Путь-дорога фронтовая - Сергей Вашенцев

Кто бывал в Молдавии, тот, вероятно, обратил внимание не только на роспись стен, но и на печки, похожие на замки с островерхими башенками. Печи бывают такими большими по размеру, что на них умещается небольшой низкий столик, бывает, что здесь вся семья обедает. И в каждой хате печь своего фасона и своя особенная роспись стен, все зависит от фантазии хозяина и хозяйки.

— Скажите, пожалуйста, — спросил председателя Петр Петрович, — чем еще славится Молдавия, кроме такой удивительной живописи? — показал он рукой на степы и потолок.

— Спасибо! — сказал председатель, приведя в недоумение Петра Петровича.

Петр Петрович вопросительно глядел на него.

— Вино! — показал председатель сначала на потолок, где нарисован виноград, потом на бутылку с вином, очевидно, желая пояснить, что Молдавия славится вином и что вино делается из винограда.

Петр Петрович охотно закивал головою.

Когда же все бутылки на столе были опорожнены, молдаване затеяли какую-то любопытную игру. Один из них взял пустую бутылку, положил ее на стол и стал крутить. Бутылка остановилась. Тучноватый молдаванин, на которого указывало горлышко бутылки, поднялся из-за стола и вышел. Вскоре он вернулся, неся кувшин вина.

Вино выпили и стали опять крутить бутылку. Она указала на хозяина хаты, он вышел и вернулся еще с кувшином вина.

Артистов заинтересовала игра.

— Мы тоже хотим принять в ней участие, — сказал Петр Петрович. — Я надеюсь, что здесь можно купить вина.

— Нет продажа, — сказал председатель. — Немец кушай, румын-офицер кушай. Мало-мало спряталь, — он хитро прижмурился и показал на батарею бутылок.

Так артистам и не пришлось принять участие в игре, а она все продолжалась и продолжалась, пока Петр Петрович озабоченно не проговорил:

— Надо ехать!

Катенька и Иван Степанович поддерживали его. Но всем почему-то трудно было подниматься с мест.

Да и самому Петру Петровичу тоже не хотелось уезжать. Ему нравилось здесь все — нравились молдаване, так радушно встретившие их, нравилось угощение, вино, нравились то веселые, то печальные песни, которые вдруг возникали за столом, нравился непонятный язык, раскрашенные стены хат, женщины, прислуживавшие гостям, нравились детишки, сновавшие по хате или глядевшие с громоздкой, похожей на дворец, печки…

Вот так они и ехали от села к селу, направляясь к румынской границе, и почти везде шел праздник. Артисты старались уйти от соблазнов. Время от времени им все же приходилось останавливаться, чтобы покормить и попоить лошадей, и каждая остановка приводила в какую-нибудь хату. Правда, такого обилия, как в первой деревне, они уже более нигде не встречали. Часто им приходилось довольствоваться одной мамалыгой, разрезаемой ниткой вместо ножа, потому что население до нитки ограбили отступавшие немецкие войска.

Кое-где в селах артисты видели наших солдат, остановившихся на привал. И тогда всю ночь по улицам села раздавались русские, украинские и молдавские песни.

Румынская граница приближалась.

Глава девятнадцатая

Наконец добрались и до границы. С грехом пополам, но добрались. Река Прут. Петр Петрович с удивлением поглядел на нее.

— Такая небольшая речка, а разделяет две страны! — покачал он головой.

У временного деревянного моста советский часовой-пограничник попросил артистов предъявить документы. Проверив командировочные предписания, он откозырял и разрешил ехать дальше. Такой легкий переход границы не устраивал Петра Петровича и даже встревожил его. Он подумал, нет ли тут какой-нибудь ошибки.

— Послушайте, — спросил он пограничника, — а не встретятся ли у вас затруднения на той стороне? Ведь мы не имеем заграничных паспортов.

— На время войны заграничные паспорта отменяются, — авторитетно разъяснил пограничник.

— Смотрите, дорогой! Не вышло бы недоразумений. А вдруг нас не выпустят оттуда? Вы, пожалуйста, на всякий случай запомните нас в лицо и не откажитесь подтвердить, когда мы поедем обратно.

— Попомню, — усмехнулся солдат.

Однако сомнения продолжали разъедать Петра Петровича.

— Кто их знает, — волновался он, когда ехали по мосту. — Поедем обратно, будут стоять другие пограничники. Скажут, документы у вас не те, или просрочены, или мало ли что. Нет, надо еще раз уточнить.

По ту сторону моста стоял другой наш пограничник. Петр Петрович обратился и к нему за разъяснениями.

— Объясните, пожалуйста, — сказал он, пытливо глядя в глаза немолодому старшине со шрамом на подбородке, — не нужно ли каких-либо других документов, когда мы поедем обратно? Мы, понимаете ли, артисты. Не совсем разбираемся в таких делах.

Пограничник подозрительно посмотрел на Петра Петровича и стал тщательно исследовать предписание фронта, особенно печать. При этом, отрываясь от бумаги, на мгновение переводил взгляд на Петра Петровича, как бы желая в чем-то его уличить. Петр Петрович, человек не уверенный в себе и всегда готовый признать себя виновным, сидел в коляске ни жив ни мертв.

После тщательного исследования командировочных предписаний пограничник хмуро, как показалось мнительному Петру Петровичу, жаждущему постоянных человеческих улыбок, вернул их актерам и козырнул.

— Значит, других документов для возвращения из-за границы нам не потребуется? — переспросил Петр Петрович, желая вполне удостовериться, что их пропустят обратно, а не оставят навсегда по ту сторону Прута.

— У вас предписание фронта. Этого достаточно для поездок туда и обратно, — сухо ответил, пограничник, очевидно осуждая людей, не понимающих значения воинских предписаний.

— Спасибо, голубчик, — с улыбкой поглядел на него Петр Петрович. — Теперь мы спокойны. А то знаете ли…

Лошади тронулись.

— В международных делах надо быть всегда пунктуальным, — сказал он, довольный, что все разъяснилось и рассеялись его сомнения. — Ведь тут каждая буквочка важна. Не та буква — конфликт! Такие вещи надо понимать!

Он проговорил это так авторитетно и солидно, как будто всю жизнь занимался международными делами.

— Петр Петрович — большой дипломат! — улыбнувшись краями губ, сказал Иван Степанович.

— Миленький Петр Петрович, а вам пошло бы быть посланником, — проговорила Катенька, пребывая в отличном настроении от новизны и необычности путешествия по чужой стране.

— У меня в характере есть педантизм, — не без серьезности отметил Петр Петрович, как бы давая понять, что пост посланника ему не противопоказан.

— И знание языка, — опять усмехнулся Иван Степанович.

Редкое для нашего трагического актера и неизменного скептика веселое настроение, вероятно, объяснялось теми же причинами, что и у Катеньки, а именно — новизной обстановки.

Оставив реплику Ивана Степановича без ответа, Петр Петрович продолжал обсуждение международных тем. Он высказал соображения, не лишенные интереса.

Касаясь послевоенного устройства мира, Петр Петрович заявил:

— Чтобы мир был прочен, надо запретить войну.

— А как это сделать?

— Вынести постановление и всем подписаться.

— Вряд ли капиталистические страны согласятся на запрещение войн, войны им выгодны, — заметил Иван Степанович.

— Заставить! — решительно произнес Петр Петрович и тряхнул перед собой кулаком, как бы показывая, как надо заставить.

Лошади между тем лениво волокли коляску с актерами по румынской земле. Въехали в пограничный не то поселок, не то городок. Здесь недавно шел бой. В стенах зияли большие пробоины. Крыши некоторых домов были разворочены. Оконные стекла выбиты. На улицах кучи мусора, битого стекла. Приходилось объезжать воронки от снарядов.

Потом кончились развалины городка, ленивой рысцой лошади засеменили по неровной дороге. Начались поля. Приятно грело солнце. Настроение артистов было добрым и жизнерадостным, под стать этому яркому солнечному дню.

— Представьте себе, мы едем по чужой стране, все кажется удивительным, непохожим, — мечтательно сказал руководитель бригады. — Катенька, вам, наверно, и во сне не снилось, что мы так легко попадем за границу. Вот удивится ваша тетушка, когда узнает. Иван Степанович, вы тоже, конечно, не предполагали такого случая?

Иван Степанович, выполнявший ответственные функции кучера и бдительно следивший, чтобы лошади не выкинули какого-нибудь нового фортеля, ничего не ответил на вопрос друга.

Петру Петровичу не терпелось поговорить.

— Странно! Странно! — качал он головой. — Вы только вдумайтесь: мы на чужой территории. Мы не имеем дипломатических паспортов, устанавливающих нашу неприкосновенность. У нас могут отнять лошадей, у нас на них нет никаких документов. Уж не сбились ли мы с дороги? — Он встревоженно оглянулся по сторонам.