По аллеям души - Александр Дергачев

Утром можно даже пройтись без лыж прямо по хрустящему месиву льдинок по поверхности сугроба, не проваливаясь. Но горе тебе, если наступишь на белую проплешину. Тогда точно провалишься вниз в глубину сугроба по колено или по пояс. Там снег зыбучий, плывёт из-под ног. Немного даже становится жутковато. Он легко тогда набивается за голенище к вашим тёплым ногам, жжёт их, превращается в сырость. Вы непроизвольно начинаете переступать с одной ноги на другую, ища опору. И, о чудо! С каждым новым движением вы начинаете больше и больше возвышаться над дном этого снежного водоёма.

Секрет тут прост. Снег уплотняется. Наконец, после продолжительного топтания вы оказываетесь на поверхности. Осторожно вытаскиваете одну ногу из ловушки и ставите её возможно дальше от себя на твёрдую корку шуршащего наста. Потом переносите на неё весь свой вес. Раз! Выдёргиваете и вторую застрявшую ногу! Ура! Свобода!

Конечно, чтобы потом не оказаться снова в зыбучем плену на дне, вы прокладываете свой путь по насту намного осторожнее, но всё равно рискуя.

— Господи, помоги, — вырывается из ваших уст, и он… помогает пройти ещё считанные метры. Но вы опять угодили на самый низ, потом топчете изо всех сил снег и.… выбираетесь! Вы ложитесь на живот и начинаете ползти к виднеющемуся краю предательского сугроба. Встав сначала на четвереньки, а потом уже в полный рост, оглядываетесь назад и там замечаете в насте дырки — следы от ваших ног и ныряний в снежное море.

Птицы увидели вас, смешного, в сугробе и подумали, что весна уже пришла. И давай они петь, славя нашу русскую природу!

На даче

Поздняя осень. Уже все соседи по даче приготовили свои участки к зиме, снегу, морозу и ветру. Философски чернеют перекопанные грядки, заставляя думать о настоящем, будущем и прошедшем. Крупные вывернутые комья земли на них призваны задерживать снег и влагу, делая любой зимний снегопад или метель полезными. Эти колоритные грядки замерли в ожидании весеннего прикосновения людских рук. Сюда упадут семена, а потом из них вырастут плоды для банок, сковородок, кастрюль и соусниц.

Но остался, пожалуй, последний штрих, который необходим и который мне навевает разные мысли. Это заготовка на зиму капусты.

Кочаны похожи на людские головы и стоят обычно обособленно от других растений, кажется, даже секретничают между собой. Они на даче долгожители. Для них давно остались в прошлом полёты белых бабочек с пульсирующими от ветра крыльями, трава, лейки, шланги. На них смотрят, когда они будут готовы, и по ним сверяют быстротечное летнее время. Они исключительны каждый сам по себе и очень важны. Это белая каста, сборище неприкасаемых, уверенных, плотных и богатых. Они стоят на одеревеневших кочерыжках, и потребуются огромные усилия, чтобы вырвать их из земли. Приходится нагибаться, отдавая каждой голове последние почести, и срезать-таки кочан с хрустом и какой-то жалостью. Он ухает, трещит от напряжения и, наконец, сдается, отделяясь от родного стволика.

Потом, проводя ножом у основания, заставим лишние верхние листья расстаться с кочаном. Сначала упадут самые зелёные, их цвет будет почти белым, они такие сочные, хочется срезать ещё, но стоп, достаточно.

Так и человек надевает на себя уйму одежды за всю свою жизнь, ведь ему нравится красиво одеваться. Он, как кочан, также хочет пожить подольше, быть крепким на ногах, быть исключительным, центром всего, находиться в гуще таких же неприкасаемых, уверенных и богатых. Он любит многократно сверять и тратить своё время. Ему хочется жить ещё и ещё.

Но наступает-таки и для него время «стоп». И оно скажет ему, как кочану: всё, приехали. И голова его, как кочан, полетит куда подальше.

А чёрные вывернутые земельные комья задержат для него метельную зимнюю влагу.

Кошка

Нагромождение дачных домиков. Тихие, опустевшие аллеи. Пришла осень. Нет, не та осень, когда ещё свежи воспоминания о лете, а осень первых нетающих снегов. Всё вокруг стало белым-бело, и нет пока сугробного сопротивления топающим здесь по припорошенным дорогам людям, которые оставляют за собой вереницу запутанных, последних перед стужей следов. А туда, куда попадает солнце днём, давайте будем правдивы, даже минусовой-то нет! Оазис! А, значит, всё хорошо, глянь, даже мухи здесь оттаивают и радостно летают.

Кошка осталась после скоротечного лета. Все уехали, а она нет, хотя маленький человек звал её с собой в город, плакал, снова и снова звал, но она не отзывалась, хотя была рядом в зарослях малины. Его маленькие руки любили её и гладили нежно. Разноцветные, так пока и не облетевшие осенние листья малины спрятали её тогда. Он хотел взять её в свои маленькие руки и перенести в машину, чтобы потом быть вместе в его городском каменном жилье. Он был настоящим другом для нее, понимал и видел так же, как и она, окружающий мир во всём его многообразии и глубине.

Кошка точно знала, что там ей будет хорошо. Там она будет сыта, там ей будет тепло. Она вспомнила, как весной на этой же машине приехала сюда после такой скучной квартирной надоевшей жизни. Воспоминания о высоком каменном мешке, противном корме в шуршащих пакетиках, неудобствах во всём низко прижали её там, в кустах малины, заставили молчать.

Маленькие руки держали призывно пахнущий кусочек мяса. И слышалось:

— Кис, кис!

А потом маленький человек горько плакал от своего бессилия, жалобно спрашивал у взрослых про неё, звал её опять и опять. Отчаянно, долго. Потом медленно сел в урчащую, ожидавшую его машину. Та взревела и виновато растворилась в сизом облаке, которое сама же противно натарахтела.

Её же чуть не одолела слабость, и она почти уже поддалась ей, но потом, выйдя из своего убежища, понюхала оставленное маленьким человеком мясо и виновато, медленно пошла к закрытым на зиму воротам.

Если пойти с ней дальше, то обнаружишь, что в укромном уголке ждали её котята, про которых маленький человек не знал. Она принялась ласково их облизывать.

Как же так? Вот так.

В парке

Осенний парк развлечений сегодня пустое, унылое место. Который день шуршит дождь, продолжая поливать слетевшие повсюду жёлтые листья. Они наполняются от него запахами грусти, посылая сюда своё безысходное настроение.

Дождь монотонно трудится, выливаясь из низких туч, которые нависают и не собираются никуда уходить. Они сверху маячат серыми образованиями, не пропуская никакого намёка на солнце.

В небольшом кафе с мокрыми столиками и несуразно перевёрнутыми на них стульями, стоят в ожидании тепла и солнца намокшие и давно обвисшие