«Если», 2011 № 04 - Журнал «Если»

— А можно «Модную женщину»? — замирая, спросила Элька.

— Что? Какую модную женщину? Ты о чем?

— Ну, чтобы из журнала… из «Модной женщины». Тоже. Светописцев.

— Можно. Светописцев. Телефонируй туда, Калеб, нумер хоть знаешь?

— Найду, — сказал Калеб, не переставая стучать на машине.

Элька воображала себе всякую роскошь: ковры, фарфоровые вазы в человеческий рост, полосатые гнутые диванчики (они, Элька знала, называются козетками). А тут, ну, правда, две комнаты, но ничего особенного. Как будто у них в гостинице, только паркет блестит и в гостиной целых два стола — письменный и обеденный, правда оба маленькие. А вот дальновизора не было, он, наверное, стоит в общей зале, подумала Элька. Или в столовой.

Окно, забранное причудливой решеткой, выходило в сад, там сквозь голые ветки просачивались косые солнечные лучи, на клумбах лежали клочья подтаявшего снега, сквозь них пробивались упрямые фонарики крокусов… Она положила свой узелок с бельем и шляпку на кожаный диван, заглянула в платяной шкаф (он был пуст) и от скуки в книжный — там стояли книги в строгих коричневых переплетах, все одинаковые: когда Элька наугад вытащила одну, то оказалось, что она на непонятном языке и даже без картинок. Она еще немножко послонялась по комнатам, но делать было решительно нечего, а спать не хотелось. В саду солнце, и птицы охорашиваются на ветках, а она сидит тут как дура.

Она натянула жакетку и направилась к двери. Однако дверь оказалась заперта снаружи.

Элька шмыгнула носом и растерянно огляделась.

Потом нахлобучила шляпку, повязала ленты под подбородком, уселась на диван, сложила руки на коленях и стала ждать.

Тени успели передвинуться по вощеному паркету и заполнить почти всю комнату, а медовый свет за окном погас, но Элька по-прежнему сидела неподвижно, уставившись в одну точку. Сами собой зажглись на стенах электрические рожки, из-за чего за окном сразу потемнело, и Элька видела свое отражение в оконном стекле, оно плавало поверх черных веток. До чего ж у нее глупый вид в этой шляпке!

Наконец за дверью послышались скрип колесиков и звон посуды, потом ключ повернулся, и Калеб вкатил в комнаты столик с блестящими серебряными судками, из-под крышечек шел пар, а булки, развалившись на салфетках, пахли так, что Элька опять шмыгнула носом.

— Кушайте на здоровье, барышня, — сказал Калеб и стал у дверей.

— Ваше высочество, — сказала Элька.

— Что?

— Если герцог мой папка, то я ваше высочество, нет?

— Нет, — честно сказал Калеб, — вы просто побочный отпрыск. Но, полагаю, его светлость присвоит вам какой-либо титул.

— Ага. — Да если бы Элька знала, что тут с ней так будут обходиться, ни в жизнь бы не согласилась плыть в столицу. — Побочный отпрыск. Но ты, Калеб, меня на ключ не запирай. Небось не тюрьма.

— Это исключительно для вашей безопасности, барышня, — уверил Калеб, и Эльке было видно, что он врет, — пока вы не освоились. Так что кушайте и не волнуйтесь. А как поешьте, извольте ознакомиться с этими бумагами. Там написано, что вам завтра отвечать на вопросы прессы. Вам следует заучить это наизусть, чтобы не было затруднений. Вы читать умеете?

— Умею, — сказала Элька задумчиво, — только я могу и сказать, что ошибка вышла. Что никакая я не побочный отпрыск, а папка мой Йонас, утонул в море, когда я маленькая была.

— Послушайте, барышня… — неуверенно сказал Калеб.

— Госпожа Электра, — Элька поправила шляпку.

— Госпожа Электра… у меня есть распоряжение…

— Если меня сейчас же не выпустят отсюда, я им завтра такого наговорю… Скажите папке, я отменяю аудиенцию.

Каждый раз, когда она говорила «папка», Калеб чуть заметно морщился, и Эльке это было приятно.

— Вы что отменяете?

— Аудиенцию, — холодно сказала Элька, — когда из всяких газет приходят и спрашивают вопросы. И из «Модной женщины».

— Это называется пресс-конференция, — вздохнул Калеб, — пресс-конференция, не аудиенция. Ну, зачем вам в сад? Там же холодно.

— Потому что я так хочу, — Элька туже затянула бант под подбородком. — Я привыкла гулять перед обедом, ясно вам?

— Остынет же, — безнадежно сопротивлялся Калеб.

— Так подогрейте, — распорядилась Элька и, подняв голову, прошествовала мимо. Проклятая шляпка опять за что-то зацепилась полями и из-за этого съехала ей на одно ухо, но Элька сделала вид, что не заметила.

Солнце ушло, и крокусы погасли: в саду было решительно нечего делать. Элька нарочно загребала новенькими ботинками, чтобы гравий громче шуршал, а Калеб шел позади, темной неприметной тенью. Ей теперь и гулять нельзя будет без сопровождения?

Мамка сейчас, наверное, с близняшками у дальновизора смотрит новости, подумала она, ждет, что покажут Эльку.

Может, хвастается перед близняшками, говорит, что вот-вот, боится отвести глаза хоть на миг. А Эльки в дальновизоре все нет и нет.

Она порывисто вздохнула. Ничего, завтра придут из всяких газет, везде будут ее портреты, и дальновидение, наверное, приедет.

За размышлениями она не обратила внимания на шум подъезжающего экипажа и лязг открывающихся и закрывающихся ворот. Но когда на дальнем конце дорожки появилась высокая бледная женщина в меховой жакетке и шляпке, Элька сразу ее узнала, потому что она-то как раз в дальновизоре выглядела точно так же. Женщина вела за руку бледную девочку в меховой горжетке и шляпке.

И их никто не сопровождал.

Элька с минуту поколебалась, кусая губу, потом решительно вздернула голову и пошла к ним, но Калеб, догнав ее, схватил за плечо. У него была очень сильная хватка, Элька не могла вырваться и лишь пыхтела.

— Что тут происходит, Калеб?

— Прошу прощения, ваша светлость. Это призванная ко двору девица Яничкова.

Калебу было неловко, подумала Элька, потому что он не знал, как ее представить.

— Ну, так отпусти ее, — раздраженно сказала женщина, — зачем ты ее схватил?

— Она только сегодня прибыла, — пояснил Калеб, — еще не знает, как себя держать.

— Знаю я, как себя держать, — огрызнулась Элька и выдернула локоть из лапы Калеба, — я только…

Она бессознательно оправила растрепавшуюся косу; от женщины так пахло духами, она была такая шикарная, а рука в перчатке, обнимавшая девочку, такая тонкая, что Элька почувствовала себя грубой и неуклюжей. И девочка тоже бледненькая и худенькая, точно лесная дева. У них в столице плохой воздух, что ли?

— Я только хотела сказать, — она набрала воздуху, — вы не серчайте, он же тогда еще холостой был, а потом и ни разу не виделся с моей мамкой, вот честное слово.

— Ты о чем? — Женщина смотрела мимо Эльки, и Эльке даже захотелось оглянуться, чтобы тоже поглядеть, что там такое. — Ах, да…