Ослик Иисуса Христа - Константин Шеметов

Представим себе, что Ослик, Лобачёва и Собака Софи родились и выросли на планете Кеплер-22 в созвездии Кеплера. В воображении землян Кеплер-22 была вполне сносной для жизни экзопланетой, но в действительности всё оказалось куда более прозаичней: планета исчерпала свои ресурсы, и ослики, населявшие планету, бежали оттуда кто куда.

Суть проблемы заключалась в следующем: любое существо стремится туда, где лучше, оно всегда чем-нибудь недовольно, но и у всякого недовольства есть предел. В случае с Кеплером-22 наиболее распространённой причиной бегства были душевные страдания. Если быть точным, ослики страдали от запретов. Не все, конечно. Большинство четвероногих этих запретов даже не замечали. Те же, кто замечал – страдали: на Кеплере-22 запрещалось есть, пить и дышать.

На самом деле, воображаемая нами ситуация не нова. Тут так: или вы хитрец (и тогда найдёте себе и еду, и питьё, и воздух), или нет – и тогда умрёте мучительной смертью честного ослика. Представили? На Кеплере-22 один за другим умирали честные ослики. Они корчились в муках, судорожно бились о стену и издавали заунывные звуки.

Так же и с Россией. В представлении Генри она была Кеплером-22, а он, Наташа Лобачёва и Собака Софи – инопланетянами, прилетевшими в Лондон январской ночью 2019 года. Пройдя таможенный контроль, они удивились – сколько здесь воздуха и, надо же, всем хватает! Перелёт выдался довольно нервозным, что и понятно: не всякий ослик решится бежать, а уж долетит ли он – и вовсе дело случая.

Долетели – и хорошо, подумал Генри, забрал свою Audi со стоянки и припарковался у первого попавшегося кафе. Лобачёва и Софи не могли надышаться, воздух был чист: никто не приставал к ним, никто не орал, полицейские приветливо улыбались, а в «Старбаксе» и вовсе царила атмосфера истинной толерантности. Ослики всех пород и видов ели сколько хотели, одобрительно приветствуя друг друга, и постукивали копытами – каждый на свой лад.

Не то чтобы в Лондоне не было уёбков. Были, конечно. Но что интересно – в отличие от уёбков с Кеплера-22 эти не прославляли свою родину и не пытались никого унизить. Так же как и русские болельщики, английские уёбки тоже резвились по полной, но сразу же было ясно – резвились отстранённо, не тыча в вас и без этих шуточек насчёт ориентации и происхождения. Они и сами были не пойми какой ориентации, хорошо понимали это и придерживались «fair play». Честная игра? Ни о какой честной игре на Кеплере-22 не могло быть и речи. Что в политике, что в быту – здесь всегда побеждал хитрец. Пиздец, короче. А теперь о ресурсах.

Энергетических ресурсов на Кеплере-22 хватало. По прогнозам, ещё долгое время планета могла извлекать прибыль из минералов, но вот что касается нравственных ресурсов – тут беда. Нравственный ресурс Кеплера-22 и вправду исчерпал себя. Не помогали ни религия, ни пресловутая самобытность. Ясно, что местный Иисус Христос не справлялся. Не справлялись и президент с его Футбольным союзом.

В Audi Ослик вновь поставил альбом «Clarity» (1999) Jimmy Eat World и, дождавшись «Goodbye Sky Harbor», сделал погромче. Наташа с Софи на заднем сидении о чём-то тихо переговаривались, то и дело поглядывая через стекло и созерцая неведомую им планету. Скажем так, ослики с Кеплера-22 осматривали местность, распустив уши, и с некоторой меланхолией виляли хвостами в такт мелодии: «I am but one small instrument, do you remember that?» («Я всего лишь маленький инструмент, вы помните об этом?»).

Как не помнить? Генри сосредоточенно вёл машину. На середине пути пошёл снег. Он включил дворники. В голове мелькнул образ дворника Луазье из кинотеатра «Иллюзион».

Нет, не зря он съездил в Москву. Главный город Кеплера-22, как Ослик и рассчитывал, в целом подтвердил правомочность его «Модели крокодила». Уже после второй поездки чувства Генри значительно обострились, а вытащив из психбольницы Собаку Софи, он пусть и не съел никого, но всё ж таки порычал и даже показал зубы (довольно крепкие, надо сказать, зубы). Не говоря уже о вымирающих видах, которых он повидал там.

Репрессивная машина набирала обороты, она устрашала, но вместе с тем и вдохновляла на борьбу. В соответствии с его моделью Генри испытывал страх, под воздействием страха повторялся, а повторяясь, находил и смысл жизни, и практическую её суть, и удовольствие. Неужели он прав и повторение – как раз и есть его единственный путь к постижению мира? Ослик склонялся, что да.

Иными словами, Кеплер-22 в метафорическом плане виделся ему новым (и, возможно, заключительным) исчезновением видов. Будучи от рождения робким и застенчивым, Ослик пугался чудовищных картин, но заодно и приобретал в своём роде «адреналиновую» зависимость. Теперь уж точно Генри не отступит. Он непременно вернётся туда, и не раз. «Робость робостью, – рассуждал он, – но нельзя же до бесконечности давать себе взятки». Подобно воображаемому крокодилу Ослик не собирался оставлять без ответа ни один вопрос, а в перспективе надеялся и зубы подточить.

К счастью, Наташа и Софи мало что знали о его «крокодилах». Ослик остерегался посвящать их в свои исследования – всему своё время. К четырём утра они прибыли в Ширнесс, притормозили у моря (послушать волны), а дома немедленно улеглись спать и проспали до полудня – усталые, полные впечатлений и надежд.

В следующие несколько дней (по меньшей мере до возвращения Лобачёвой в Харьков, а скорей всего и некоторое время спустя) Ослик испытывал смешанные чувства.

Ему всё казалось, что он давно женат, у него семья и ребёнок. Он переживал до сих пор неведомую ему ответственность и как мог старался соответствовать этому новшеству. Ослик отложил дела и бóльшую часть времени проводил с Наташей и Софи. Даже не столько с Софи (он знал, что с Софи у него полно времени в будущем), сколько с Наташей. Генри познакомил её со своими друзьями, показал Ширнесский университет и провёл с десяток экскурсий по Лондону.

Софи с любопытством поглядывала на них и время от времени умилялась. По сути, для Собаки это был первый опыт приличной семьи. Её прежние родители (условные – Астахов и Яровая) не шли ни в какое сравнение с нынешними. Генри и Лобачёва явно превосходили их и человечностью и умом. Ослик же, наблюдая за Собакой, то и дело размышлял о своих маме с папой.

Папу он почти не помнил. Последний раз они виделись в далёком детстве. Поговаривали, что папа умер. Умер якобы по глупости, но деталей никто не знал. Наверное, знала мама, но если и знала, то не сказала.

Что же до мамы – она неплохой человек. Тем не менее, как и большинство её ровесников («пионеры, дети героев») мама пала жертвой всё той же госпропаганды. Время от времени они общались, но истинного понимания между ними не было. Уже далеко немолодая женщина, Осликова мама так и не прониклась западной демократией. Свободу она путала со вседозволенностью, права человека – с обязанностями, а само требование этих прав считала капризом недоумков. Она предпочитала отношения «по понятиям», избегала сложных вопросов и на всё имела простые ответы.

Честно сказать, Ослик всю жизнь стыдился маминых взглядов и единственное, о чём он мечтал – оградить её от позора (но возможно ли это?). От позора её же заблуждений (всё лучшее – советское, Путин – её «сынок», Запад – враг и так далее). Тяжёлый случай.

Так что с родителями у Генри не очень.

И всё же он нашёл выход. Со временем Ослик выбрал себе других родителей (воображаемых, конечно). В некотором роде альтернативу. Другую маму и другого папу. Мамой у него стала Валерия Новодворская, а папой – Виктор Шендерович. Пусть он немного и побаивался их (по интеллекту и силе характера они явно превосходили Ослика), но лучше так. «Страх ведь тоже – как посмотреть, – рассуждал он. – Бывает страшно от бессилия, а бывает от своей же глупости (дело поправимое)».

Ослик также надеялся, что и Софи правильно оценивает положение: она свободна и в любой момент может вернуться назад. Если вернётся – так тому и быть. В этом случае пенять будет не на кого (её родители – лучшие в мире родители, и дело с концом).

С другой стороны, ощущение семьи (столь новое для него) сильно отвлекало от привычных занятий. Ослик не мог сосредоточиться ни на лекциях, ни на научной работе, не говоря уже об увлечении искусством. Генри понимал, что продлись так и дальше – он не напишет ни строчки, утратит интерес к живописи и не выручит ни фунта за андроид. Фактически, под угрозой стояло его будущее – Ослик рисковал потерять вдохновение и уже никогда не закончить своих опытов. А так хотелось бы. Нет, правда, уж очень ему хотелось довести до ума не столько даже андроид (пингвины, крокодилы, страх – основа эволюции, повторение – мать учения), сколько себя.

К тому же, как учёный он просто обязан доказать (или опровергнуть) свои безумные предположения. Ведь одно дело мысленный опыт (Кеплер-22), а другое – реальный эксперимент.