Новопотемкинские события - Сергей Карамов

– Безобразие! – простонал почти Топтыгин раздраженно сжимая пальцы рук в кулаки. – Я вот тоже в отместку вам сообщу последний депутатский проект или предложение.

– Интересно.

– Хотят построить в центре нашего города памятник кошке, как вам это понравится? Депутаты партии «Единое Новопотемкино» изъявили желание видеть в центре города памятник кошке Горемыкова!

– Но ведь не голосовали за это?

– Голоса будут, будут, – грустно ответил Топтыгин, – и будет он стоять в центре Новопотемкино.

– Кто?

– Памятник. Памятник кошке! У нас в городе нет памятников Гоголю, Пушкину и еше многих деятелям, а пямятник кошке Люське будет стоять! И надпись там напишут: «Преданной кошечке Люсечке от преданных поклонников мэра Горемыкова».

– Такова наша фантасмагоричная действительность, – только и вымолвил Алексей, садясь с Топтыгиным в машину.

Писаренко, оставшись один в кабинете, некоторое время просидел в задумчивости. Почему-то слова мэра об отсутствии у него души не выходили из памяти. Раздавшийся робкий стук в дверь отвлек Писаренко от грустных мыслей. Он застыл, обреченно глядя на дверь.

Стук повторился.

– Савва Никитич, к вам рвется посетительница, – сказала секретарша, чуть приоткрыв дверь, – можно ей войти?

– А по какому вопросу?

– Я по поводу капремонта, – бодро ответила старуха, услышав вопрос директора РЭУ.

– Ну, пусть заходит, – распорядился Писаренко, вздыхая.

Дверь распахнулась, раздался стук деревянной трости, которую держала в правой руке вошедшая старуха с морщинистым лицом. Сделав несколько шагов, она остановилась, охая и часто дыша, будто только что пробежала стометровку.

Посетительница была одета очень скромно: белый чепчик на голове, белая простая кофточка без всяких рисунков и изысков, коричневую длинную юбку ниже колен, поношенные черные сапоги, плохо очищенные от грязи.

После короткой паузы Писаренко нетерпеливо спросил ее:

– Ну, чем обязан? В чем дело?

Старуха в ответ шумно вздохнула, укоризненно покачав головой:

– А ты мне, милок, даже сесть не предложишь?

– Ну, садитесь. Только мне тыкать не надо, давно не мальчик.

Усевшись, старуха неторопливо осмотрелась вокруг, после чего заключила:

– Неплохой у тебя кабинетик, милок! Хорошо начальнику живется, как я посмотрю.

– Я вам не милок! – раздраженно бросил Писаренко. – Что вы хотите?

– Чего я хочу? – ответила старуха, внимательно смотря на помрачневшее лицо директора. – А хочу, чтобы ты занялся капремонтом нашего дома, улица Октябрьская, дом 17.

– Ясно, но…

– Послушай меня, – продолжала старуха, – ведь не было капремонта у нас лет пятьдесят.

– Точно пятьдесят лет? И никак не меньше?

– Да.

– А год назад двери вам не меняли? А в этом году один балкон не укрепляли?

Старуха усмехнулась:

– Милок, ты чего-то путаешь микроскопический ремонт, где работы на часа два, с капремонтом всего нашего дома?

Раздраженный директор РЭУ стукнул кулаком по столу, повышая голос:

– Так, я ничего не путаю, ясно? И нечего мне говорить с усмешкой: «милок»! Савва Никитич меня зовут.

– Да, Савва Никитич.

– И я лучше знаю, где и когда, в каком районе города следует проводить ремонтные работы. Если есть жалоба, всё должно быть в письменном виде.

– Оно как же, бумага – двигатель прогресса, – моментально согласилась старуха, кладя на стол свое заявление.

– Что это?

– Заявление с подписями жильцов нашего дома.

– Ну, всё?

– Что всё?

– Ну, еще есть вопросы ко мне? – спросил Писаренко, даже не взглянув на заявление.

– Какие могут быть другие вопросы, если нет ответа на вопрос о капремонте? Только этот у меня…

– Всё ясно, бабуля, вы свободны! – резко перебил ее Писаренко, кладя заявление в папку.

– Но…

– Всё, мы разберемся!

– Да?

– Да, разберемся, создадим ответственную комиссию, которая займется вопросами капремонта домов нашего города. Всё?

Короткая пауза.

– Всё, я занят… Да, занят, очень занят!

Старуха не двигалась.

– У нас будет скоро депутатская комиссия, мы разберемся. Всё!

Неспеша старуха встала, снова шумно вздыхая:

– Да-а, милок, зазнался ты, как погляжу.

– Что-о?!

– Зазнался ты… Души у тебя нет!

– Чего нет?

– Души…

– Почему это нет.

– А вот так: нет! Нет у тебя души! – повторила старуха, тряся указательным пальцем и неодобрительно смотря на директора. – Жиром ты оброс, народа не поймешь, толстокож слишком… Души у тебя нет! Ох-хо-хо!..

Писаренко молчал, не желая даже отвечать старухе и смотреть в ее сторону.

Старуха, выходя из кабинета, успела обронить одну фразу, которую Писаренко хорошо запомнил, постоянно проговаривая потом про себя:

– Вот у тебя в кабинете весы стоят в углу. Проверь-ка ты свой вес, может, душу свою потерял и стал меньше на двадцать один грамм?

Старуха вышла, хлопнув дверью. А Писаренко встал, подошел к весам, решив взвеситься.

Взвесившись, он повернулся к столу и застыл от неожиданности: за столом восседал неизвестный, не двигаясь и насмешливо наблюдая за ним.

– Кто… кто вы? – вырвалось у Писаренко.

– А так ли это важно?

Голос у неизвестного показался директору РЭУ очень знакомым, будто говорит он сам с собой.

«Но такого не может быть! – подумал Писаренко, подходя поближе к столу и вглядываясь в незнакомца. – Как он проник в мой кабинет и я не услышал? И кто он? Чего-то лицо его и голос очень знакомые… Да и костюмчик похож на мой… Ой, может… нет, вздор, нелепица одна, как погляжу…»

После минутного оцепенения Писаренко с удивлением обнаружил, что незнакомец точь в точь копия его самого: то же покрасневшее лицо, то же грузное тело, тот же недовольный взгляд; приглядевшись, он с ужасом заметил полное сходство и в одежде: тот же синий в белую полоску костюм, тот же черный галстук, та же белая рубашка.

– Как вы попали сюда? – спросил Писаренко. – Я сейчас никого не принимаю. И садиться за свой стол ни…

– Я – ваша душа! – последовал короткий ответ незнакомца, который еще более напугал директора РЭУ.

Первой мыслью, пришедшей в голову Писаренко, было вызвать секретаршу и милицию, но потом он вспомнил, что в коридоре томятся в долгом ожидании встречи с директором многие посетители, а шума он не хотел, как и насмешек над собой за спиной. Поэтому решил пока обойтись без посторонней помощи, хотя и побаивался незнакомца – ведь не думал, что может говорить с какой-то душой, даже и со своей собственной; наверное, как раздумывал Писаренко, он говорит с каким-то сумасшедшим, неизвестно каким образом попавшим в его кабинет.

– Простите, кто вы? Уточните…

– Вам только что стало известно, что души у вас нет, – терпеливо объяснял незнакомец, – вот поэтому, если обо мне вспомнили, я и явился сюда.

– За… зачем? Почему вы похожи на меня, одеты, как я?

– Почему?

– Да, почему? Словно моя копия?

– Я – душа ваша, которая многие годы обитает без вашего тела! – укоризненно стал объяснять незнакомец, не двигаясь и пристально смотря на испуганного Писаренко. – Душа должна находиться в теле каждого человека до его смерти. После смерти душа покидает тело, но в данном случае (говорю о вас) душа преждевременно покинула тело, раз человеку не нужна душа и он совершает поступки, не угодные душе!

– Что за чушь?..

– Это совсем не чушь, поверьте мне! – убеждал Писаренко незнакомец. – Поверьте… Душа должна быть у каждого человека, но у вас она существует вне тела вашего… Пока…

– Пока?

– Да, пока он, то есть вы, не поймете свою ошибку, что жили не так…

– Бред какой несете! – возмутился Писаренко, но незнакомец продолжал:

– Вы должны понять свою сложившуюся натуру, желавшую лишь получать деньги, разные награды, развлечения, ничего не делая для людей, не помогая ничем им даже на своей работе!

– Чушь! Не может этого быть! – возразил Писаренко, нервно прохаживаясь по кабинету. – И что тогда мне делать с моей душой? Ходить вместе на работу, да? Вдвоем с вами, чтобы все видели не одного, а сразу двух Писаренко, двух начальников?.. Зачем мне моя копия?

– Гм, я лишь временно как бы ваша копия, – ответил незнакомец, – если вы осознаете свой противоестественный образ жизни, свои пагубные привычки, то я вселюсь в ваше тело. И двух копий Писаренко больше тогда не будет, уверяю вас, уж не беспокойтесь.

– Правда?

– Уверяю вас, но я вселюсь в ваше тело только в том случае, когда пойму, что вы осознали свой неправильный образ жизни и исправились.

– Не понял.

– Ну, хотя бы, когда увижу, что хотите жить по совести, хотите исправиться.

– Ой, а я так мечтал всю жизнь с таким сумасшедшим встретиться! – попытался усмехнуться Писаренко.

– Вы упорствуете? Не хотите меня понять?

– Давайте так, – предложил Писаренко, прекращая ходить по кабинету, – я даю вам слово исправиться, а вы сейчас испаряетесь из моего кабинета точно так же неожиданно, как и появились.