, — велел он остальным.

— Давай быстрей.

— Дуй до горы!

— Что ты ползешь, как неживой?

Еще один чеченец бросился к медленно бредущему русскому, но тут же свалился наземь: и среди ОМОНовцев были снайперы, не уступавшие вражеским.

Минута, другая — и Иван очутился перед школьным крыльцом. Его чуть не на руках втащили за баррикаду, которая тут же ощетинилась огнем.

Чеченцы, приблизившиеся было к крыльцу, снова отхлынули назад, за спасительные укрытия.

В школе полно раненых.

Сражение продолжается, кажется, уже целую вечность. Но вражеский гранатомет, стрелявший кумулятивными снарядами, умолк, задохнулся, и это позволяет перевести дыхание.

День давно наступил, светило подбиралось к зениту, а ярость битвы не затихала.

Закончились медикаменты и бинты, раненых наскоро перевязывали разорванными на полосы исподними рубашками.

…Еще во время посещения Матейченковым учебного лагеря ОМОНа майор Геращенко слышал от него о кумулятивных зарядах и о гранатометах нового типа, которые должны поступить у нас на вооружение. По результатам взрывов в классах он догадался, что чеченцы и здесь нас опередили — наверняка не без помощи «дружественных» России стран, снабжающих соединения боевиков.

Генерал рассказывал, что чем меньше помещение, в котором взрывается кумулятивная граната, тем больший эффект по уничтожению людей она производит. Теперь, быстро сообразив, что к чему, майор распорядился всем ОМОНовцам перейти из учебных классов в спортивный зал.

Число бойцов продолжало таять, но и бандиты несли значительный урон.

Начало темнеть, но бой не затихал.

Майор, как и его бойцы, был измотан сверх всякой меры. Помимо физической нагрузки, на него ложилась и моральная — чувство ответственности за отряд.

Ведь именно он отвечал за жизнь всех и каждого, от его решений зависела жизнь этих ребят, остервенело отстреливающихся из окон. А ситуация критическая. Один неверный шаг — и погибнут все.

По крайней мере, ясно одно: пассивная — да и активная — защита ни к чему хорошему не приведет: рано или поздно наступит полное истощение, и здание школы станет для них братской могилой.

Надо идти на прорыв.

Ждать помощи извне не приходится — связь со своими восстановить невозможно.

Геращенко вошел в бывший спортивный зал, сел на чью-то постель, расстелил перед собой подробную штабную карту — ему оставил ее генерал Матейченков.

Прорываться наобум — тоже смерти подобно: чеченцы в горах чувствуют себя как дома, они здесь выросли. А ОМОНовцам горный рельеф, несмотря на все учения, все еще в диковинку. Значит, необходимо изобрести маневр, который поставит бандитов в тупик и выбьет у них инициативу, пусть на первое время.

И он углубился в карту, хотя и знал ее практически наизусть.

По действиям бандитов майор понимал, что в лице командира боевиков ему противостоит хитрый и коварный, а главное — сильный противник.

Школа окружена, она находится в кольце врагов. Значит, при попытке вырваться первая задача — прорвать это кольцо. В каком месте оно наиболее слабое?

Прикинув по интенсивности огня, который вели боевики, майор Геращенко пришел к выводу, что узкая лощина, ведущая на запад, считается ими наиболее безопасной в смысле прорыва ОМОНовцев, а потому здесь должно быть и меньше всего горцев. Ну, в самом деле, не полезут же русские прямо в звериное логово?!

А вот он и ударит в это место и прорвется в лощину! Надо, правда, еще подготовить добровольцев и сформировать группу прикрытия, но это уже детали. Главное — продумать дальнейший маршрут.

Свернуть в сторону, пройдя лощину, не удастся — бандиты наверняка перекроют все тропинки. Подниматься вверх, в горы, — бессмысленно, это означает самих себя загнать в ловушку, похуже этого здания. Ловушку, из которой нет выхода.

Они не раз бывали в лощине во время учебного поиска, это знакомство может сейчас очень пригодиться.

Майор на несколько мгновений прикрыл глаза, стараясь отрешиться от звуков стрельбы и взрывов, выкриков и ожесточенного мата бойцов. В памяти всплыла узкая каменистая лощина, ведущая в горы. Правая сторона ее упиралась в почти отвесную стену, на которой даже цепкая трава и кустарник не могли удержаться.

А вот слева…

В одном месте слева был обрыв.

Бойцы, поглядывая вниз, называли это место пропастью. И, конечно, никому не приходило в голову сделать попытку спускаться туда, даже в порядке тренировки.

Чем больше думал майор Геращенко об оптимальном направлении прорыва, тем более утверждался в мысли, что путь из лощины вниз — единственная возможность вырваться из смертельных тисков, в которые они попали.

Он аккуратно сложил карту, спрятал ее на груди. Теперь необходимо заняться группой заслона. Практически все они — смертники, но он знал своих ребят и не сомневался, что желающих найдется немало — больше, чем необходимо.

Майор не ошибся.

Первым, кто выразил согласие занять рубежи прикрытия, был Иван Овсиенко…

— А страшно было? — спросил в этом месте внимательно слушавший рассказ Матейченков.

Иван на несколько мгновений прикрыл глаза, словно припоминая последние минуты сражения в осажденной школе, и негромко произнес:

— Страшно, товарищ генерал.

— Рассказывай дальше.

К этому моменту совсем стемнело.

Небо, в отличие о прошлой ночи, было затянуто облаками, луна показывалась лишь изредка.

План майора был таков: по его сигналу, неожиданно для противника они разрушают импровизированную баррикаду, преграждавшую вход в школу, и прорываются по территории лагеря в сторону лощины. Добираются до рва и колючки.

С собой берут доски от баррикады, чтобы как можно быстрее, без помех перебраться через ров.

— Боевики были ошеломлены, — рассказывал Овсиенко генералу, дожевывая очередной бутерброд. — Они, видимо, сами готовились к очередному и последнему штурму здания и собирались с силами. Огонь немного затих, бандиты перестраивали боевые порядки… А тут мы мигом разобрали баррикаду и ринулись на них, как скаженные…

— Все вместе?

— Нет, товарищ генерал. Нам майор заранее растолковал, где чье место, кто какую боевую задачу выполняет. И направление общее определил, чтобы не разбежались, как овцы по загону.

— Ты на каком месте был?

— В первой пятерке.

— Почему? Ты ведь в группе прикрытия?

— Все верно. Но мы тащили доски от баррикады, чтобы сразу положить их через канаву.

— Бежали кучно?

— Упаси бог. Рассеялись, чтобы нас одной пулеметной очередью не покосили. И потом, снайперы у чеченцев больно зловредные. Метко стреляют, паразиты.

— Знаю, — кивнул генерал.

— Моего лучшего друга убило, когда рядом бежал со мной… Он тоже входил в группу прикрытия… Пуля снесла ему полчерепа — разрывная, что ли… Я прихватил и его доски.