Появление Сесса - Дорин Тови

Как, видимо, и гризли. До сих пор они там на редкость многочисленны, и считается, что они видят в людях законную добычу. Считается, что они приобрели вкус к человечине и, сохраняя память об отсутствии сопротивления в типи, утратили страх перед человеком. Возможно, что и так. Гризли живут до сорока лет, и медвежата могли воспринимать от матерей это отсутствие страха. Однако постепенно эта особенность сошла на нет, и история ее возникновения забылась. Теперь в районе Ярроу о ней редко кто вспоминает. Кроме случаев вроде того, когда Бейб оказалась между медведицей и медвежатами.

У одного из ее соседей долго болела корова. Хозяин пичкал ее всякими снадобьями, а когда корова все-таки сдохла (ярдах в двухстах от пограничной изгороди Бейб, так что труп был виден из ее окна), он не потрудился убрать тушу, так как она ни на что не годилась.

Ну и, конечно, явились гризли — крупный самец, другой поменьше и медведица с двумя полувзрослыми медвежатами. Кормились они неизменно в этом порядке. Горе тому медведю, который попытается опередить того, кто больше и сильнее его. При нормальных обстоятельствах, сказала Бейб, они уничтожили бы тушу в один присест, но, по-видимому, мясо сильно отдавало лекарствами. Во всяком случае, они проглатывали кусок-другой и уходили. Продолжалось это около трех недель. Затем самцы ушли, так как от туши уже мало что осталось, однако медведица все еще приводила медвежат, чтобы они могли играть с костями в нападение и учиться дракам.

Бейб за свою жизнь наблюдала поведение многих медведей, но такого случая ей никогда больше но выпадало. Медвежатам, рассказывала она, было года два, и они словно бы постоянно затевали драки. Мать некоторое время терпела, а затем начинала раздражаться и награждала их оплеухами, да такими сильными, что они еле удерживались на ногах, удирали в куаы и плакали там, словно дети. Затем вылезали, бодро бежали за мамкой, явно решив начать новую жизнь, — пока не забывались и не затевали новую ссору, после чего опять получали оплеухи. Они ей явно надоели. Подошло время им начать самостоятельную жизнь, а ей вновь спариться, о чем, пока при ней оставались медвежата, и думать было нечего: медведь убил бы их. Но они упрямо шли за ней, и, конечно, она стала бы защищать их ценой жизни. Она просто хотела, чтобы они стали самостоятельными, перестали вечно ссориться и допекать ее.

Все это время Бейб вела обычную жизнь. Даже когда пять медведей регулярно навещали тушу у самой ее изгороди, она уезжала на грузовичке, ходила за дровами, приносила зелень с огорода. По ее словам, она их не интересовала. Вероятно, они привыкли видеть ее у хижины и не считали опасной. Единственное, за чем она следила, выходя наружу, — с медведицей ли медвежата.

А потом пришел день, когда она пропалывала грядки на самом берегу ручья, полагая, что медведи вообще не пришли, и вдруг услышала плач медвежат, подняла голову — и увидела их на откосе справа от себя… Они будто одержимые звали мамку, и та, к ужасу Бейб, появилась на том берегу ручья, слева от нее. Бейб решила, что ей пришел конец. Но тут медведица посмотрела на нее, посмотрела через ее голову на медвежат… и неторопливо удалилась в лес, предоставив их самим себе. Она, видимо, понимала, что Бейб ничего плохого им не сделает, а если попробует их украсть (именно этого как будто постоянно опасаются все медведицы-матери), то и на здоровье! Ей они до того надоели, что Бейб может присвоить их, если ей так уж это приспичило.

В другой раз у ручья Бейб довелось увидеть украденного медвежонка. По-видимому, материнский инстинкт у медведиц крайне силен, и, хотя у них есть свои медвежата, они готовы забрать чужого медвежонка, если представится случай, — даже подраться с его матерью, лишь бы отнять его. К несчастью, тут действие инстинкта прекращается. С украденными медвежатами они обходятся много хуже, чем с собственными, и ведут себя с ними как мачеха с Золушкой. Украденного медвежонка, сказала Бейб, всегда можно узнать, такой у него заморенный вид по сравнению с родными отпрысками медведицы.

А потому, когда однажды по каньону проследовала процессия из медведицы-гризли, двух крепких веселых медвежат и третьего, который плелся позади и все время норовил отстать, Бейб сразу поняла, что третий похищен. Такой у него был растрепанный вид… Да и эти его попытки потеряться… Вероятно, его родная мать все еще шла следом за ними. Но его новая мамаша время от времени возвращалась к нему, грозно ворча, и награждала его оплеухой, чтобы он поторопился. И медвежонок бежал вперед, плача еще громче.

Она ему помогла бы, сказала Бейб, будь у нее хоть малейшая возможность. Она наблюдала за ними с верхней тропы. Но закричи она или швырни камень, медведица ринулась бы на нее, ведь медвежата были еще совсем маленькими. А потому процессия удалилась. Спустилась в узкий овражек с очень крутыми сторонами, выбралась из него… Близнецы бодро вылезли следом за матерью, но третий, очевидно, решил, что в овражке очень удобно потеряться, и снова замешкался. Но, увы, ни малейших шансов у него не было. Медведица тут же вернулась и, стоя на краю, объяснила, что с ним произойдет, если он не поторопится. И он явно решил послушаться, но, не последовав сразу за остальными, теперь не знал, как выбраться из овражка. Он запаниковал, рассказывала Бейб, карабкался, срывался, но, подгоняемый ужасом, наконец все-таки перевалил через край. Медведица шлепнула его, он помчался по тропе, она, порыкивая, следовала за ним. И тут они исчезли из вида. Бейб сказала, что минуту спустя услышала треск в лесу, и с надеждой подумала, что его родная мать все еще держится поблизости от них.

Такой поразительный случай! Но Бейб всю жизнь провела в Скалистых горах и навидалась всякого. Как-то раз, ведя наблюдение за птицами, она наткнулась на огромную дыру под скалой… и тут же поспешно ретировалась, сообразив, что это — медвежья берлога и медведь благоустраивал ее совсем недавно. А как-то раз — она вспоминала о них с большой нежностью — ей довелось приглядывать за парой медвежат-гризли.

Случилось это еще в те дни, когда был жив ее муж и они работали проводниками геологической партии. Медведь повадился таскать мясо из кухонной палатки прямо позади их палатки, и ее муж, услышав ночью шорохи, приподнял задний клапан и — увидел прямо перед собой огромную лапу, вооруженную стальными когтями. И он застрелил медведя (тот ведь приходил каждую ночь и мог стать очень опасен), лишь потом обнаружив, что это была медведица. Причем с медвежатами, как стало ясно, когда утром они услышали жалобный плач на склоне за их лагерем. Видимо, она оставила их в кустах, когда отправилась на грабеж, и они все еще ждали ее там. Испуганно звали, чтобы она вернулась из лагеря — они знали, что она ушла туда, но не осмеливались выйти из убежища, где она их оставила, — ведь медвежат приучают к беспрекословному послушанию.